– А это кто такая вообще?

– Да хрен знает, – отвечает та. – На бабу из клипа похожа, – и идет за ним, а следом шагают другие. Полный полицейский с автоматом на плече чешет затылок, недоуменно глядя на сосны.

– Слушай, здание такое… – бормочет Миша, задрав голову. – Не пойму ни фига.

– Не нравится?

– Хз, надо днем глянуть, – люди столпились на тротуаре и медленно просачиваются по узкой дорожке. Красная машина сигналит, резко остановившись перед компанией, перебегающей Каретный.

– Танич, очередь там, давай сюда, – девушка в желтом дождевике шагает в траву. За ней другая перешагивает через цветы, и они идут между сосен вдоль дорожки, огибая очередь. Споткнувшись, кто-то опирается ладонью о толстый ствол, а со стороны Эрмитажа, удивленно показывая вверх, все идут люди.

– Тут давай, – встав рядом, парень подносит ко рту микрофон.

– Эй, убери палку свою, – недовольно ворчат мужику с камерой, что зажал штатив подмышкой. Из переносной колонки звучит громкая музыка, и к деревьям протискивается шумная компания.

– Слышь, харэ толкаться! – слышится на дорожке.

– А то что, блядь?

– Толкни еще, увидишь, пидор.

– Че, блядь?! – толпа подается назад, и над головами взлетает белая кепка, а девушка визгливо кричит, чтобы Слава прекратил. Кто-то, кажется, пытается разнять драку и тоже отхватывает по лицу, а народ расступается под деревья.

– Хуже обезьян, – усмехается Миша, подняв камеру над головой. Двое полицейских, расталкивая людей, продираются к дорожке, и один снимает с пояса дубинку. На широкий тротуар Садового въезжает еще один автозак. Вдруг позади ребят, что лезут между деревьев, вижу белоснежную копну волос.

– Аня!

– Юлечка! – Аня машет рукой и, проскользнув между парней в форме Росгвардии, виснет у меня на шее.

– Ань, ты как?

– Да я… – Аня хлопает заплаканными глазами. – Я вот… – ее толкают в плечо.

– Давай отойдем, – беру ее за локоть. – Миш, мы пойдем.

– Ага, – тот увлеченно снимает, а Аня плетется за мной на другую сторону улицы.

– Юлечка, как хорошо, что ты тут.

– Ань, ты как вообще?

– Юлечка, – Аня растерянно оглядывает скалу и толпу под ней. – Может, ко мне поедем? Тут рядом, на Динамо.

– Ну давай.

– Ага, – достав из кармана коротких шортов айфон, Аня вызывает такси. Поверх подвески с котом на ее шее блестит бриллиантовое ожерелье, что было на Мелани.

– Ты когда вернулась-то?

– Вот… – громко сигналит машина, и Аня вздрагивает, – вот пару часов назад, – позади остановился белый фургон, и из него выскакивают люди в жилетах с логотипом «Первого». Объехав его, желтое такси тормозит рядом.

– Сука! – слышится под скалой, а мы садимся и сразу трогаемся. Опустив глаза к коленкам, Аня ковыряет палец.

– Ань, что случилось-то? – и тут звонит Саша. – Александр, давайте стейк уже завтра…

– Юль, мы сегодня летим.

– Да блин, Саш. Куда хоть?

– В Карачи. Я туда-обратно, – на фоне громко шумит. – И зажарю тебе рибай сразу.

– А что так срочно-то?

– Потом расскажу. Ты не волнуйся.

– Ну, Саш, буду я волноваться.

– Знаю, – усмехается Саша. – Видела музей?

– Да вот только от него еду, – оборачиваюсь. Над Садовым кольцом наклонилась мерцающая фиолетовая скала.

– А я стрим смотрю. Ладно, я напишу, как долечу. Люблю тебя.

– И я тебя. Целую, – и этот вот собрался детей заводить, чтобы семья и покой. Поговорю с ним серьезно. По радио мужской голос:

– …себе. Совершенно неожиданное большое событие.

– И правда, – отвечает женский. – Сейчас смотрю картинку из Нью-Йорка. Там здание похоже на московское, но тут еще большой водопад с крыши. И светится розовым. Невероятно выглядит.

– Тань, а можешь вспомнить что-то подобное по масштабу в искусстве?

– Да, я и не в искусстве не могу. Напоминает открытие Олимпийских игр или типа того. Это какой же фонд будет, если одни музеи уже…

– Нашли трансляцию из Парижа. Там здание стоит в центре большого озера с такой голубой подсветкой. Нереально просто. Мы соберем материалы из всех городов и разместим в нашем «Инстаграме» и на сайте. Пока что следим…

– Так, Ань. Ты чего такая убитая?

– Да я… – набрав воздух в грудь, она понуро роняет плечи.

– Она тебе сделала что-то?

– Что сделала? – недоуменно хмурится Аня.

– Ну… Она сделала что-то, что тебе не понравилось?

– Мел? – улыбается Аня. – Нет, ты что. Она волшебная, вообще. Чудо просто.

– В смысле – чудо?

– А я от нее… – шмыгает носом Аня. – Сбежала, блин.

– Тут свернуть или дальше? – бурчит водитель.

– Тут.

Тормозим в маленьком зеленом дворике. Из-за деревьев светят окнами панельные пятиэтажки. Аня набирает код на домофоне и вызывает лифт в подъезде с мигающей лампочкой. На бетонном полу потертый серый коврик.

– У меня только есть нечего.

– Да, ничего, – выходим из лифта, и Аня отпирает коричневую дверь.

– Вот, заходи, – на ламинате в тесной прихожей раскиданы разноцветные кроссовки. С крючка на стене свисает кислотно-зеленый комбинезон, а рядом косуха с заклепками-цветочками на плечах. В углу рядом с пылесосом стоит черная электрогитара с заклеенной изолентой трещиной. Сняв кеды, Аня ногой сдвигает раскиданную обувь к стене, а у белой двери собралась небольшая лужа. – Блин, стиралка опять, – вздыхает Аня. – Юлечка, ты перешагни, я вытру потом.

– Ага.

Аня проходит по короткому коридору, и впереди загорается уютный желтый светильник. У стены маленький бежевый стол и два стула. Один занят горой неглаженной одежды.

– Прости, бардак такой, – взяв одержу в охапку, Аня кладет ее на подоконник, с которого свисает потрепанный красно-зеленый плед. – Вот, садись, – напротив узкая кухонная стойка и раковина, полная тарелок. Аня убирает со стола картонную коробку с косметикой. – Юлечка, а вино будешь?

– Ну давай, – и она достает из холодильника открытую бутылку вина. Ищет, куда его налить и находит лишь две разноцветные чашки. Наливает вино и протягивает мне чашку с Королем Львом. – Спасибо.

Над столом фотография: Аня довольно улыбается в цветастом мягком кресле перед большим тортом со свечками, а ее обнимают за плечи отец и мама. Рядом фотки поменьше, на которых Аня вместе с веселой компанией молодых людей на пикнике, в баре и на каком-то концерте. Сев напротив, она кладет подбородок на белые коленки. На столе вокруг раскрытого скетчбука разбросаны карандаши. Выглянув из-за недорисованной скалы, со страницы на меня смущенно смотрит радужный единорог, а рядом сшита степлером стопка документов. Пью холодное вино.

– Сбежала, значит?

– Ага, – посмотрев в белый потолок, вдоль которого извивается электрическая гирлянда, Аня прячет нос в чашке с вином.

– Ты с Мелани все это время была? – кивает. – А чем занимались?

– Да, всяким, – улыбается Аня. – С ней весело очень.

– С ней весело?

– Ой, еще как, – кивает Аня. – Мел мне картины показывала, студию свою, там интересно так. И она вот… – из коридора слышится механический скрежет, и Аня вздыхает. – Конец стиралке, наверное. Хоть ее делить не придется.

– В смысле?

– Развожусь вот, – Аня кивает на стопку документов.

– Ань, ты когда замуж-то успела выскочить?

– Год назад, – она осторожно трогает щеку. – Дура совсем потому что. А Мел… Я ей говорила, как мне этот Поллок нравится, который в библиотеке у нее висит. Я просто вечно смотреть готова. А Мел вдруг такая: хорошо, он твой, – Аня обескураженно подняла брови. – Типа подарила мне, понимаешь? Я такая: да хорош прикалываться. А тут Ульяна спрашивает, куда мне его привезти.

– Ого.

– Юлечка, – Аня растерянно хлопает глазами, – я читала, что он двести миллионов баксов стоит. Говорю: Мел, ну ты что, не возьму я. А она будто не понимает, почему. Если не хочешь в подарок, говорит, можем на твоего кота волшебного поменяться, – коснувшись шеи, она вздрагивает. – Блин, снять забыла, – и испуганно приподнимает сверкающее ожерелье, – тоже вот подарила. Сказала, к глазам подходит. У нее там еще тачки здоровские такие, как из будущего, и мы катались на одной. Она гоняет классно так. А я рок старый люблю.