— Мы еще посмотрим, чья возьмет! — не унималась новая жена Анькиного сожителя, подпрыгивая и плюясь от избытка эмоций. — И пацана заберем! Явилась, иностранка, на все готовое! Мы в суд подадим! Шлюха! Шпионка!

— Ты своего второго сначала из детдома забери, — внезапно вмешался наш участковый.

— Что? — ахнула тетка, разом побледнев.

— То. Или ты думала, не раскопают? — демонстративно лениво разглядывая свои ногти, спросил Мор, переглянувшись с дядей Сеней. — Ну так мы же шпионы, да? Тц, мне это уже наскучило. Как на собаку лаять. Давайте-давайте, выносите, парни.

Через полчаса, поблагодарив всех участников, а заодно и сочувствующих из зрителей, я закрыла входную дверь и устало села прямо на тумбочку в прихожей. Вроде бы все вышло, как и хотелось… но на душе все равно почему-то кошки скребут. И смотреть противно на голый поцарапанный паркет под ногами. Раньше тут всегда лежал пушистый коврик… Мама сама выбирала, а потом регулярно чистила, пылесосила и даже отстирывала. И ругалась, когда ей предлагали постелить у порога тряпку попроще, мол, такой хороший коврик жалко, поберечь бы, вдруг еще пригодится... Она всегда говорила, что для себя и своих детей красоты и уюта жалко быть не должно.

— М-да… негусто, — слегка поморщился Мордред, возвращаясь из гостиной. — Тебе принципиально жить именно в этой ха… в этой квартире? Я могу снять помещение посолидней.

— Это квартира моих родителей, я тут выросла. — Пришлось встать с тумбочки. — Пойдем на кухню. Кажется, бабушкину турку эта дама не выбросила и не утащила. Сварю кофе, а потом поедем за Васькой.

— Ностальгия, да? — Парень внезапно снова открыл входную дверь и впустил в квартиру… своего гуся? Откуда он тут взялся?! Я не видела его на лестнице, где он прятался? Все забываю спросить, за каким бесом вроде бы нормальный и, судя по наряду, очень обеспеченный парень таскает за собой несчастную птицу. Это же не собака!

Хорошо еще, что в дом ребенка он с собой своего белого друга не потащил. Хотя гусь был недоволен. Шипел нам что-то вслед и на прощание так ущипнул хозяина за филейную часть, что Мордред аж вскрикнул и потом, пока мы спускались по лестнице, всю дорогу матерился себе под нос на абсолютно незнакомом мне языке. Слова были чужие, некоторые звуки и вовсе практически непроизносимые, но интонации более чем понятные.

Я дико волновалась, настолько, что руки тряслись. В результате мой «муж», посмотрев на меня, решительно отобрал папку с документами и сумочку, чуть ли не под ручку усадил меня в такси и так же вынул из него возле нужного здания.

— Ну-ну, мамаша, не мандражируйте, — поприветствала меня здоровенная, советской еще закалки нянечка в приемном покое… или как это тут называется? — Сейчас принесут вашего крикуна. Такой горластый мальчишка, здоровенький, загляденьще.

Не знаю, что там здорового… он был такой маленький, почему-то упакованный в конверт, как младенец, хотя Ваське уже почти исполнилось пять месяцев. И из этого конверта виднелась только малиновое от возмущенного крика личико с широко раскрытым беззубым ртом. Из которого мощно лился такой оглушительный рев, что я едва не отступила на шаг от неожиданности.

— Держите, папаша, — радостно выдала нянька и всучила конверт с будущим солистом как минимум вокально-инструментального ансамбля не мне, а Мордреду прямо в руки.

Мордред на секунду замер, неловко держа сверток, потом деревянно кивнул мне и прошагал к выходу. Остановился только на крыльце, заглянул под кружевной уголок одеяла и проникновенно сказал:

— Затк… замолчи, мелкий, а то у меня ухо лопнет… хм! — И ребенок внезапно перестал плакать, угукая и кривя маленький беззубый рот в улыбке.

— Эм, — вздохнул мой карнавальный муж, задумчиво разглядывая детеныша. — Прожорливый. Хотя чему я удивляюсь? По-другому и не могло быть, если уж ты… м… короче, это у вас семейное.

— Сам ты прожорливый, — немного обиделась я и попыталась отобрать Ваську. Ага, не тут-то было. Как только маленький вокалист оказался на моих руках, на всю округу снова начался концерт по заявкам.

— Ну держи, — пожал плечами Мор. — Только от меня подальше отойди.

— Куда подальше? — возмутилась я. — Вон, такси уже приехало.

— Тогда дай сюда этого… крикуна, — распорядился Мордред. — И садись в машину.

— Как ты это делаешь? — поразилась я, глядя на моментально успокоившегося ребенка. Вот словно и правда переключателем щелкнули: только оказался на руках у парня — и моментально замолчал.

— Он чувствует мое величие и неотразимость! Ну еще и безопасность. — И непонятно, то ли в шутку последнее он сказал, то ли нет.

— Родственную душу он чувствует, — хмыкнула я. — Небось, как вырастет, тоже заведет гуся и будет с ним по мостам Петербурга гулять, прохожих шокировать. Все вы, мужики, одним миром мазаны, — вспомнила я тети-Катину поговорку

— Кого волнует шок прохожих? Главное — тебе удобно, — отмахнулся он.

— Вот-вот, его тоже не волнуют ни прохожие, ни наши уши. Пошли уже, а то придется за ожидание такси доплачивать…

А дома нас ждал… тот еще сюрприз.

Мордред:

— И чего теперь? — немного измученно и с искренним испугом спросила Мастер, когда мы вдвоем склонились над кроватью, на которой бешеным цвирком верещал младенец. — Есть он не хочет, пить тоже. Температуры нет…

— Судя по запаху, — сморщил я чувствительный нос, — ему надо в стерилизатор.

— О! Памперс! — Аида хлопнула себя ладонью по лбу и метеором умчалась в прихожую, откуда притащила большую пластиковую упаковку противно-зеленого цвета с щекастым карапузом на боку. — Вот! Та-а-ак…

— Ну, пойду… м-м-м… кофе сварю, — сделал я героическую попытку откосить от неприятной процедуры. Просто резко вспомнил, что на этой задрипанной планетке очень допотопные технологии и нет даже ионного очистителя. И я не хочу думать, как она будет убирать с мелкой личинки орущего Оружия это вот…

Ага, как же. Младенец, на секунду притихший было, пронзительно взвизгнул, отчего у меня в ухе что-то щелкнуло. И Мастер-дикарка, положив вынутый из упаковки пам… памс... что-то на кровать рядом с ребенком, посмотрела так, что я моментально почувствовал себя подлым предателем. Чего-о-о?! Да что эта ржавая себе позволяет?! Будто эта аборигенка смеет мне что-то ука…

— Фа-га! — Болезненный щипок сзади заставил буквально подпрыгнуть и выругаться. Да они сговорились, что ли?!

— Вот сам и помогай, раз такой умный! — злобно прошипел я, обращаясь к сэвену. — Ладно. Что делать надо? — решил я все же принести себя любимого в жертву.

— Я в интернете посмотрела: для начала снять использованный памперс и… э… вытереть ему попу. А потом еще что-то про присыпку. — Теоретические знания она из сети почерпнула, ага. Я только не понял, какие прародители, ржу им в одно место, подсунули мне это насквозь практическое занятие.

— Давай подниму этого ржавого гвозденка... то есть мелкого, а ты снимай, — мрачно предложил я и, дождавшись ответного кивка, осторожно подхватил личинку дикого Оружия поперек его довольно увесистого пуза. Не знаю, чем его кормили в том «доме ребенка», но корма явно не жалели. Толстый, как отожравшийся на складе скверны цвирк. Даже лапки толстые, со складками. Удивительно, но это не вызвало во мне отвращения. Хоть в умилении не расползся, уже хорошо. Интересно, все личинки Оружия так в первое время выглядят? Тогда что в них эти женщины находят? Страшные же. И уши от них вянут.

— Готово! — Аида тоже не выдержала и сморщилась, запах от снятой обертки, да и от самого цвирчонка шел не самый приятный. — Подержи так, я влажные детские салфетки принесу. Или лучше его помыть?

— Делай что хочешь, только побыстрее. Я и так стараюсь не дышать, — ответил я, на самом деле задержав дыхание. Мой бедный чувствительный нос, способный уловить мельчайшие оттенки запахов, страдал. Хотя эта часть тела у меня страдала все мое пребывание на планете. Отвратительный мирок. Вонючий во всех его проявлениях — от залежей навоза до угарного газа от допотопных повозок.