Зимой короткий привал ещё короче: холодно. Не доставать же пуховку из-за десяти минут! А вот часик посидеть после перехода — другое дело. И пуховочку оденешь, и вкусняшку какую из заначки употребишь, и чайку из термоса хлебнешь. А длинные переходы не столь скучны, особенно при тропежке.

Вот и сейчас плюхнулись после шестого круга. Утоптали площадочку, натянули пуховки, уселись на рюкзаки.

— Поедим, пожалуй. Заодно сориентируемся, пока развиднелось, — Батяня вытащил карту, поводил по ней пальцем, поднял глаза к слегка обрисовавшимся контурам недалёких гор. — Не так плохо, километров девять вальнули.

— Триста метров на семь мужиков да на шесть раз, получается двенадцать целых шесть десятых, — задумчивым тоном посчитал Колька. — Правильно я говорю, Эйнштейн?

— Правильно говоришь, правильно, — голосом кота Матроскина промяукал Виталик, перекидывая Светке мешок с перекусом.

— Либо Батяня разучился ориентироваться, — сделал вывод Заварзин. — Либо все, кроме меня сачковали!

— Либо ты забыл, что по прямой ты передвигаешься, только если доведешь Бульбу, — уточнила Лапа. — Но это происходит гораздо быстрее и по воздуху.

— Прекратить инсинуации! — обиженно воскликнул Чума. — Вот возьму и проверю! У меня специальный прибор есть! Жопиес называется!

Навигатор был новой Колькиной игрушкой. Именно Заварзин, сторонник всего современного и технологичного, уговорил взять с собой «необходимую вещь, страшно облегчающую жизнь». Доказывал, убеждал, спорил… Добился. И теперь мог показать превосходство современной техники над дедовскими методами определения точки стояния. Группа с интересом ждала результата.

— Восемь километров девятьсот восемьдесят восемь метров, — радостно сообщил Колька. — Батяня ошибся на целых двенадцать метров!

Группа зашлась в хохоте.

— Ты с ним возился раза в три дольше, чем Леха с картой, — сквозь смех выдавил Ефстифеев. — Мы успели чайку попить! — Он замялся, глядя на полную кружку в руке. — По крайней мере, налить!

— Это просто навыка ещё нет, — замотал головой Колька. — И погода на Батяню работает! Вот придёт туман — хлебушка-то попросите! А чаю мне дадут?

— Там видно будет, — Буртасов протянул термос. — Выпей и закуси чем завпит послал. Устройство только убери.

— А что завпит послал? — заинтересовался Колька, тщательно упаковывая прибор.

— Икра черная, одна банка, — пробасил Дудник голосом школьного завхоза. — Рыба красная типа лосось — одна банка. Фрукт по имени гранат, мороженый — одна…

— Банка, — закончил Заварзин. — А на самом деле? Миш, ты как честный чукча, скажи, что там?

— Еда! — кратко сообщил Петров и добавил. — Однако!

Колька горько вздохнул, уселся на рюкзак и вскрыл перекус:

— Так и знал! Сухарь, колбаса сухая, колбаса шоколадная… Где, я вас спрашиваю, обещанные деликатесы?!

— То есть, шоколадная колбаса тебе уже не деликатес? Зажрался ты, Чума, — Дудник засунул в прорезь маске кусок чего-то коричневого. Прожевал и закончил. — Однако!

— Чуме больше шоколадную колбасу не давать, — хмыкнул Олег. — Раз не любит…

— Кто не любит? — всполошился Заварзин. — Все любят!

— И чем ты тогда недоволен? — из-под маски Дудника послышался смешок.

— Так кусочки смотри какие маленькие! Пока говорили, уже кончилась!

Второй переход вывел к границе лесной зоны. Собственно, шестой круг кончился раньше, но Олег от каждой увиденной сушины выглядывал впереди следующую. Так «от елки до елки» и добрались до края. Впрочем, место было прекрасным, а всё пройденное сегодня не придётся проходить завтра.

Сбросили мешки, натянули пуховки и разбежались по местам. Пила, звеня, вгрызлась в сушину. Ощущение складывалось такое, словно Петров и Картошин держатся за ручки самостоятельно работающего инструмента только чтобы не упасть. Вжик-вжик, вжик-вжик… Треск. Еще треск.

— Бойся!

Бульба мог и не орать: никого кроме пильщиков в опасной зоне не было. Да и те, пока сосна кренилась, отскочили достаточно далеко. Но порядок есть порядок. Сушина с грохотом рухнула в снег. Дальше рутина: обрубить сучки, напилить чурбачков… Первый, самый толстый — на сиденье для дежурного, остальные поколоть.

Малой с лавинной лопатой в руках работал экскаватором. Рыть пришлось метра два, зато не потребовалось звать Бульбу привязывать тросик: тут не то что Олегу, трехлетнему младенцу хватило бы роста. Светка, пока брат обустраивал кострище, забила каны снегом и притащила обрубленных сучков. Кусочек горящего плексиглаза (зря что ли Малой с "синяками" на свалке бодался), засунутый в кучу веток, и вот уже жаркое пламя обнимает висящие ведра. Только успевай снег добавлять.

Остальные, утоптав и засыпав лапником площадку, поставили палатку. Колька с печкой нырнул внутрь. Артем, Лёха и Андрей двинулись на помощь пильщикам. Галка и Виталик, предварительно собрав ковры и спальники, постелились и передвинулись обратно к выходу, Энштейн — принимать колотые дрова, девушка — оборудовать место для кухни.

Дрова таскали в чехле из-под печки. Для этого и шили его из авизента: хрен порвешь. Следом за последним мешком в палатку полезли пильщики. Только успели переобуться и уползти на спальное место, как подоспели Лабжиновы с ведрами.

— Что сегодня на ужин? — принюхиваясь, поинтересовалась Галка, вытесненная Светкой с раздаточного места.

Лабжинова, занятая раздачей, вопрос проигнорировала. Зато отозвался Бульба, во весь рост растянувшийся на спальниках.

— Варево! — Тарас блаженствовал: тепло и скоро кушать дадут.

— Какое? — настаивала заместитель руководителя.

— Что-то из круп с мясом, — пробурчал Эйнштейн.

— Что именно?

— Галочка Егоровна, ты прямо как не родная! — отозвался Заварзин, подбрасывая в топку очередное полешко. — Какая разница? Лишь бы оно жевалось, лишь бы оно глоталось, лишь бы оно в желудке сильно не возмущалось!

Девушка грустно вздохнула и обратилась к Петрову, уже получившему свою порцию:

— Миш, ну хоть ты скажи, что там?

— Еда! — коротко ответил эвенк, засунул в рот очередную ложку и добавил. — Однако!

— Ужас! Два месяца назад был такой интеллигентный мальчик! — возмутилась Галка. — Буртасов! Твоя шайка дурно влияет на людей!

— Во-первых, — Батяня начал загибать пальцы, — не два, а три с хвостиком. Именно тогда он вышел из якутского леса. Или эвенкийского, — Лешка задумался. — Не суть! Во-вторых, Ниндзя с самого начала косил под чукчу. А в-третьих, кому сейчас легко? А в-четвертых, сухари ты раздаешь?

— Олег раздает, — отозвалась Светка. — А лук у Артема, уже порезанный. Галь, в ведре макароны с мясом, вываренном в сале. Я туда еще маслица положила. Вкуснятина. Держи! — она передала Галине миску.

— Сплошные калории, — вздохнула та.

— Галочка Егоровна, — опять встрял Заварзин. — Ежели ты беспокоишься за фигуру, то это совершенно напрасно! Еще никому не удалось поправиться в походе! А худеть тебе нельзя от слова «совсем»! С перевалов сдувать начнет!

— Чума, жрать будешь? — шепотом спросила Лабжинова. — А то выброшу всё на помойку. Или съем сама.

— Канэшно хочу! — заорал Колька. — Ты же лопнешь!

— Надо же, услышал, — Светка отдала ему миску.

— А ты как хотела? В вопросе еды у меня абсолютный слух, уникальный нюх, орлиное зрение и остальные чувства на том же уровне!

— Семь, — Артем налил себе чая. — За два часа уложились.

— Долго возились, — буркнул Батяня и тоже потянулся кружкой к ведру.

— Нормально, — не согласился Артём. — После хорошего ходового дня, без акклиматизации. Снега много, и мороз на улице под тридцатник. Нормально.

— Ладно, для первого дня сойдет, — неохотно согласился Лёха. — Тем более, прошли дальше, чем планировали. Но в будущем надо побыстрее шебуршиться, — он окинул взглядом развалившуюся на спальниках группу. — Полчаса на разгильдяйство, и в восемь отбой. Дежурим по часу. Последние — Лапа с Малым, они же готовят. В шесть надо выйти.

Цирк открылся разом. Только что впереди не было ничего, кроме снежного склона. Один шаг, и… Группа замерла. При ярком солнце можно было, наверное, и задохнуться от восхищения. Не самая худшая смерть, если вдуматься. Но ждать пару месяцев весеннего солнышка никто не собирался. Даже шесть часов до полуденных сумерек, и то жалко. К тому же, смерть, пусть и от восхищения — сомнительный стимул. Вдруг не помрешь! А время потеряно. Тем более, и в лунном свете неплохо смотрится. Увенчанный скальными пиками хребет гигантским полукругом охватывал долину, обрываясь вниз отвесными стенами. На отвесах снег не держался, но слева наверху между скал просвечивали белые пятна, а справа наоборот: отдельные камни выделялись на фоне сплошного льда, гребнем огромной волны нависавшей над цирком. Напротив входа зияла глубокая расщелина, словно прорубленная гигантским топором.