Я сначала обратила внимание на стройную фигуру, после, на красивую укладку и дорогую одежду, но когда я увидела лицо, онемела от удивления. Если бы я сейчас стояла, то точно бы рухнула и не в силах была подняться. Горло словно сжимали тугие тиски, а голос исчез, потому что я хотела произнести, но получилось, что я только пошевелила губами:

— Мама…

Рафальский.

— Ну и ну, Максим, вот так встреча! — Пропел крестный когда выходил из машины. Вид у него был весёлый и бодрый, несмотря на то, что вся передняя часть его внедорожника была смята как консервная банка.

Отлично, сам не пострадал, можно выдохнуть!

— Привет, дядя Дим, у вас все в порядке? — спешу удостоверится, пока крестный крепко жмёт мою руку

— Да все нормально, только железо помялось, — отмахивается и твердой рукой теребит меня за плечо, — здоровый-то какой стал!

— Давно прилетели? Отец мне ничего не говорил

— Сегодня! Сейчас хотел заехать к нему, но вот видишь… — говорит с досадой, глубоко выдыхая, и рукой указывает на помятую иномарку

— Даа, ситуация, — качаю головой, — Решили вернуться на родину или так, погостить?

— На пару недель, дела здесь появились, — своей большой пятерней взлохматил мне волосы и с довольной ухмылкой добавил, — да и по вам соскучился.

— Здравствуй, Максим, — раздался рядом голос дядиной супруги, которая только что вышла из машины.

Я был мало знаком с его женой, видел только пару раз, знал ее имя и отчество, так как после свадьбы они сразу уехали жить в Лондон. Крестный когда-то рискнул и открыл там своё дело, которое успешно живет и процветает.

— Добрый вечер, — бросил равнодушно, а потом опять обратился к дяде, — может вам помощь нужна, давайте я вас отвезу?

— Нет, Макс, я вызвал эвакуатор, нужно отвезти этот кусок металла в автосервис

— А Елена Львовна? — обращаюсь к дяде и киваю головой в сторону его жены

— За ней сейчас должен приехать водитель, я ему уже позвонил, — отвечает крестный, обнимая за плечи супругу, — да и тебя, кажется, ждут, — с хитрой улыбкой приподнимает бровь и указывает глазами на мою машину, в которой меня ждет Валя.

Я задерживаю на ней свой взгляд и, соглашаясь, киваю головой:

— Да, — улыбаюсь как идиот, но вскоре возвращаю свое внимание к дяде и жму на прощание руку, — тогда я поеду. Надеюсь ещё увидимся, пока вы здесь?

— Конечно, я позвоню!

Возвращаюсь в машину и даже в темноте замечаю, как побледнело лицо Дюймовочки.

— Ты как себя чувствуешь? — интересуюсь и пытаюсь получше рассмотреть девчонку

— Нормально, — ели выдавливает из себя полушёпотом, а на глазах наворачиваются слёзы

— Что случилось? — заглядываю с тревогой в голубые глаза и вижу в них боль и пустоту.

Сложно догадаться что сейчас происходит внутри, в этом маленьком хрупком мире, но мне почему-то необходимо это знать. Может потому, что на мне до сих пор присутствует легкий налёт самоедства за то, что позволил себе переступить границы ее личного пространства.

То, что произошло сегодня — это результат всплеска эмоций, но я не жалею об этом, хоть и чувствую себя виноватым. С тех пор как Лопушок появилась в моей жизни, я забыл что такое «контроль», я забыл то, что так долго и упорно в себе тренировал после срыва, после того, когда моя импульсивность сыграла со мной злую шутку.

Да, я хотел заставить ее помучаться, хотел ее наказать за равнодушие, за то, что так близко подпустила к себе долговязого, но я не хотел причинить ей боль.

— Это из-за меня? — пытаюсь догадаться, — если это из-за поцелуя — прости, я правда перегнул палку, больше тебя не трону, — обещаю, а сам не уверен в своих обещаниях, но буду стараться, потому что не хочу оказаться в ее глазах пустословом.

Особенно сейчас, когда знаю вкус ее губ, не химической помады, а именно губ, похожий на вкус сладкой сдобы. Теперь я знаю как ошибался, когда говорил ей, что она не в моем вкусе, на тот момент я просто ее не попробовал.

Я не привык сдерживать себя в желаниях, напротив, всегда было неудержимое стремление их обнаружить, чуть только они зародятся, только другие всегда были этому рады, а она — пощечину отвесила, да такую смачную, то что нужно, чтобы встряхнуть голову. Я чувствовал что так будет, даже скажу прямо, я именно этого и добивался и она не разочаровала. Мне нужно было чтобы меня кто-то вразумил, помог очнуться, а получилось совместить приятное с полезным. Не помню, чтобы когда-то получал такое удовольствие от одного поцелуя, боюсь представить что будет со мной, если ее губы когда-нибудь ответят взаимностью.

Твою мать, ааа!

Лучше бы внутри меня были вечные заморозки, потому что это тепло очень коварно и обманчиво, не хочу от кого-то зависеть, не привык.

— Дело не в тебе, — вдруг ответила, продолжая смотреть перед собой, — просто эта женщина — моя мать

Сказать, что я опешил — ничего не сказать!

— Кто? Елена Львовна?

Лопушок молча кивает и закусывает губу.

— Не знал, что у неё есть дети, — говорю больше самому себе, потому что девчонка вряд ли слушает мое бормотание, — хочешь к ней подойти? — спрашиваю, прежде чем уехать

— Нет, — решительно отрезает

— Тогда поехали, — трогаю машину с места и спустя время понимаю, что ее по-прежнему не отпускает отчаяние, — если тебе хочется выговориться, знай — я хороший слушатель. Можешь рассказать мне все. Я не навязываюсь и не лезу в твою жизнь, просто мне кажется, что тебе станет легче, — ловлю потерянный голубой взгляд девчонки и произношу, глядя в глаза — обещаю, никто ничего не узнает, можешь довериться.

Валя. Звон будильника, казалось бы, который я слышу каждое утро, сегодня оказался на редкость противным и нагло ворвался в мой сон. Его невозможно вспомнить, но он точно был хорошим и крепким, в этом я уверена, потому что даже не помню как я в него провалилась.

Утро я встретила в своей комнате. О как, я уже эту комнату своей называю. Вернее сказать, в комнате которую мне предоставил Рафальский в своей квартире, только я не помню как здесь оказалась, да еще и в той одежде, в которой провела весь вчерашний день. Вот блин!

Мне следует до мелочей, до малейших подробностей возобновить в памяти вчерашний день. Отрываю ладонь от пульсирующего виска и моргаю — кажется вспомнила.

Я всегда возлагала большие надежды на чай с мятой, считала, что это мое самое лучшее успокоительное, но чай с коньяком по рецепту Рафальского оказался куда действеннее.

Изначально я кратко изложила Максиму о своих проблемах с матерью, но потом, уже дома, мой язык развязался и я поведала ему все в мельчайших подробностях. Сама не поняла откуда возник такой уровень доверия и зачем мне понадобилось выворачивать себя наизнанку перед чужим человеком, обнажив свои слабые и уязвимые места. Только вчера я не могла удержать в себе все мысли, они мучали и раздирали изнутри, а этот парень так и вытянул их у меня из души своими глазами, которые на миг показались родными и убедили меня в том, что им можно доверить все самое сокровенное.

Встреча с мамой случилась в столь неподходящее время, когда рядом был именно Рафальский, поэтому с ним мне пришлось разделить нахлынувшую грусть. Может я сошла с ума, раз доверила ему то, что много лет держала в себе и никому не рассказывала, даже бабушке не говорила о том, как бы мне хотелось, чтобы мать смогла меня хоть немного полюбить. А как оказалась, она даже не рассказала про меня своему мужу, может потому, что я не такая красивая как она, не такая эффектная и ничем не выделяюсь среди толпы.

Максим молча сидел рядом и слушал меня до середины ночи, пока я пила чай с коньяком в гостиной его квартиры и изливала душу, но кажется, что выключилась я на том же диване, тогда как я оказалась у себя в комнате?

— О нет, — бормочу тихо и тру пальцами лоб, — неужели он…

Вскакиваю с кровати, беру чистое полотенце и иду в ванну. Наконец принимаю душ, чищу зубы и когда привожу себя в порядок, спускаюсь вниз на кухню, где уже шуршит Рафальский.