Кабато это явно забавляло, всерьез он не боялся и агрессии не проявлял. Вообще этот пес был на редкость спокоен и полон чувства собственного достоинства. Почему, спрашивается, его хозяйка так не может?!

Кончилось все закономерно. Поскольку я терпеливо ждал, пока Алико наревется, и не пытался помешать, только обнимал покрепче, эта мелкая абори….хм, Мастер наплакалась до того, что потеряла способность просто стоять на своих ногах. Натурально: отпустишь — падает! Дурдом. Моя жизнь медленно и верно превращается в дурдом.

Мне пришлось на руках нести ее в ванную, раздевать (преодолевая слабое сопротивление. И рявкнуть же было нельзя, чтобы перестала за свои тряпки цепляться), собственноручно купать…

Ржа побери. У меня даже мыслей в сторону секса не возникло, хотя должно бы — это мой Мастер, она сама признала. Мы даже официально уже пара с одобрения главы.

Да вы смеетесь. Во-первых, это не женщина, а тощий птенец какой-то. Не тело, а сплошные локти, колени и ребра. Все острое и хрупкое. И в чем душа только держится? Во-вторых, она опять испугалась. Да так, что аж зубы застучали. В-третьих…

В-третьих, я вымыл ее как маленькую, завернул в свой собственный любимый купальный халат и отнес в кровать. В свою спальню. Сам я, похоже, сегодня переночую в гостиной. Идиотизм… Ну хоть псина в кои-то веки соизволила приползти к своей хозяйке под бок, утешать. Ржа с ней, с собачьей шерстью на простынях, зато они обнялись и уснули. Наконец-то!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍У меня у самого уже колени подкашиваются. За все свои двести лет в клане я ни разу так не выкладывался, даже на самых жестких тренировках или рейдах.

Все, спать!

Еще бы мысли выключить… но тут как раз в помощь мне привычка к дисциплине и медитация сосредоточения.

А утром, когда я проснулся, меня ждал очередной сюрприз, чтоб его!

Мордред:

«Ну что сказать? Идеально, ржа!» — думал я, валяясь в виде посоха на диване. Не успел я получить достаточно удовольствия от ее испуга и того, как меня ловили, у моего недо-Мастера зазвонило местное средство связи. Успевшая-таки подхватить меня женщина просто-напросто уложила меня рядом с младенцем и упорхала «по делам» в виртуальную реальность. В смысле, на дите одним глазом косила, а вот на меня ноль внимания, полностью погрузилась в разговор. Реально, ять? У меня на нее просто матов не хватает! У тебя высшее существо в доме, которое способно тебе шею свернуть двумя пальцами, а твоему слюнявому придатку…

Слю… слюнявому?! Хватит меня облизывать, ты, выродок безродного толстого цвирка!

Меня чуть прямо в виде посоха не скрючило. Еще никто в мире не пытался меня так нагло и неприкрыто жрать. В прямом смысле слова! Этот мелкий гвоздь мало того, что напустил слюней в мое резное навершие, так еще и как минимум десятую долю куба высосал, пиявка. Бе-е-е, сейчас стошнит. Все, хватит с меня!

— Отвянь, гаденыш, чтоб тебя в черную дыру засосало и дезинтегрировало! — прошипел я, стирая потеки слюней уже со щеки. Мстительно так стирал, местной подушкой.

— Ня-а-а-ак, — радостно сказал гвозденок ржавый, которого мое превращение из оружия в человека ничуть не смутило. Поскольку я все еще полулежал на диване, а эта пиявка оказалась у меня на груди, ему ничто не помешало подтянуться на хлипких ручонках и сладострастно облизать мне нос.

— Ржа-а-а-а… — на выдохе простонал я. — Пр-рибью…

И мало мне было одного издевательства, так еще и белый пернатый скот вдруг взгромоздился на диван и положил свою клювастую башку мне на плечо.

— Фа-га, — заявил он, внимательно разглядывая композицию.

— Только посмей! — прошипел я вне себя от злости, и, естественно, меня тут же ущипнули. Хорошо хоть, не больно, а скорее скверно. В смысле — перелили порцию очищенной скверны.

— Иди в задницу, сволочь пернатая, — от души пожелал я сэвену. — Какой ржи ты меня щипаешь? Лучше корми этого цвирка! Пока он меня не сожрал! — шипел я на грани слышимости.

В это время на нас снова обернулась заболтавшаяся Аида и, увидев эту «умилительную» композицию, улыбнулась и продолжила трещать с кем-то на одном из местных языков. На французском, вспомнил. Кажется, что-то про крайние сроки, волчью шкуру и модель для часов. Все слова я понял, но смысла ни капли не уловил. И опять разозлился — какой ржи она треплется, а не спасает меня от младенца и младенца от меня?! Да и вообще, как! Она! Может! Меня! Игнорировать!

— Ты не видишь, что ребенок голодный?! — я не выдержал и громко сказал это вслух по-французски, обвиняюще ткнув в ее сторону писклявым младенцем. — Какая же из тебя мать? Зачем вообще мелкого забирала, раз заботиться не собираешься?

Аида, не прерывая разговора, приподняла одну бровь, подошла поближе и схватила меня за предплечье, потащив куда-то. Как оказалось, в крошечную норку с примитивным кухонным оборудованием. Там она, все еще разговаривая на непонятно-отвлеченные темы, быстро открыла дверцу допотопного шкафчика и выудила оттуда яркую коробку с детским питанием. Мы его вместе же и покупали…

Потом эта вконец обнаглевшая девица по очереди красноречиво ткнула пальцем в инструкцию на упаковке, в стоящую на столе бутылочку с соской (я уже видел, как этим пользоваться, и даже узнал название), в древнюю плиту с открытым огнем и наконец в младенца. Улыбнулась мне сладко-сладко и явно сочла свои материнские обязанности выполненными...

— Знаешь, мелкий, — приподнял я за шкирку попискивающего младенца и полюбовался на его бессмысленное круглое лицо. Фу… Что женщины в этом находят умилительного? Но в окошко мелкое Оружие выкинуть жалко, что подводит нас к странному выводу:

— Как ни противно это признавать, но у нас нет выбора. Если я о тебе сам не позабочусь, ты либо меня сожрешь, либо… даже не знаю что, но что-то нехорошее. С такой мамашкой тебе можно только посочувствовать. Даже старая карга Виктория и та проявляла больше заинтересованности в жизни внуков.

Болтать по телефону Аида закончила уже после того, как толстопузый гвозденок высосал всю бутылочку молочной смеси и уснул у меня на руках. Я мрачно сидел и даже не пытался от него избавиться, потому что это порождение скверны начинало хныкать и вошкаться при любой попытке спихнуть его на диван. У меня рука затекла, и я тихо мечтал о всяких сладострастных ужасах с Мастером в главной роли, когда эта горе-мамаша отложила наконец свой допотопный телефон и тихо присела рядом.

— Обалдеть, какое ты ценное приобретение, — сказала она вполголоса. — Да если б все матери этого мира знали, что для того, чтобы успокоить младенца, нужно заарканить «высшее существо», вы бы быстро стали вымирающим видом.

Я аж поперхнулся воздухом. Чего?! Потом скривился:

— Я — Оружие, способное раздолбать ко рже половину этого дикарского городка.

— Красивая палка, — согласилась Аида. — Резьба очень тонкая. Прямо хоть сейчас в рекламу Гендальфа. Но когда с руками — пользы от тебя явно больше. Кстати! Ты ведь, если я не ошибаюсь, сказал, что теперь я принадлежу тебе?

— Естественно! — рыкнул я.

— Великолепно! — непонятно чему обрадовалась чокнутая. — Значит, и Васька тоже теперь твой! Собственно, ты же своим так и сказал.

— Женщина… — попытался нагнать жути я, хотя с младенцем на руках это, наверное, смотрелось не очень эффектно. — Ты же понимаешь, что я сильнее тебя раз в десять? И при желании могу и тебя, и всю вашу систему поддержания общественного спокойствия в бараний рог скрутить.

— Конечно! — с готовностью согласилась она. — Это видно невооруженным взглядом. Поэтому самая трудная задача по справедливости на твоих плечах. А я так, деньги буду зарабатывать и все прочие мелочи. У меня работа есть, за нее неплохо платят. А ты будешь домашним хозяином и няней. Договорились?

Я аж рот открыл от такой наглости. И ведь не убьешь же мерзавку. Тогда придется опять ползти к своим родственникам, мол, не справился даже с той задачей, которую поставил перед собой сам. Не бывать этому!