Сегодня тоже думать было не о чем. Предстоял большой поход, отмеченная на карте точка отстояла от Рима километров на триста пятьдесят, если не больше: съемку Малой вел на ходу и за точность, скорее всего, сам бы не поручился. С это крокой ещё работать и работать, хотя дойти до нужного места она позволит. И Снежок дорогу знает. А организация… Они же туристы, в конце концов, походы — их профессия.

Батяня усмехнулся и отправился спать. Тенью проскользнул через кают-компанию, скинул одежду, нырнул в постель… И обнаружил, что он там не один. Сильные руки обвили шею, а прямо в ухо жарко выдохнули:

— Буртасов, я пришла тебя трахнуть!

— Свет… — Батяня попытался дернуться. Не пустили.

— Ничего не говори, ладно, — прошептала Светка и впилась в Лешкины губы.

И Батяня исчез, растворился в этом поцелуе, в жарких объятиях, в прикосновениях обнаженного тела. Остался Лешка Буртасов, влюбленный именно в эту девочку с девятого класса, мечтавший о том, что происходило сейчас, все эти долгие годы, и все эти долгие годы старавшийся не показывать своих чувств. Ни жестом, ни взглядом, ни полусловом. Сначала по детско-подростковой стеснительности, потом из чувства долга… Но сейчас чувство долга смело жарким шепотом, поцелуями, объятьями, прикосновениями…

А потом Лешка откинулся на спину, гладя прильнувшую к нему девушку, и блажено прикрыл глаза.

— Ну как? — шепнула Светка.

— Свет… — чувство долга проснулось и требовало действий.

— Начинается, — протянула Лапа. — Не порти ночь! Я и так всё знаю. И что ты меня любишь ещё со школы. И что тебе было нельзя, пока у ребят нет пар. И что ты князь и символ. Всё, Лешенька! Через неделю все будут женаты. Князь тоже имеет право. А княгине надоело ждать! И между прочим, баб там на одну больше, чем нужно! А я не хочу оставаться пятой лишней!

— Как ты могла такое подумать! — возмутился Лешка. И в доказательство поцеловал подругу. Нет, уже жену. — Я бы тебя не променял!

— Верю, — головка заерзала, поудобней устраиваясь на плече. — Но теперь точно не променяешь. Просто всем уже неважно, вместе мы проводим эту ночь или порознь. Так что расслабься и наслаждайся!

И прильнула к нему так, что ничего другого не оставалось. Только наслаждаться, наслаждаться, наслаждаться…

— Свет… — протянул Лешка когда пришлось расслабиться. — Я дурак, да?

— Угум! Ещё какой! Только знаешь, я думаю, что если бы ты не был таким дураком, мы бы не выжили. Парни давным-давно передрались бы между собой. Или ещё что-нибудь случилось. Это очень важно, чтобы был князь, — девушка ненадолго замолчала, водя пальчиком по его груди. — А ещё важнее, какой это князь. Ты хороший князь, Леша. Очень хороший. Именно потому, что иногда ведешь себя, как дурак. Правильно себя ведешь, — снова пауза. — Лех, ведь все всё понимают, у нас ничего не скроешь. Или ты думаешь, что все настолько альтруисты по жизни, что готовы делиться женами и годами отказываться от таких подарков? Брось! Давно бы не выдержали! Может, не наших обезьянок пустили бы по кругу, а притащили из степи новых. Ну вырезали бы пару стойбищ… Немного поступились принципами, и всех делов. Знаешь, почему этого не произошло? Потому что есть знамя, на которое можно и нужно равняться. Есть ты.

— А завтра…

— А завтра… — Светка хихикнула. — А завтра все увидят, что командир настолько уверен в успехе похода, что счел более важным уравновесить душевное состояние старшей остающейся группы. Что я к тебе неровно дышу с девятого класса во всей школе только ты и не знал! Потому что дурак, лопух и вообще! И кстати, так и не ответил на мой вопрос.

— Какой?

— Я спросила: "Ну как?"

Лешка демонстративно выдержал паузу, нарочито громко почесал в затылке и задумчиво произнес:

— Чего-то я не распробовал. Давай повторим, что ли!

Неделя сплошного кошмара! Ладно, не неделя, шесть дней, но растянувшиеся на годы и тысячелетия!

А ведь так всё хорошо начиналось. Сопровождаемый настороженным взглядом Иркиной копии (нет, ну точно близняшки, а ведь даже не родные, дважды двоюродные), вошел во двор, ссадил с шеи Маугли, картинно поклонился. Поймал восхищенный взгляд на ожерелье (все-таки здорово аборигены придумали). Представился. И попросил разрешения позвать в гости друга.

— Только ты карамультук Ирке отдай, а то ещё палить начнешь. С перепугу-то!

"Карамультук" Надьку завесил, зато на "с перепугу" среагировала круче, чем Ирка на "Маугли".

— Я?! Да ещё не родился, кто меня напугать может!

Усмехнулся:

— Вот и проверим. Но ружьё все-таки отдай. На всякий случай.

Забрал. Отдал Ирке. И свистнул.

Снежок примчался, словно на пожар. Только вместо огнетушителя притащил ещё теплую антилопу. Успел скогтить, пока бездельничал в ожидании. И то верно, все равно пошлют, так чего два раза бегать? Надька завизжала, словно её режут, и рванула к Ирке (не наутек бросилась, за оружием!). На визг вылетели две девчонки постарше. Тоже с винтарями в руках, но хитрый кошак, грамотно спрятался за скульптурной группой "Олег с двумя охреневшими подругами" и царственным жестом положил добычу к ногам вопящей красавицы. И сам улегся, твердо зная правило: лежащий гомотерий вызывает визга меньше, чем стоящий гомотерий и тем более чем бегущий. Не помогло: лишенные возможности стрелять вновь прибывшие тоже завизжали. Ирка подумала и присоединилась к хору.

Надька тут же замолчала и возмущенно уставилась на сестру:

— Ты-то чего визжишь?

— За компанию, — пожала плечами Ирка. — Имею право! Я на нем третий день еду, а ещё не визжала ни разу! А ты чего перестала? Уже не боишься, что ли?

— Боюсь! — призналась Надька. — Но что-то же делать надо!

— Шкуру с добычи сними, — посоветовал Олег. — Отрежь, сколько на еду надо, а остальное верни Снежку. Сразу полегчает.

— Кому полегчает? — подошла высокая девица лет двадцати с хвостиком. И девица с хвостиком, и года.

Олег припомнил описания:

— Всем, Наташ. Но в первую очередь Снежку. А то он с утра всякой фигней мается: то девиц на спине катает, то по свистку как собачка бегает, то слушает концерт по заявкам гомотерия. А пожрать бедолаге ни одна сволочь не даст. И это несмотря на то, что хлеб наш насущный опять же Снежок добывает, — Олег обезоруживающе улыбнулся и крикнул четвертой девчонке, так и стоящей на крыльце с вскинутой винтовкой: — Кать, сразу стрелять будешь, или сначала познакомимся?

— Балабол! — выплюнула Катька, подходя, и заворожено уставилась на ожерелье: — Ты это что, все сам?! — неуверенно протянула руку и коснулась самого большого клыка. — Их же пули не берут!

— Держи, — Олег протянул девушке нагибату. — Только с возвратом. Попозже и вам сделаем. Будете охотиться на львов и саблезубых кошек. Один на один, как подобает настоящему мужчине! — он внимательно обвел притихших сестренок взглядом. — Слушайте, девчонки, а оно вам надо? Вы же ни разу не мужчины! Может, мы будем гонять медведей и тигров, а вы нам еду готовить?

— И постель согревать? — нехорошо прищурилась Надька.

— Не без того, — Олег забрал из Катькиных рук копьё. — Но исключительно по собственному желанию! Слушай, Маугли, а ты меня ни с кем познакомить не забыла? Почеши Снежка за ухом, и пошли, что ли.

— Не называй меня так! — взвизгнула Ирка, послушно провела дрожащей рукой по голове кошака (не то чтобы почесала, скорее просто погладила) и захромала к дому.

Василь Сергеич оказался крепким с виду стариком. Высокий, жилистый, с умными серыми глазами. Седых волос не так и много, а морщин и вовсе не видно. Вот только с роскошного кресла явно не местного производства (откуда, интересно, такая прелесть) не вставал весь вечер.

— Ноги не слушаются, Олежка, — ответил он на невысказанный вопрос. — От кресла до кровати ещё могу, а в туалет внучки дойти помогают. Кровать мою на кухню перетащили, чтобы ходить поменьше. Кончается моё время. Хорошо, что вы нашлись, теперь я за девочек спокоен буду.