— О, вечная история, — брезгливо поморщилась я. Выспрашивать историю знакомства и романа что-то не хотелось. Как и контакты счастливого многодетного папаши.

Из Фаи словно разом спустили весь воздух. Она снова ссутулилась и горько скривила губы.

— Мама так и сказала, что ты не поддержишь.

На этот раз воздухом едва не поперхнулась я.

— А должна была?!

— Конечно, — так убежденно ответила тетя Алия, что я на мгновение засомневалась в ее здравомыслии. — Все же родная кровь, сестра, не какая-нибудь подобранка! Но ты всегда была… — она устало покачала головой, подбирая слово, и наконец нашла: — Черствой. Непроста тебе бог детей не дал!

Это был удар ниже пояса, но уже какой-то привычный и предсказуемый. Ничего другого я от тети Алии не ждала. Вся ее жизнь вращалась вокруг детей — родных и не очень. Неудивительно, что других людей она оценивала, в первую очередь, по родительским качествам — а уж тут я провалилась с треском.

— Поэтому нужно было прибрать к рукам мою станцию, — без вопросительной интонации произнесла я, покачнувшись. — Разорить ее на откатах и продать. Разумеется. Только что ты собиралась делать со всеми людьми, которые здесь работают? Как бы смотрела им в глаза?

Тетя недовольно скривила рот.

— Это взрослые и самостоятельные люди. Они вполне способны позаботиться о себе и найти другую работу. А нерожденный ребенок постоять за себя не сможет, так что этим обязана заняться его семья.

Логика была настолько в стиле тети Алии, что я даже не нашлась, что возразить. Лусине в неисправной ракете, наверное, тоже должна была позаботиться о себе сама. И Мита, запертая где-то в глухой деревеньке, вполне взрослый и самостоятельный человек…

Забавно только, что из семьи нерожденного ребенка так легко исключили обоих его отцов — и биологического, и формального. Но это тоже прекрасно укладывалось в тетину логику: раз не заботишься о ребенке, то и быть частью семьи недостоин.

Видимо, я из семьи была исключена по тому же принципу.

— Вы со своими поправками вообще с ума посходили, — убеждённо сказала тетя Алия и цокнула языком. — От собственного счастья отказываться из-за каких-то идиотов, которые решили, что знают, как лучше!

Я не знала, как лучше. Но похищение Миты и покушение на жизнь Лус в концепцию «как лучше» не вписывались точно — в этом я была уверена, но что-то по-прежнему не давало мне покоя.

Вот же оно, решение самого неудобного вопроса. Это все тетя Алия, как всегда, одержимая внуками. Мне не нужно искать ни адвоката, ни детектива — все и так ясно, дальше по делу должна работать система, а не я, но…

Тетя Алия была слишком спокойна. Да и Фая, хоть и плакала, но в истерике перед грядущим принудительным абортом не билась. И ни та, ни другая не пытались уговорить меня сделать хоть что-нибудь и спасти своих наследников, да и рассказали обо всем слишком легко…

Что-то было не так. Неправильность происходящего ощущалась все острее, и я снова заговорила, хотя уже казалось, что все нужное для себя я и так услышала.

— А счастье — это, конечно, всенепременно дети, — хмыкнула я с таким видом, что любой противник поправок к Семейному кодексу уже сделал бы стойку или, на худой конец, принялся точить вилы.

Но тетя Алия, при всех ее странностях, дурой не была и на крючок не попалась — а в отместку немедленно закинула свой:

— Не тебе об этом рассуждать, — отрезала она. — Ты никогда не понимала, насколько важны родственные связи.

Похоже на то. До сих пор мне и в голову не приходило, что ими можно прикрыть разом и уголовщину, и запланированные должностные преступления. Станция всегда была моим личным маленьким мирком, в который я пряталась — от другого мира, большого и чуждого, и от людей. Тоже, прямо скажем, не самых родных.

А за пределами моих владений, оказывается, простирались такие возможности, такие возможности!..

— Ладно, — я сдалась и прикрыла глаза. Переговоры и игры в изящную словесность никогда не были моим коньком. — Не понимаю — так не понимаю. Надеюсь только, что так никогда и не пойму, — с каким-то непонятным облегчением заключила я и оттолкнулась от перил. — Раз у вас все продумано и под контролем, то я пошла.

На этом месте тете Алие полагалось бы взвиться коршуном и потребовать, чтобы я договорилась с Митой и сняла абсурдные обвинения, а Фае — горько расплакаться, сетуя на горькую судьбу. Но они молча провожали меня холодными взглядами, и мне стало не по себе — а продолжать диалог не было никакого смысла.

Светлана, дожидавшаяся окончания разговора в коридоре, смотрела тоже не слишком тепло и радостно, но после тети казалась прямо-таки образцом дружелюбия, и я неуверенно призналась:

— Кажется, у них какой-то туз в рукаве. Слишком все просто прошло.

Лейтенант набрала воздуха, словно собиралась выдать отповедь на тему вмешательства в чужое расследование, — и тут же сдулась, раздраженно нахмурившись.

— Туз в рукаве? — хмыкнула она. — Да у них там целая крапленая колода! Когда «Звездный поток» приводнился у «Морской ступени», Миты уже не было на посту. Алия и Фая выступали только как идейные вдохновители и владельцы транспорта, на котором Миту транспортировали в ее родную деревню. Если я не найду непосредственного исполнителя, все дело рассыплется, как карточный домик. Все улики косвенные, а зацепок нет. Никаких.

У меня вдруг резко заболела голова.

Тетя ведь и в самом деле ни разу не произнесла вслух, что ответственна за похищение Миты и аварию «Королевны». Фая тоже ограничилась тем, что обозвала козлом какого-то неизвестного мужика. Пришить это к делу возможным не представлялось, а единственное признание, которого я добилась, — это что моя драгоценная родня собиралась пробиться к управлению «Морской ступенью».

Но это-то не преступление!

А плюсом ко всему выходило, что, помимо неудавшегося убийцы, покушавшегося на капитана Соколова, где-то по станции бродит еще и ублюдок, у которого поднялась рука на Миту!..

Я всё-таки настучала сообщение начальнице юридического отдела на случай, если у нее найдется не только знакомый адвокат, но и дружественный детектив, — без особой, впрочем, надежды на удачу. У меня вообще неважно получалось рассчитывать на счастливый случай.

Потому от Светланы я направилась прямиком в жилой блок, надеясь разговорить Миту — вдруг она вспомнит хоть что-нибудь? — и уже через несколько минут в глубокой растерянности медитировала на резинку для волос, обмотанную вокруг дверной ручки.

Резинка была ярко-алая. В ней запутался длинный черный волос, и сомневаться, кому он принадлежит, не приходилось.

Но Матхаи я видела по дороге. Он как раз должен был заступить на смену, а потому целеустремленно топал к техническому коридору, уже одетый в форменный белый халат.

— Не хочу знать, — сказала я сама себе и развернулась к собственной комнатке.

Мой лимит терпимости к историям с вовлечением разнообразных парнокопытных тоже был исчерпан. Выслушивать личные драмы Миты (а то и служить их причиной, вваливаясь в неподходящий момент!) и демонстрировать хоть сколько-нибудь тактичную и адекватную реакцию я бы уже не смогла.

Но раз уж меня занесло в жилой блок, стоило воспользоваться случаем и принять душ. И трусы, черт их дери, наконец-то надеть!

Разумеется, это со всех сторон мудрое решение немедленно разбилось о суровую реальность. На моей кухоньке сидел Ростислав и, отстраненно глядя в окно, помешивал ложечкой в чашке.

Он повернулся на звук. Я машинально проследила за его взглядом и обнаружила, что проушина щеколды надёжно привинчена на место, а над моим планом нависла призрачная, но весьма обнадеживающая угроза.

— Я и тебе сварил, — сообщил Ростислав как ни в чем не бывало и отсалютовал мне чашкой. — В качестве извинений за самоуправство.

Пахло кофе и корицей. Я мечтательно потянула носом и поскорее закрыла дверь, пока на аромат не прибежали конкуренты, но всё-таки уточнила: