Пруд позади рояля светлеет, и в нем появляются кусочки синего неба. Лебеди куда-то спрятались. Наверное, в маленький черный домик, что виднеется на другом берегу. На резных полочках этажерки блестят бутылки виски и водки, а рядом валяются такие же пустые. Книги в большом шкафу самые разные: от научно-популярных про животных и растения до трудов по философии и экономике. Вонючее желтое пятно блевотины блестит на паркете позади шкафа, а за мокрым стеклом торчит из травы сооружение, напоминающее то ли осьминога, то ли медузу, сделанную из веток и насаженную на кол на высоте глаз. Из большого клубка черного провода и тонких палочек свисают ветки-щупальца. Их скрепленные проволокой фаланги, криво изогнувшись, покачиваются над травой. По щупальце, что касается раздвоенной веткой фиолетового цветка, ползет большой черный жук.

– Юля, идем, – Ульяна стоит у шкафа.

– Ага, – прохожу за ней мимо рояля. – Ульяна, а что с ней?

– Не важно.

– Я просто не пойму, как ее снимать-то.

– Не беспокойся, – отвечает Ульяна. – К съемке она будет в форме.

Идем по тропинке в сторону дороги. С одного дерева на другое перелетает стая маленьких пестрых птиц, а серые облака расползаются, и мокрая трава блестит на солнце.

– А откуда она русский знает?

– На интервью и спросишь, – вздыхает Ульяна.

– Ага.

Дорожка поднимается в гору, и мы снова шагаем вдоль дороги из светлой плитки. Густые деревья вскоре уступают место широкому газону с синими и красными цветами. Из аккуратно подстриженной травы тянутся к небу толстые дубы. За спиной слышно шум, а через секунду нас обгоняет черный внедорожник. Он сбавляет скорость, и лысый мужик, что сидит за рулем, окидывает меня взглядом:

– А кто это?

– Служба безопасности, – отвечает Ульяна, а внедорожник сворачивает направо перед большим классическим особняком в три этажа, что вырос впереди. Путь к нему перегородила синяя спортивная машина, которая криво встала поперек дорожки, а ее обтекаемый капот смят о толстое дерево. Дверь поднята, на черном сиденье блестит бутылка из-под виски. Вопросительно смотрю на Ульяну, и та улыбается. – Да, нужно убрать.

– Это Мелани разбила?

– Ночью, – кивает Ульяна, и мы обходим машину и пересекаем вымощенную бежевой плиткой площадку перед особняком. Его стена слева заросла вьюном и белыми цветами. Светлые колонны держат балкон с мраморными перилами, что тянется вдоль всего фасада. Сложная лепнина обрамляет большие окна, под которыми зеленеют аккуратно подстриженные кусты. В конце широкой лестницы чернеет двустворчатая дверь.

– Ульяна, а ты привыкла к этому уже?

– К чему?

– Ну парк этот, двигающиеся стены, вертолеты, – киваю на машину: – Это вот.

– Это мелочи, – улыбается Ульяна, поднимаясь по ступенькам.

Она открывает массивную дверь, и мы попадаем в большое помещение, освещенное из высоких окон напротив. Напоминает зал музея. Справа и слева за распахнутыми широкими дверьми тоже что-то просторное. Белая лестница раздваивается сверху в дальней части зала, бежит вниз и встречается с черным мрамором на полу. Стук каблуков эхом летит к высокому потолку, с которого спускается массивная золотая люстра, а светлые стены увешаны абстрактными картинами. Встаю напротив большого полотна, на котором синий, красный и черный будто смазаны через весь холст поверх другого непонятного цвета. На мой вкус, мрачновато.

– А кто художник?

– Рихтер, – сверху голоса, по лестнице спускаются две девушки лет двадцати. Одна – шатенка с волосами до подбородка в широких черных брюках и белой футболке. Вторая в синем платье и кедах. Ее короткие русые волосы весело растрепаны.

– Если тональность красная, – хмурится растрепанная и трясет в ладони блестящий черный шар, – то что за кляксы вокруг, тоже красные?

– Может, не тональность, – жмет плечами шатенка. – Там эта поебота зеленая поперек.

У нее смутно знакомое лицо. Девушки подходят.

– Ульян, королева когда проснется? – спрашивает шатенка.

Да, точно знакомое.

– Еще не засыпала, не ждите, – отвечает Ульяна.

– Уф, – с облегчением выдыхает растрепанная, – мы там в некотором, блин, замешательстве, – и смотрит на шар.

– В некотором? – поворачивает голову шатенка. – Лина, нам пиздец.

– Простите, а где я вас могла видеть? – она удивленно моргает, а потом смущенно опускает большие карие глаза.

– Ну я играла много.

– Юля, Вика известная пианистка, – нехотя говорит Ульяна, и Вика кивает. – Лина тоже занимается музыкой. Пойдем.

– Приятно было познакомиться, – бормочет Лина, а я прохожу за Ульяной под высоким крылом лестницы, и мы попадаем в просторный светлый зал, вся левая стена которого от пола до потолка прозрачная. За ней через широкий луг, поросший белыми цветами, бежит, переливаясь на солнце, быстрая река с аккуратным каменным мостиком. Между высоких деревьев, что покачиваются на другом берегу, выглядывает плоское белое здание. Под ногами черное дерево, а на потолке белая лепнина и хрустальная люстра. Стена напротив прозрачной занята высокими книжными шкафами с пустыми полками, а между них висит большая, метра четыре в ширину, картина: по серому холсту хаотично, перекрывая друг друга, разбросаны цветные брызги. Будто холст лежал на полу, а краску не думая лили сверху.

– А это?

– Поллок, – посреди зала стоит компактный черный диван, а перед ним широкий журнальный столик. – Снимаем здесь, – Ульяна жестом обводит зал. – Вон там все, что может понадобиться, – в дальнем углу у закрытых дверей аккуратно сложены коробки с техникой. Камеры, свет, звук и лэптопы. Все новое. Не особенно разбираюсь, но вроде бы все как надо. – Устраивает? – спрашивает Ульяна.

– Да вообще шикарно! – уже представляю, как все поставим.

– В таком случае на сегодня закончим, – Ульяна смотрит на часы.

– Да, давай. Мне еще готовиться.

Выходим из библиотеки и пересекаем холл. Из раскрытых дверей слева появляется высокая темноволосая девушка в фиолетовом платье до колен. Прихрамывая, проходит через зал и исчезает в проеме напротив. Ульяна открывает дверь, и мы спускаемся по ступенькам. Деревья тихо покачиваются на теплом ветру. Вокруг никого, только Вика и Лина курят под дубом, глядя в раскрытую черную папку.

– Они у Мелани музыканты? – закурив, Ульяна кивает. – Слушай, а как с ней общаться-то? Идем по пустой дороге в сторону вертолетной площадки.

– Общайся как обычно, – Ульяна жмет плечами. – Главное не спорь с ней.

– С ней поспоришь.

– Ты нашла оператора?

– Ага, – открываю инсту Киры и протягиваю айфон Ульяне. – Достаточно визуального удовольствия? – покрутив ленту, она усмехается.

– Вполне, – дорога бежит вдаль и тонкой бежевой ниточкой теряется под кронами деревьев, а вертолет уже гудит двигателем. – До завтра, – Ульяна кивает на дверь, что движется в сторону.

Интересно, что думают о тех, кто прилетает в «Ритц» на вертолете? Пока летела, записала в блокнот все, что вспомнила. В конце добавила: «Больная». Мужики в костюмах вернули мои вещи и проводили к лифту. Прошлась по прохладной Тверской, купила кофе в маленьком киоске и села на скамейку на бульваре. Мимо пролетают бегуны в шортах и майках. Один бежит вместе со смешной белой собакой на поводке. У скамейки напротив хмурый мужик заглядывает в урны, а за густым деревом виднеется краешек балкона нашей гостиной.

– Привет, Кир! Звоню подтвердить, что все в силе.

– Ага, – на фоне жужжит кофемашина.

– Завтра встречаемся в «Ритце» на Охотном. Оттуда на вертолете полетим.

– Ого, – зевает Кира. – Так и не скажешь, с кем?

– Утром узнаете, Кира Альбертовна. Прикинь, там дом, у которого стены из земли выезжают, стеклянные. Я охренела просто.

– Ха, круто.

– Кир, спасибо еще раз. До завтра!

– Ага, пока.

Погуглила «Виктория пианистка». Виктория Седая. Двадцать один год. На фото она в красивом черном платье выпрямила спину и подняла тонкие руки над клавиатурой рояля. Между ней и залом, полным зрителей, оркестровая яма, в которой дирижер машет палочкой скрипачам. Уже к восемнадцати стала известна в Европе и Америке. Дала больше сотни концертов по всему миру, а месяц назад взяла паузу в гастролях. Спрошу у Мелани. Еще поискала стройку в Лондоне. Между старинных домов с белыми наличниками, будто подминая их под себя, возвышается массивная золотая стена в двадцать этажей без окон и вывесок. Рядом с высокой черной дверью в центре нарисован баллончиком блюющий человек в очках и надпись: «Золотой кошмар». Открыла Ютьюб.