— Потанцуем? — спросила она и, получив утвердительный кивок, решила выяснить у меня с напрасным беспокойством: — Ничего, если мы ненадолго оставим тебя одного?

Я не старался скрыть улыбки: пьяные люди часто ведут себя необычно.

— Все в порядке. Смело идите.

Отодвинув стакан с коктейлем, я взял вместо него апельсиновый сок.

К моему величайшему изумлению, никто из них даже не заметил, что на мне новый костюм. И уж тем более прокушенную губу. Возможно, виной тому был царящий в зале полумрак, но, скорее всего, это просто в очередной раз доказывало способность людей не замечать то, что не относится к ним самим. Зачастую так и происходит: каждому кажется, будто весь мир вращается только вокруг него, тогда как на самом деле каждый из нас является центром своей собственной Вселенной и до других ему нет никакого дела.

Я откинулся на спинку дивана, осторожно пережевывая необычное сочетание ананаса с дыней и стараясь не тревожить губу. Завтра выходной и я планировал наконец-то встретиться с Мэйли, чтобы сходить куда-нибудь вместе. Главное только не в кино, а то у меня и так уже крыша едет. Например, ни с того ни с сего вдруг подумалось, а не проделывал ли Лонг уже с кем-нибудь подобное? Помнится, он говорил, что для него такие отношения впервые, но я уже ни в чем не был уверен. Кроме того, что хотел бы быть если не единственным, то уж точно последним. Это было слишком самоуверенно и эгоистично, но мне оказалось почти физически тяжело представить его с другим мужчиной, тогда как подсознание вполне нормально воспринимало мысли о нем с другой женщиной. Если бы только в себе можно было также легко разобраться, как разложить на детали детский конструктор.

Совсем близко кто-то прошел, и я вздрогнул от неожиданности, отвлекшись от тревожных раздумий. Спустя мгновение напротив уселся Лонг, и меня посетил приступ радости, как до этого Мию, вот только я не считал себя настолько пьяным, чтобы восторгаться абсолютно всем вокруг. Вот она — причина моих невесёлых размышлений, и она же проблема.

Благодаря отсутствию пиджака, который исчез вместе с Камиллой, ничто не мешало разглядывать накаченное тело Дензила: плотно обтянутые рубашкой плечи, грудные мышцы и пресс, особенно когда он положил руки на спинку и закинул ногу на ногу. Все портило скучающее выражение лица и непроглядная тьма в глазах, за которой было невозможно разглядеть очертания мыслей. Как в темной комнате, где выключили свет и не разобрать контуры предметов, пока зрение не перестроится. Поэтому мне оставалось только догадываться, о чем он думает. И ждать любой подсказки.

Глупо, но я вдруг отчаянно захотел привлечь его внимание, но что бы я сейчас не сказал — он не услышит. Можно было попробовать пересесть, но что-то мешало — то ли дурацкая гордость, то ли детское упрямство. Не спорю, я не подарок.

— Добрый вечер, — к нам подошел официант и обратился прямо ко мне: — Прошу принять это в качестве подарка от хозяина нашего заведения. — Он поставил на стол наполненное льдом прозрачное ведерко с бутылкой, в каждом кубике замороженной воды прятался маленький бутон розы.

В памяти услужливо всплыла виденная ранее в меню цена шампанского в размере пяти тысяч долларов. И пока я соображал, как бы повежливее отказаться, парень ловко откупорил бутылку и наполнил два из выставленных на столе фужера пузырящимся напитком. Закончив, он закрыл ее специальным наконечником и, вежливо пожелав нам приятного вечера, растворился в толпе.

Дензил лениво взял один из бокалов, покрутил в пальцах и, ядовито ухмыльнувшись, отсалютовал мне, заставляя пожалеть о таком внимании — не этого я хотел еще полминуты назад. Его карие глаза смотрели на меня холодно и оценивающе, поднимая внутри целую бурю. И мне показалось, что я больше никогда не смогу согреться. Запрокинув голову, он опустошил бокал в один глоток и, вытянув руку, отпустил. Упав на пол, тот разлетелся на осколки.

Нахмурившись, я уже почти приготовился встать, но меня опередила девушка, в которой я смутно узнал героиню того самого фильма про вампиров и оборотней, где Лонг параллельно снимался. Бесцеремонно взяв за руку, она потянула его за собой, уводя прочь. Я проводил их глазами, ощущая на языке неожиданно горькое послевкусие. Так странно, почти нереально, но меня накрыло грустью и ощущением потери. И пришлось честно себе признаться, что ничего еще не закончено. Между нами что-то происходило, и вопреки своему желанию я был не в силах этому сопротивляться.

* * *

Весь выходной прошел как в тумане. Меня не отпускали воспоминания и настойчивые мысли, словно навязанные кем-то посторонним. Даже Мэйл заметила, что со мной что-то не так, и простодушно поинтересовалась — уж не влюбился ли я, чем едва не вызвала у меня микроинфаркт. Самое забавное, что все мои объяснения выглядели до комичного неправдоподобно, скорее, доказывая, нежели опровергая ее предположение, хотя я-то точно знал, что дело не в любви. Разве я мог влюбиться в кого-то столь неподходящего, в ком меня бесило почти все, да еще в мужчину? Эта мысль выглядела слишком абсурдно, чтобы даже отдаленно походить на правду.

Как бы то ни было, но мне так и не удалось убедить Мэйл, что у меня никого нет. В конце концов она осталась при своем, подозревая, что я что-то от нее скрываю, и во время прогулки по набережной или посещения кафе все время ненавязчиво и под любыми предлогами старалась выяснить — с кем именно у меня закрутился роман, полагая, что это кто-то из партнерш по съемкам. Когда пришло время, я проводил ее домой, но вместо того, чтобы развеяться, вернулся к себе в полнейшем смятении: меня переполняли еще более противоречивые чувства, чем вчера. Они скользили мимо меня, словно безликие тени птиц по воде, настолько быстрые и неуловимые, что разглядеть их не представлялось возможным.

Ко всему прочему, я плохо спал и на следующий день нисколько не чувствовал себя хотя бы отдаленно отдохнувшим, скорее, наоборот. В результате я заявился на студию в плохом настроении, подтачиваемом разными мелкими неурядицами. Они начали происходить еще дома, как, например, пролитый на чистую рубашку кофе, и продолжились на дороге, где я несколько раз чуть было не стал участником аварии из-за чужого идиотизма.

Пытаясь привести нервы в порядок, я спрятался в комнате отдыха со стаканчиком кофе. Но его горький вкус окрашивал и без того безрадостное утро в еще более пасмурные тона. Позже, когда ко мне присоединился Николас, я сначала обрадовался, надеясь отвлечься, но его восторженные рассказы о свидании с Николь еще больше вывели меня из себя. Я сам себя загнал в ловушку бессильного гнева, не замечая, что вместо того, чтобы сделать над собой усилие, переключиться и остыть, завожусь еще сильнее, поддаваясь слабости и обвиняя всех вокруг в своем отвратительном настроении.

Тогда я решил ретироваться, но, будто участвуя во всеобщем заговоре, в комнате появился Дензил собственной персоной. Согласно нашему спору, ему предстояло всю неделю добираться сюда автостопом, поэтому я попытался разглядеть на его лице хоть какой-нибудь намек на недовольство, но он вел себя, как обычно. Ну почти: дружелюбно с Николасом и отрешено со мной, словно с рыбкой в аквариуме, о существовании которой ты знаешь, но периодически забываешь, привыкнув к ее ненавязчивому присутствию. Упав на диван, Лонг развалился на нем, вытянув длинные ноги в проход, и, перекинувшись с Николасом парой слов о прошедшем накануне бейсбольном матче, углубился в просматривание сценария.

— Как добрался? — не удержался я от вопроса, чувствуя, как меня распирает от двойственных желаний: мне почему-то хотелось и врезать ему, и поцеловать. С чего бы это?

Не отрываясь от сценария, Дензил равнодушно пожал плечами.

— Отлично. Я ужасно доволен. Как выходной?

— Потрясающе. Был на свидании на набережной, с погодой очень повезло.

Почти ноль эмоций со стороны Дензила, не считая усмешки в уголках губ, компенсировала бурная реакция Николаса:

— Ты был на свидании и молчал? В следующий раз мы должны устроить двойное свидание.