Николо, воодушевленный дерзкой и эффективной атакой станции, которую провели силами кадровых спецподразделений, ждал приказа об общем наступлении, но так и не дождался. Мало того, вампиры собрали ударную группу и выбили людей со Станции. Единственным достижением стало то, что реакторы заглушили и запустить их у кровососов не получится. Ему объясняли, что именно это и являлось целью.

Он видел, что по-отдельности люди в форме высказывали здравые мысли и были готовы к решительным действиям, но, как только собирались вместе, то ни один из них не рисковал публично взять на себя ответственность за штурм. Они все консультировались в прямом режиме со своими министерствами, а оттуда шли противоречивые указания. Политики следили за маятником общественного мнения. Все понимали, что штурм приведет к потерям с обеих сторон, а много убитых военных и гражданских могут плохо повлиять на перспективы переизбрания.

Николо докладывал об этом Клименту, но даже авторитета Папы не доставало, чтобы заставить руководителей ЕС перейти от топтания на месте к деятельности.

Между тем немецкой разведке удалось получить данные о том, что он через русских пообещал Сербии вернуть освобожденные от вампиров территории. Эта информация была доведена до политиков в Брюсселе, кто-то поделился ей с медиа, и разразился скандал. Турция и Албания подняли невообразимый шум. Правительство несчастного Косово, которое уже давно фактически являлось просто администрацией албанского округа, засыпало Ватикан протестами. Очень сильно возмущались хорваты: почему Рим пообещал Урошевац православным, а не католикам. В Саудовской Аравии начали собирать деньги для джихада против крестоносцев, даже обычно благоразумные иранские аятоллы выступили с осуждением агрессивного распространения христианства.

Русские утверждали, что немецкая разведка получила информацию от сербов, Белград настаивал на предательстве русских. Николо четыре дня неотрывно следил за этим театром абсурда и никак не высказывался, так как получил прямое указание хранить молчание: не подтверждать и не опровергать. Никому из участников этой свары не приходила в голову одна мысль: чтобы рассуждать о судьбе Урошеваца, его нужно сначала освободить. Почему-то о том, что вампиры все еще контролируют этот округ, все успешно забыли.

Кровососы сдаваться не собирались и начали регулярно проводить вылазки на позиции войск вторжения. Потери начали расти. И все эти убитые и раненые не имели никакого смысла. Штаб в своем упорном желании избежать потерь при штурме начал получать их в ином виде. А вампиры, понимая, что на них не валятся бомбы, и на улицах города нет вражеских танков, начали наглеть, отправляя свои диверсионные группы все дальше и дальше.

Климент потребовал от Николо перейти к активным действиям, так как затягивание войны влекло расход денег и потерю привлекательности церкви для новых и уже имеющихся прихожан, так как вторжение плотно ассоциировалось с католиками. А если нет успехов, то, значит, Господу не угодно это дело.

Николо попытался получить записи атаки станции, но ему отказали. А он надеялся сделать из них прекрасный агитационный материал, но все данные засекретили и делиться ими не собирались.

Николо стали посещать предательские мысли: может, отказаться от этого похода? Сослаться на пошатнувшееся здоровье и передать координацию кому-нибудь другому? Может, новый человек на его месте придумает эффективные способы решения проблем? Может, вовремя уйти — самое верное в сложившейся ситуации? А еще ему начало казаться, что война с вампирами интересна только ему.

Он подошел к полке с портативной электроплиткой и перелил кофе из турки в чашку, потер виски и услышал, как на комм пришел вызов. Камерленго. Николо поморщился: большими друзьями они не стали, значит, сейчас начнется долгая и нудная беседа о том, что операция разоряет казну Престола и что необходимо что-то делать. Но он ошибся. Камерленго после приветствия сразу перешел к основному вопросу:

— Брат мой, я слышал, что Климент не очень доволен ходом твоего предприятия, — Николо кивнул, соглашаясь с очевидным, хотя немного удивился, что камерленго так быстро узнал о содержании его разговора с Папой. Неужели, кто-то прослушивал защищенный канал связи?

— У этого есть причина, даже три. И у меня есть их имена, — заявил камерленго. — Твои недруги из Рима и Мадрида. Это они настроили Папу против тебя, — речь шла о двух кардиналах и одном епископе.

— Но я же ничем им не угрожаю! Наши интересы никак не пересекаются, — воскликнул Николо: в такой момент не хватало еще внутрицерковных интриг.

— Это ты так думаешь, брат мой. Они не могут простить тебе твою популярность у паствы и тот факт, что ты поддерживаешь меня.

Николо очень осторожно сделал глоток кофе: да, он не претендовал на возвышение, хотя одно время ходили слухи, что Климент видит на своем месте именно Николо, но он отказался от этой борьбы. Если с Климент покинет этот мир, то Николо будет голосовать за камерленго. Из всех возможных кандидатов на престол именно он не станет полностью менять направление политики Ватикана. Николо понимал, что она станет менее радикальной, но и возврата к прежнему амебному состоянию не случится. И он имел неосторожность слишком явно высказать свои симпатии.

— Климент не молоденькая девушка, которую можно обольстить речами.

— Но Папа все же немного человек, и он немного ревнует к твоей войне, так как в медиа за последние полгода ты цитируешься и упоминаешься в семь раз чаще, нежели он. И именно на этом твои недруги акцентировали его внимание, а плюс еще эта не очень красивая история с Белградом.

— Спасибо тебе, брат мой, что прояснил обстановку, но мне нужен твой совет, что делать дальше?

— Николо, брат мой, тебе нужна победа. Победителей не судят. Я, конечно, попытаюсь немного повлиять на Климента, но ты же знаешь, что он временами излишне настойчив.

— Знаю, — ответил Николо, а камерленго отключился. Победа. Как просто рассуждать о ней со стороны. Он допил кофе и вышел из своей крохотной спальни в кемпере. Ему пришла в голову идея, но ее нужно обсудить с Тарандиным. Лично. Не по комму. Для этого придется немного прогуляться по лагерю, но это и к лучшему. На свежем воздухе могут появиться еще какие-нибудь интересные мысли.

Лагерь командования находился возле Барьера на карантинной полосе. Посчитали разумным не отправлять командование в анклав, так как вампиры начали тревожить войска вылазками.

Кемпер русского наемника располагался в противоположном конце лагеря, так что путь к нему занял почти двадцать минут. Погода радовала почти летним теплом, а вот тот факт, что командный лагерь коалиции походил на сонное царство, не очень. Выстроенные рядами кемперы и туалетные кабинки, небольшое число откровенно скучающих постовых, даже дроны наблюдения и охраны кружили медленно и вальяжно. Здесь никто даже не пытался изображать активную деятельность.

Он миновал итальянский и британский секторы и дошел до сектора, где расположились представители ЧВК.

Русский сидел на складном стуле возле своей машины и с угрюмым видом буравил взглядом тактический планшет. Он даже не одел военную форму, а вышел в спортивном костюме. Турист. Сборище туристов. Николо подошел почти вплотную, когда наемник заметил его.

— Добрый день, монсеньор, — Тарандин поднялся со стула.

— Добрый день, мистер Тарандин. У меня к вам разговор, давайте пройдемся без электроники.

— Конечно, — Тарандин положил планшет на стул, затем вытащил из кармана спортивных штанов комм и пристроил его рядом. Николо свои устройства связи оставил в кемпере.

Мигель пошел за ними на приличном расстоянии: имелся у охранника талант угадывать желания кардинала. Николо не стал тянуть время:

— Нам нужно начать штурм.

— Монсеньор, на совещаниях мы об этом постоянно говорим.

— И ничего не происходит, мистер Тарандин. Я прекрасно понимаю, что это вина наших партнеров, но топтание на месте ни к чему не приведет.