Но в его глазах сверкала непоколебимая злоба, искажающая выражение его лица и превращающая его в нечто более похожее на то, как волк смотрит на свою добычу. Нет. Все гораздо хуже. Там, где волк убивает свою жертву ради еды, это создание перед ней явно получает огромное удовольствие от ее страха. В улыбке, которая разрезала его черты, было дьявольское наслаждение, вновь обнажившее его слишком острые клыки.

Накидка, что выглядела так, будто сделана из какого — то странного вида кожи, свисала с его плеч, ниспадая позади. Она была прикреплена к его обнаженным плечам большими, похожими на когти предметами. Он был без рубашки, обнажив тело, сложенное из одних мышц. Его левую грудь украшала причудливая круглая отметина, напоминающая лабиринт. Она соединялась с более странными линиями и чернилами, которые бежали вниз по его груди и левой руке. Большие спирали трискелиона переплетались с чем — то похожим на виноградные лозы, хотя все они были слишком зазубренными, зловещими и острыми, чтобы походить на те, которые она представляла. Они были нанесены темными сапфирово — синими чернилами.

Цвет соответствовал его длинным волосам, которые каскадом спускались полуночным волнами до бедер. Заостренные уши украшали серебряные кольца, по полдюжины каждое. А на шее висела подвеска, на ее конце был большой флакон из синего хрусталя или тонированного стекла. Пара темных кожаных штанов было единственным предметом одежды на нем.

Он широко раскинул руки по бокам, являя ей себя. Она не знала, как долго простояла там, разинув рот от ужаса и шока. Может, целую минуту.

— Тебе нравится то, что ты видишь, жена?

— Нет — нет! Ты… ты убил его… Маркус…

— Умер. Быстрее, чем мне бы того хотелось, но ты подтолкнула меня к действию, — он подтолкнул носком обугленный фитиль и пренебрежительно пожал плечами. — Твои детские обереги разрушили мои планы… тебе следовало оставить все как есть, Эбигейл.

— Планы? — она прижала ладони к деревянной стене, словно могла каким — то образом прорваться сквозь нее. создание преграждали ей пути к единственной двери ее маленького домишка.

— О, ты знаешь, — шагнув к ней, он лениво махнул рукой, его движения были плавными и хищными. — Завлечь тебя дарами, завоевать твое доверие, обманом заставить тебя рассказать мне о своем самом сокровенном желании… а затем вырвать тебя из этой твоей жалкой жизни, — он ухмыльнулся. — Ничего необычного.

— Не подходи ко мне! — она нырнула за ножом на соседнем столе. Но одним быстрым рывком, который ошеломил и смутил ее, вместо этого она оказалась лицом к деревянной поверхности. Деревянные тарелки с грохотом упали на пол, разбросав все содержимое. Ее рука была согнута за спиной, и она почувствовала, как что — то тяжелое давит на ее бедра.

— Хм… что ж, это неожиданно мило, — вес, давивший на нее, увеличился. — Действительно, очень мило, — рука с заострёнными ногтями, выкрашенными — она надеялась, что они были накрашены — в темный, иссиня — черный цвет, ударилась о дерево рядом с ее головой. — Возможно, мне придется вложиться в стол повыше. Тебе немного не хватает в росте, чтобы все вышло правильно.

— Слезь — слезь с меня! — она боролась, но бесполезно. Он в три раза больше ее, и намного сильнее. Это было все равно что оказаться в ловушке под упавшим деревом. — Слезь с меня!

— Так много требований… — он рассмеялся. Его бедра ударились в нее. Она почувствовала, как его горячее дыхание коснулось ее уха, когда он склонил свою голову поближе к ней. Несмотря на близость, его голос был едва слышным рычанием. — Для человека, что стал добычей Неблагого.

Она замерла, когда по ее щеке, прямо возле уха, медленно и горячо скользнул его язык. Каждый мускул в ее теле напрягся. Единственное, на что она осмелилась, — это задрожать от ужаса.

Неблагой. создание порочного и жестокого двора фэйцев. Она должна была понять это — как она могла быть такой глупой! Она не верила, что фэец постучит в ее дверь, не говоря уже о том, что он прижимался к ней.

Следовало опасаться народа Фейри. Их всех следовало уважать. Фэйри, как говорили, в дневные часы были лгунами. А те, кто приходил ночью… были чудовищами.

О, нет. О, нет, нет, нет…

— Пожалуйста… — вырвалось из нее сдавленным шепотом.

— О, теперь она говорит пожалуйста, да? — он усмехнулся ей в ухо. Он уткнулся носом в ее волосы, и из его груди вырвался низкий, как у животного, рокот, она испуганно заскулила. Это заставило его рассмеяться ещё громче, когда он приблизил губы к ее уху. — Глупая, прелестная малышка…

Ее мир снова пришел в движение, без предупреждения закружившись вокруг нее, когда он выпрямил ее и слегка оттолкнул от себя. Это заставило ее пошатнуться и зацепиться за один из деревянных брусков ее дома, чтобы не упасть.

Он медленно провел языком по нижней губе, его взгляд скользнул вниз по ее телу и снова вверх. Если бы у нее хватило смелости не испытывать страха, она могла бы обидеться. Как бы то ни было, она прикидывала в уме, сможет ли выйти через переднюю дверь до того, как он ее поймает. Она сильно в этом сомневалась. Она также сильно сомневалась, что у нее есть другой выбор, кроме как попробовать.

Неблагой медленно шагнул к ней. Сделав это, он прошел мимо одного из оберегов, которые она вырезала на брусьях своего дома. Подняв руку, он вонзил свои острые ногти в дерево и провел по нему, оставляя на поверхности широкие борозды, достаточно глубокие, чтобы из можно было проделать ножом.

— Ты оскорбила мое радушие, Эбигейл…

Она ошеломленно покачала головой.

— Пожалуйста, я — я не хотела тебя обидеть. Я не знала, кто ты.

— О, но ты знала. Иначе не вырезала бы эти дурацкие обереги. Может ты и не знала, что я за душа — боггарт я или гремлин, эльф или пикси, — но ты стремилась защититься от меня. Меня! — прорычал он, делая к ней ещё один шаг. А она — от него. — Я принес тебе дары. Ты пригласила меня войти. Я был добр к тебе.

— Я… мне жаль, я… — она не осознавала, что он приближается к ней, заставляя ее отступать от него, пока ее плечи не упёрлись в стену дома. Вскрикнув от неожиданности, она попыталась повернуться, чтобы убежать, но было слишком поздно.

— О? Теперь тебе даже жаль. Как быстро изменилось твое отношение, — он шагнул к ней, уперев руку в стену рядом с ней, заключив ее в ловушку. — Нет. Ты оскорбила меня. Я требую удовлетворения, прелесть, — когда она отвернулась от него, он схватил ее за подбородок, заставляя взглянуть на него. Он был массивным, и она чувствовала себя такой маленькой рядом с ним. — Что ты мне дашь? Хм? Мне, который не сделал тебе ничего плохого?

— Вино — ты обманул меня. Ты…

— Оно приступило твои тревоги и дало волю твоему языку, как и любое вино, — он ухмыльнулся. — Мое вино просто более эффективно, чем большинство, — большой палец с острым ногтем прижался к ложбинке под ее нижней губой. Его сапфировые глаза были тяжёлыми и полуприкрытыми веками, когда он снова заговорил, его взгляд был прикован к тому месту, где ноготь впивался в ее кожу. — Что ты дашь мне, Эбигейл?

— Я не знаю, чего ты хочешь, — прошептала я. О, она знала. Но молила всех старых богов, что ошибалась.

— Скажи мне свое самое сокровенное желание. Ты знаешь, что последует, когда ты сделаешь это.

Да, она знала. Знала, что происходит со всеми душами, достаточно глупыми, чтобы шептать свои желания народу Фейри. Это повлечет ее гибель. Он исполнит ее желание, но взамен заберёт у нее все.

У нее не было никаких сомнений в том, что он с ней сделает. Убьет, если повезёт. Будет пытать, если не повезет. В любом случае, она станет его рабыней.

— Нет, пожалуйста. Позволь мне искупить это оскорбление другим способом.

— Хм? Ты просишь меня стать ещё более великодушным, чем я уже есть? Хочешь, чтобы я стал к тебе добрее, чем уже был? — он ухмыльнулся, медленно и безжалостно. — Очень хорошо. Вот твой другой способ. Я прощу проявленное тобой пренебрежение, если ты пойдешь в деревню, разберёшься догола и встанешь на четвереньки. Я приму облик дикого кабана и покажу тебе, что значит спариваться. Мы с тобой проведем ночь, которую ты никогда не забудешь, и только когда рассвет, я перестану терзать тебя, как животное, которым и буду являться. Потрёпанная и лохматая, ты захромаешь обратно в дом, который тебе больше не принадлежит.