Николо, пользуясь дружбой с Алонсо, смотрел на эту мерзкую картину из коридора гостиницы. Мануэль увидел его и отвернулся. Не стал ничего говорить. И правильно сделал, потому что, когда девушку провели мимо Николо, тот понял, что этой девочке максимум лет двенадцать. Только-только начала появляться грудь, лицо хорошенькое, но наивное, а в глазах читалось недоумение. Скорее всего, она вообще не понимала, что происходит.

Он уловил исходивший от нее запах персикового шампуня, смешанный с алкогольной ноткой. Мануэль явно предложил ей выпить. Возможно, он подмешивал в вино и наркотики. От такого человека ожидать можно всего что-угодно.

Николо посмотрел на его тренированную спину и подумал, что пока тысячи добровольцев с крестами отдают свои жизни ради будущего человечества, такие как Эстепа Мануэль, возможно, растлевают их детей, причем не только морально, но и физически.

Он мог понять желание мужчины обладать партнершей помоложе, но заниматься сексом с детьми? Это отклонение, это греховно, это противоестественно. Что самое печальное и удивительное, так это то, что Церковь два десятка лет назад пошла на практически невозможный для себя шаг, а именно позволила своим служителям иметь личную сексуальную жизнь. И это помогло решить множество проблем, но не все. И не со всеми. Извращенцы периодически встречались среди священников, но их число уменьшилось на порядок, так как секс без брака перестал открыто порицаться, а в учебных заведениях Престола провели реформы, которые значительно подорвали внутреннюю иерархию, когда сексуальное насилие воспитателей над учениками или старших над младшими считалось чуть ли не нормой.

Он бы предпочел, конечно, дать возможность Алонсо действовать и раньше, но не думал, что порочное увлечение архиепископа приняло такой формат. Николо считал, что тот пользуется услугами профессионалок, которые искусственно придают себе вид подростков, но на деле вполне совершеннолетние. А проделать такое в настоящее время не составляло особого труда, да и затраты на косметическую хирургию не самые безумные. Но Мануэль хотел полного естества, его не устраивал суррогат. Только самое настоящее для могущественного и богатого человека. Но у всего есть цена. И теперь он ее заплатит. Не помогут ни сан, ни деньги, ни связи. Николо проследит, чтобы эти вещи никак не повлияли на правосудие.

Но в итоге и его мелочное желание увидеть лично поверженного противника имело свою цену. Он подумал об этом, когда испытал очередной болевой приступ в боку, совпавший с запуском компрессора.

Николо нашел кнопку вызова персонала на привычном месте, но она не понадобилась: кто-то заметил, что он очнулся и прислал к нему доктора. Мужчина, немного младше Николо, в архаичных очках поздоровался:

— Простите за болевые ощущения, монсеньор, но человек из полиции попросил нас уменьшить дозу болеутоляющего, чтобы вы побыстрее пришли в себя. Это не опасно для вашего здоровья, но дискомфортно. Если пожелаете, то мы увеличим дозировку.

— Сколько я уже здесь? — он ожидал, что голос будет слабым, но прозвучал он даже слишком громко.

— Почти сутки, — доктор посмотрел на какой-то экран рядом с кроватью, — двадцать один час и шестнадцать минут после операции. Сама операция заняла сорок минут. Вы — большой везунчик.

— Господь хранит слугу своего, — возразил Николо, а доктор улыбнулся:

— Возможно, и так. В этом вопросе вы, видимо, разбираетесь лучше меня.

— Нож? Это был нож? — спросил Николо, вспоминая произошедшее.

— Да, керамический нож, удар пришелся в живот, но ушел в верх и задел правое легкое. Ваш охранник вовремя успел оттащить нападавшего, так что с легким все в порядке. Будет. Мы приняли нужные меры.

— Когда я смогу подняться?

— Какой предсказуемый вопрос, монсеньор. Вы даже не представляете, как часто я его слышу…

— Доктор, не уходите от ответа. Я не юнец, мне просто нужна ясность. Скажете, что необходимо лежать месяц — я стану лежать, но мне нужно знать, как спланировать свою дальнейшую работу.

— Отрадно слышать, что вы следуете рекомендациям врачей. Два-три дня и сможете покинуть наше заведение. Полностью восстановитесь через месяца полтора, поэтому желательно это время вести самый спокойный вид деятельности и не простывать.

— Кто это сделал, мне, конечно, расскажете не вы?

— Определенно, монсеньор. Полиция просила нас связаться с ними, когда вы придете в себя, но в холле вас ждут ваши телохранители, а с ними еще несколько человек из Епархии.

— Передайте им, что все хорошо и организуйте мне комм, — Николо поймал себя на мысли, что общается с доктором, словно тот горничная или официант, поэтому тут же извинился, — простите, что я отдаю приказы. Есть такой грех. Спасибо, что спасли мне жизнь, но комм мне необходим.

— Ваши вещи у охраны, поэтому я попрошу кого-нибудь из них прийти к вам. Может, все-таки немного увеличить дозу, и вы поспите еще два-три часа?

— Нет, — компрессор опять запустился, и он сжал зубы, чтобы не застонать. — Чуть позже.

— Кстати, монсеньор. У вас новое прозвище в Сети.

— Какое на этот раз?

— Таракан.

— Это про мою живучесть?

— Именно. В Сети на вас уже делают ставки, когда вы попадете под очередную раздачу подарков судьбы.

— Обратная сторона известности, — усмехнулся Николо. — А кофе мне, наверное, нельзя?

— Без кофеина только. И не раньше, чем через пять часов. Пока вас питают внутривенно, а воду можете пить сами, — доктор повернул к нему трубочку от емкости с водой.

— Ваше имя доктор?

— Ричард, Ричард Брайс. Вы — на данный момент — мой самый известный пациент.

— Брайс? Давно в Испании?

— Пятнадцать лет. Решил перебраться туда, где теплее. В деньгах немного потерял, но климат здесь намного приятнее. Я еще к вам зайду, а пока мне нужно идти — есть еще пациенты.

— Конечно, — доктор покинул палату, а Николо подумал о том, как странно он отреагировал на случившееся. Никакого страха, никаких переживаний по поводу того, что ему в брюхо воткнули нож, и что этот удар мог оборвать его жизнь. Интересно, не противоречит ли такая реакция замыслу Господа, что жизнь человеческая имеет ценность, или это просто последствия от болеутоляющих и наркоза? Он вспомнил, как испытал радость, когда очнулся после нападения исламистов в церкви. Тогда ему пробили молотком голову, и он успел попрощаться с жизнью. Когда выяснилось, что он поспешил с прощанием, то он испытал просто шквал положительных эмоций.

Сейчас же он не чувствовал подобного подъема, даже особой благодарности к Господу, что тот в очередной раз сохранил ему жизнь. Только раздражение и немного злости к тому, кто своим поступком отправил его на больничную койку в такое сложное время. У него так много дел, а он вынужден лежать с этой дурацкой трубкой в боку.

В палате появился Мигель. Охранник положил на столик комм и виновато улыбнулся:

— Простите, монсеньор, что не смогли вас защитить.

— Доктор сказал, что вы успели оттащить нападавшего, иначе я бы уже предстал перед Всевышним. Кто это был?

— Антуан Делонж.

— Не знаю такого. Один?

— Один. Бывший менеджер «Алкатель», от которого избавились после скандала с Фобаи Адди. Его назначили виновным в ситуации и выкинули из Совета Директоров. Мужик затаил злобу и решил, что именно вы виновны в крахе его карьеры. Действовал осторожно: в Сети не светил свои планы, поэтому никто и не рассматривал его, как потенциальную угрозу. А он следил за вами почти год, благо денег у него осталось прилично. Сообщников не было.

— Что с ним?

— Нам пришлось его застрелить, монсеньор.

— Печально… В Сети уже появилась информация о нем?

— Я попросил полицию пока придержать эти данные, монсеньор.

— Верное решение, — Николо посмотрел на телохранителя, — выглядишь усталым.

— Ничего страшного, вам сейчас тоже не очень хорошо. Но доктор сказал, что все с вами будет нормально. Монсеньор, там несколько ваших, хм, коллег, с нами в холле. Местные. Нервные какие-то и напуганные. Рвутся к вам.