После того, как Лина поведала мне чужие секреты, наш разговор как-то сник. Я чувствовала как она молча укоряла себя в том, что сболтнула лишнего, но виду не подала. Конечно, ничего страшного не произошло, но молчание затянулось. Мне хотелось как-то сгладить неловкость момента, но пока я перебирала в голове темы для разговора, Лину отозвала одна из гостей.

Большой стол, красивый зал, фоновая музыка, люди в праздничных нарядах, мне было любопытно наблюдать за торжественной обстановкой, хоть и чувствовала себя не в своей тарелке. От части Юля была права, дорогое платье и макияж изменили только мою оболочку, а внутри все осталось прежним.

Много ли ты раз, Валя, была на таких мероприятиях?

Да ни разу! Для меня праздник — это торт, свечи и бабушкины голубцы, кстати, очень вкусные голубцы. Раньше, когда Папа ещё был жив, то на столе стояла ещё ваза с моими любимыми пионами, а теперь папы нет, и цветы дарить больше некому.

Я незаметно позабылась, погрузившись в воспоминания своего прошлого, ровное, спокойное, где вставали дорогие сердцу лица и события. Мне почему-то вдруг вспомнился смех мамы, в детстве, когда она увидела меня с обсыпанным мукой лицом. Тогда я первый раз вызвалась помочь бабушке с пирогами. Мама редко была со мной искренней, живой и настоящей, но иногда такое случалось и эти моменты, как черви после дождя, выползали на поверхность моей памяти в моменты грусти.

Я продолжаю слышать этот смех в своей голове, но сейчас он кажется гораздо живым и очень натуральным, будто она здесь, рядом.

Стоп! Что?

Это не воспоминания и не тоска, это реальность. Она здесь, в этом зале. Женщина с родной кровью, которая отдалилась от меня, которая превратилась в чужую и которую я не видела три года. Как всегда стройна, ухожена и безупречна — мой недостижимый идеал внешности. Никогда не понимала, почему мы такие разные, ведь что-то должна я унаследовать от этой красивой женщины, которая является моей матерью. Может поэтому она и не тянется ко мне, потому что не признала гадкого утёнка, который вылупился из ее яйца.

Меня будто парализовало на какое- то время, застыла столбом и не моргала, только какая-то мышца подрагивала под левым глазом. Кажется смех растаял в пустоте, я просто не слышу его, не слышу ничего, кроме собственного сердца, которое отчаянно стучит, сжимается и плачет. Чувствую как разливается по телу щемящая колкая тоска и как грудь распирает мучительная тяжесть, там сейчас все мои силы удерживают целый водопад непролитых слез.

Она недавно появилась в зале, стоит возле входа и мило беседует с кем-то из гостей. На ней длинное алое платье и как всегда узкие лодочки на высоком каблуке. Густые чёрные волосы мягкой волной лежат на спине и касаются поясницы, точёная фигура, легкие движения рук, уверенный взгляд, я успеваю заметить все, но только когда наши взгляды пересекаются, я опечалено опускаю ресницы.

Не узнала!

Решаюсь ещё раз посмотреть, чтобы убедиться, и яркая женщина вновь бросает на меня взгляд, будто не успела уловить что-то важное. На этот раз смотрит долгом, изучающе и я не спешу отвести глаза.

Узнала!

Я заметила это, когда она поперхнулась шампанским и изумленно распахнула глаза, а потом огляделась и быстро заспешила ко мне.

— Валя? — уточнила, будто сомневается. — Ты что здесь делаешь?

Разве «это» должна спрашивать мать первым делом у своего ребёнка, которого не видела три года, а может и немного больше.

А на что ты рассчитывала, Лопушок? Неужели думала, что внезапно проснутся материнские чувства?

Хм, Смешно, поэтому и улыбаюсь. Горько, с тоской, улыбаюсь и молчу, не спешу отвечать на ее вопрос, хотя и взгляд ее поторапливает.

— Ладно, потом поговорим, — произносит почти шепотом и натягивает на румяное лицо улыбку, когда в пяти метрах от нас вырастают две мужские фигуры, одна из которых сегодня принадлежит мне.

Не знаю почему, но рядом с Рафальским я чувствую себя увереннее, боль тут же утихает, а когда он заключает меня в свои объятия, тело расслабляется, даже сейчас, под обалдевшим взглядом матери.

Рафальский .

Когда спешу в зал к Дюймовочке, в холле встречаю крестного. Он один, без Елены, и я тут же в душе чертыхаюсь на себя за то, что оставил Лопушок одну.

Долбанный кретин!

Ведь я обещал, что буду рядом, что не оставлю ее одну, потому что чувствую как она переживает. Я знаю, что все это время ее трясло не от холода, а от ожидания встречи и я виноват в том, что она сейчас стоит одна, в этот важный для неё момент.

Захожу в зал и не слышу, что мне говорит крестный, тут же нахожу взглядом растерянную Лопушок вместе с обеспокоенной матерью и понимаю, что та нервничает не меньше.

Прежде чем обнять Дюймовочку, кидаю острый, предупреждающий взгляд на жену своего дяди и нахожу в ее лице изумление. Хочу прижать девчонку как можно крепче, чтобы забрать ее волнение себе, уберечь от боли и спрятать от косых взглядов, но боюсь ее спугнуть своим напором, поэтому лишь легко обнимаю. Я чувствую как под моими руками она сначала вздрагивает, а потом медленно опускает плечи, тело расслабляется и дыхание с каждым новым вздохом становится свободней.

Черт возьми, мне нравится быть убежищем для этой маленькой, хрупкой девчонки!

— Познакомьтесь, это моя Валя, — произношу сразу, как заключаю девушку в объятия и делаю вид, что не в курсе их родственных связей, — Валя, а это мой крестный — Дмитрий Владимирович, со своей супругой Еленой Львовной.

На последней я задерживаю своё внимание, изучаю эмоции, чтобы оценить смятение в лице.

Не призналась, только натянуто улыбнулась, а Лопушок снова напряглась, когда крестный, ответив взаимностью, взял поцеловать ее руку.

— Приятно познакомиться, очаровательная леди, — широко улыбается крестный, — давайте пройдём к столу, а то нас уже заждались. Если вы не против, мы сядем с вами рядом, а то я ужасно соскучился по этому чертенку, — имеет ввиду меня

— Конечно не против, — вежливо улыбается Лопушок

Мы проходим к столу, я выдвигаю для Дюймовочки стул и сам сажусь рядом. Крестный с Еленой садятся напротив, она напряжена и таранит Валю озадаченным взглядом и меня это раздражает. Никто не посмеет портить этой девчонке настроение, никто, даже ее родная мать.

Нахожу под столом ее руки, сжатые на коленках в маленькие кулачки, и крепко сжимаю. Валя отрывает свой сникший взгляд от матери и поднимает глаза на меня. Смотрит с нежностью, с благодарностью и легко улыбается, в то время, как на нежных скулах играет лёгкий румянец смущения, а в голубых глазах плещется волнение.

Смотрю в них и медленно схожу с ума.

Красивая, ужасно красивая, как бы я не пытался себя обмануть, она меня победила.

Дюймовочка, Лопушок, смелая девчонка, которая боится грозы.

Пока не знаю как я это сделаю, но больше не отпущу. Никуда! Моя!

— Все хорошо? — тихо спрашиваю, наклонившись к уху, и незаметно вдыхаю запах ее волос.

Твою мать, как же я хочу зарыться в них руками и ещё раз попробовать вкус ее губ, но если это произойдёт, я не смогу остановиться, как бы она не сопротивлялась.

— Все хорошо, Максим, — пытается убедить, но я чувствую ее беспокойство

— Прости, что меня не было рядом

Она ничего не отвечает, только смущенно закусывает губы и легко улыбается.

— Валя, а вы любите хоккей? — внезапно интересуется крестный, после того, как звучит очередной тост и все гости отвлекаются за разговорами.

— Ну, если честно, до знакомства с Максимом, я не увлекалась этим видом спорта

— А теперь? — продолжает расспрос дядя, а мне уже и самому любопытно услышать ее ответ.

— Признаться, скорость впечатляет, и если Максиму это нравится, значит и мне тоже, но только как зрителю. А вообще, я люблю более спокойные увлечения

— Вот как! — выгибает чёрную бровь крестный, — например?

— Например, изучать языки, а ещё, мне очень нравится стоять на берегу реки с удочкой.