– Юль, это Валерий Сергеевич, – смеется мама, а в пакете у нее звенит стекло.
– Ну что Валерий Сергеевич-то, – дядька тяжело наклонился над скамейкой и лицо у него тоже почему-то безглазое и даже без носа и рта, как у снеговика. – Дядя Валера я, – и поворачивает лысину к маме. – Ленк, дай «Сникерс».
– Еще чего ей, – мама нехотя лезет в пакет, и рукав дубленки с пятнышком от сигареты звенит стеклом. – На, – и «Сникерс», это который шоколадный с орехами и такая штука в нем тянется на зубах вкусно, шуршит прямо перед носом, и хватаю его варежкой. – Что сказать надо?
– Спасибо, – большая ладонь треплет меня по шапке.
– Юлька, тебе лет-то сколько? – басит безглазая лысина.
– Восемь, – а мама уже скрипит дверью под ржавой железкой с номерами квартир.
– Валер, пошли, – и открывает черную щель. – Юль, еще погуляешь, – лысина поворачивается затылком и переваливается за ней в щель, а «Сникерс» из варежки скользит и шлепает в снег, и я наклоняюсь, чтобы поднять, и камешек вдруг вижу подходящий для глаза, маленький и круглый, потому что светло вдруг стало. Голову поднимаю, а прямо передо мной существо сияет с золотыми крыльями, на которых цветы растут, и сотней разноцветных глаз смотрит в мои, поставив пушистые лапы в грязь, и тяну к его милой голове варежку, чтобы погладить, а оно взмывает в небо и летит быстро-быстро, пока не превращается в одну из звезд, а под железкой хлопает дверь.
22
– Но… – Мелани обескураженно смотрит на открытую дверь вертолета, вокруг которого ветер треплет цветы, – ты обещала. Я ведь все съела.
– Вот не ври, Мел, – Аня поправляет рюкзак на плече. – Рыбеху не доела, – с утра над лугом собрались, да так и остались тяжелые серые облака. Над холмом, что темнеет далеко впереди, сверкают молнии. Поежившись, Аня берет Мелани за руку. – Ну ладно. Что там было?
– Пузырек, – восторженно шепчет Мелани.
– Точно. А на пузырьке написано: «Выпей меня». Она думает: «А вдруг отрава?»
– И правда, – кивает Мелани, поднимая воротник широкого черного пальто.
– Ну она посмотрела, не написано ли, что отрава, и выпила, – Аня весело щурится. – И знаешь что, Мел? – та испуганно распахнула глаза.
– Умерла?
– Ну Мел, ну как умерла-то, если она мне это рассказала потом, – смеется Аня. – Она совсем маленькая стала, – показывает пальцами, – вот такая.
– И смогла пройти в дверь, – довольно кивает Мелани.
– Хрен там. Ключ-то она на столе оставила, – Аня смотрит на экран айфона. – Мел, пора мне. Вечерком расскажу, что дальше было.
– Хорошо, – Мелани гладит ее по щеке. – А куда ты летишь?
– Да глупости всякие скучные.
– А может, тогда не полетишь? – шепчет Мелани.
– Мел, я делишки сделаю, – Аня встает на носки и целует ее в губы, – и сразу к тебе. Держи вот, – расстегнув цепочку, она надевает на шею Мелани подвеску с котом.
– Спасибо, – та осторожно трогает блестящую морду.
– Я быстро, – улыбается Аня и, закинув рюкзак в кабину, забирается следом. Растянувшись на широком сиденье, она шлет Мелани воздушный поцелуй, и дверь закрывается. Прижав ладони к груди, Мелани смотрит, как цветы жмутся к земле, и вертолет поднимается, а затем быстро уменьшается в небе, превращается в точку над далеким холмом и пропадает.
– Мелани, пойдем к Саре, – говорит Ульяна, которая сегодня в джинсах и черной водолазке.
Мелани кивает, и мы шагаем в сторону особняка. Деревья над дорогой качаются и громко шелестят листьями, а небо нависает над ними густыми серыми разводами. Наклонившись, Мелани срывает розовый цветок.
– Смотри, какой красивый, – она показывает его Ульяне. – Даже лепесточек один голубой, – и разглядывает его, прижав к груди. – А тут, оказывается, жучок сидит, – подняв глаза, Мелани встречается со мной взглядом. – А у тебя все хорошо?
– Ну да. Мелани, а можете о вашей музыке рассказать?
– Музыке? – она непонимающе смотрит на фиолетовые деревья на левой стороне дороги, а я сбрасываю звонок от Насти.
– Ну которой Вика с Линой научиться хотят.
– А, – улыбается Мелани. – Это не музыка.
– А что? – она прячет лицо за высоким воротником пальто.
– Картинки, – и переходит, провожая взглядом что-то в небе, на другую сторону дороги, где под низкими ветвями тоже тянется кирпичная дорожка.
– Понятно.
Мы шагаем вдоль деревьев, а потом сворачиваем на другую, что убегает влево между толстых стволов. Между деревьев появляется все больше высоких сосен, а вскоре из-за них выглядывает минималистичный одноэтажный дом из стекла и дерева, который, будто прижавшись к траве, широко раскинулся в стороны. Деревянные перекрытия и плотно занавешенные стеклянные стены плавно изгибаются, уступая место большому поросшему мхом камню. Под тонкой крышей слева видна белая столовая, из которой, окруженный аккуратно подстриженными кустами, тянется длинный бассейн.
– А я видела, как ты плачешь, – шепчет Мелани, глядя на Ульяну. – Почему? – под ногами незаметно появился черный камень, и Ульяна кладет ладонь на ручку деревянной двери.
– Потом расскажу, – и открывает ее, пропуская нас в полутемную гостиную.
– Добрый день, – Сара в длинной черной юбке и пиджаке встает из-за стола слева и шагает к нам. Вдоль прозрачной стены, на фоне деревьев, белеют обтекаемые силуэты каких-то аппаратов. Один похож на МРТ, а остальные совсем непонятные. – Как раз собиралась вас пригласить. Мисс Алдерман, – Сара указывает на белое кресло, что стоит посреди гостиной: – прошу.
Мелани шагает к Саре и вдруг крепко обнимает ее. Удивленно моргнув, та осторожно гладит ее по спине, а Мелани уткнулась носом в ее макушку и шепчет:
– Как дела у Моники?
– Хорошо, – улыбается Сара. – Передать привет от вас?
– Давай, – кивает Мелани, а Сара глазами указывает на кресло.
– Садитесь, – будто нехотя отпустив ее, Мелани протягивает пальто Ульяне и садится. Она в широком белом платье с длинными рукавами и белых спортивных кроссовках. С одной стороны от кресла, перед занавешенной плотными жалюзи стеной, белеет большой экран для проектора и стоит камера на штативе, а с другой – широкий деревянный стол на тонких ножках. Сара жестом приглашает нас к нему и кивает на два черных стула, позади которых в бассейне за стеклом покачиваются зеленые листья. Снова звонит Настя, и я сбрасываю. Потом перезвоню.
– Мисс Алдерман, – Сара встает перед лэптопом на столе. – Как вы себя чувствуете?
– Сара, ну… – Мелани растерянно шмыгает носом, – не надо.
Внимательно оглядев ее, Сара поднимает со стола пластиковый обруч с металлическими кружками на внутренней стороне.
– Звать вас так? – насупившись, Мелани кивает, а Сара шагает к ней, и от черного ящика под столом за обручем тянется толстый кабель. – Вы же знаете, что мне и самой это не нравится, – вздыхает Сара и, поправив волосы Мелани, осторожно надевает обруч ей на голову. – Вам, как всегда, очень к лицу, – и берет цветок, что протягивает ей Мелани. – Спасибо.
– А может, оставим так? – робко спрашивает Мелани, и Сара, грустно усмехнувшись, качает головой.
– А как вы будете жить? – и Мелани, поджав губы, смотрит, как Сара возвращается к столу. На лэптопе появляется множество цифр и графиков, и ящик под столом мигает лампочками, а на экран падает белый свет проектора.
– Мне так очень нравится, – почти шепчет Мелани. – А как получается, не нравится.
– Знаю, – кивает Сара, глядя в экран. – Дайте мне еще время, пожалуйста. Давайте начнем.
Мелани понуро разворачивается к экрану, на котором появилась блондинка в сарафане, что везет синюю детскую коляску, заглядывая в витрину магазина.
– Ой, – Мелани наклонилась вперед и смотрит на фото. – Ему будет хорошо у меня.
Телефон в кармане жужжит без умолку, и я выхожу под моросящий дождь.
– Насть, привет.
– Юлия Алексеевна, что за хуйня?! – на фоне звенит стекло. – Какого хрена у Ани в инсте Мелани, сука, Алдерман?
– Ой, Насть…