Ростислав выслушал это с крайне сложным выражением лица — а потом как-то на удивление привычно коснулся моих пальцев, стиснувших ручку чашки. Только тогда я осознала, что рука у меня тряслась мелкой дрожью.

А Ростислав еще и проявил похвальное понимание и так и не уточнил, каково мне жить с мыслью о том, что покушения могут повториться.

И на Макса, и на меня.

Следователем по делу Миты назначили женщину чуть младше тети Алии, скорее плотную и мускулистую, чем полноватую, — рядом с Ростиславом она смотрелась вполне гармонично, словно он наконец-то повстречал человека своего масштаба и все встало на свои места. Но обманчивое ощущение правильности происходящего преследовало меня недолго.

— Младший лейтенант юстиции Светлана Ракшина, доброй ночи, — не очень внятно представилась она и сходу обратилась к Ростиславу: — Вынуждена попросить вас удалиться. Разговор со свидетелем должен быть приватным.

А я поймала себя на смешанных чувствах — причем на редкость идиотских. С одной стороны, я была готова зааплодировать ей уже за рельсовую прямолинейность и ясность намерений, поскольку сама я на просьбу в лоб так и не решилась. С другой стороны… почему-то мысль о том, чтобы остаться с этой женщиной один на один, казалась до крайности неуютной.

Ростислав будто бы это понял и с сомнением покосился на меня. Или сам не захотел слоняться без дела по станции, не зная, куда деться и чем занять голову, — кто знает?..

— Идите, Ростислав, — обреченно вздохнула я. — У вас еще есть шанс выспаться.

— Думаете? — мрачно переспросил он, но все-таки послушно встал — и только в дверях снова обернулся: — Вы не будете против, если я загляну утром?..

Я пожала плечами. С утра я надеялась как-нибудь извернуться и урвать хотя бы пару часов сна, но, возможно, стоило посмотреть правде в глаза: так изворачиваться я еще не научилась.

— Напишите заранее, — посоветовала я и перебросила ему контакт.

Этот ответ Ростислава вполне удовлетворил, и специалист по связям с общественностью наконец-то покинул мою комнату, которая неожиданно показалась мне огромной и пустой. Но рефлексировать на этот счет мне тоже не светило. Светлана тут же взяла меня в оборот, и все завертелось по кругу: паспортные данные, повторяющиеся вопросы с подковырками и равнодушный прицел камеры напротив. Только младшего лейтенанта юстиции возможное пересечение ее расследования с делом об отравлении капитана волновало мало.

Разговор она начала с того, что спроецировала на стол старую фотографию, где двадцать смуглых девочек-подростков в одинаковой форме сидели за партами и смотрели в камеру диковатыми черными глазами.

— Вы можете указать на госпожу Кумар?

Мита обнаружилась в третьем ряду: с двумя длинными черными косичками и бантиками не первой свежести, единственная из всего класса — без каких-либо украшений. Остальные девочки носили золотые сережки-колечки, а кое-кто мог похвастаться и пирсингом в носу.

Главным украшением Миты был высоко поднятый воротничок белой блузки. На всех своих детских фото она всегда закрывала шею, и уже по одной этой фотографии можно было сказать, что копать Светлана начала не оттуда.

— Как к госпоже Кумар относились на «Морской ступени»? Работа не казалась ей слишком тяжелой или неподходящей для девушки?

Я сообразила, к чему она клонит, и не сдержала смешок — скорее нервный, чем веселый.

— Давайте я сразу обрисую ситуацию со своей точки зрения, чтобы не возвращаться к этому вопросу. Мита попала на «Морскую ступень» в пятнадцать. Прилетела «зайцем» на планетолете из Хайдарабада, куда дошла пешком из своей деревушки, потому что там ее собирались продать замуж за пятидесятилетнего извращенца. Нет, я не оговорилась, не выдать замуж, а продать. У нее родился младший брат, и за него назначили штраф, который семья не могла себе позволить. Мита решила, что ответственность за второго ребенка должны нести те, кто его родил, а не подросток, которого посчитали менее ценным из-за формы гениталий. Мой папа смог организовать дистанционное обучение, и оказалось, что у диковатой девочки из глухой деревни золотые руки и голова посветлее моей. Мита фактически выросла здесь, и, когда она решила остаться и работать механиком, я была только рада. На инженерную степень она накопила сама. Как к ней здесь относятся? — я развела руками. — Мита — не душа компании, у нее полно тараканов, но ее есть за что уважать и любить. А свою работу она не променяла бы ни на что на свете, потому что для нее это — гарантия, что ее никто не сможет принудить делать что-то, к чему ни одна нормальная девушка не захочет иметь никакого отношения. И уж точно Мита не стала бы возвращаться домой, никого не предупредив!

Светлана поджала губы. Кажется, ей версия с возвращением в родные пенаты казалась слишком привлекательной, чтобы так просто от нее отказаться.

— У нее есть жених?

— Да, Матхаи Кападия, он химик в цехе водоподготовки, — поднапрягшись, вспомнила я. — Я сброшу вам контакты. Но он и сам в растерянности. Думаю, будет полезнее, если вы побеседуете со следователем Матти Виртаненом…

— Да-да, конечно, — не дослушав, кивнула Светлана и остановила запись.

Кажется, разговором она осталась крайне недовольна. Мои показания делали наименее вероятной мирную версию исчезновения — с тоской по дому или внезапным увлечением; да и судьба иностранной гражданки Светлану, похоже, не слишком занимала. Я заставила себя вежливо попрощаться и осталась сидеть, сжав пальцами переносицу.

По всему выходило, что сунуться в расследование все-таки придется, иначе Светлана приложит все усилия, чтобы попросту замять дело. Но я не имела ни малейшего понятия, с какой стороны за все это браться, а до ближайшего частного детективного агентства было что-то около семисот километров по водной пустоши.

За окном начинало светать. Я отхлебнула остывший кофе, устало потерла ладонями лицо и запустила поисковик: нужно было выяснить, какое детективное агентство отчаялось в достаточной степени, чтобы отправить специалиста на морскую платформу в середине чертового ничего.

Возможно, я бы и преуспела (вдруг кто из детективов спит и видит командировку на экватор?), но тут произошло ровно то, что обычно случалось каждое утро: моя дверь распахнулась без стука, и на пороге нарисовался посетитель, который никак не мог решить свою проблему самостоятельно.

Основное отличие от нормальных трудовых будней заключалось в том, что это оказалась Фая — вся в слезах, растрепанная и несчастная, как обиженный ребенок.

— Зарин, — всхлипнула она и по-детски утерла слезы кулаком, — кажется, я развожусь.

— Кажется? — переспросила я и отключила экран смартфона.

— Он… он!.. — Фая всхлипнула и, не выдержав, разревелась прямо на пороге.

Я подавила тяжёлый вздох. За спиной Фаи маячил Дирк с планшетом в руке и не знал, куда деваться.

— Позовите тетю Алию, — одними губами проговорила я, и он, понятливо кивнув, испарился.

Сама я в деле успокаивания плачущих женщин была не сильна, но с помощью тети Алии из Фаи все-таки удалось вытянуть, что же произошло. Назир действительно хотел вернуть жену — но только ее. На ребенка он так и не согласился.

— …сказал, что мы не готовы, — все еще всхлипывая, пожаловалась Фая. — Что сами на ногах твердо не стоим, где нам еще и малыша растить…

— Да неужели мы не помогли бы?! — возмутилась тетя Алия, прочно угнездившаяся на любимом стуле Лусине, и притянула к себе дочь, успокаивающе поглаживая ее по спине. Разумеется, это возымело противоположный эффект — Фая разревелась еще горше и временно выпала из разговора.

А я промолчала, потому как сильно подозревала, что именно этот аргумент она мужу и озвучила. Возможно, вместе с плачем. Едва ли это польстило самолюбию Назира, которому фактически отказали в возможности быть опорой семьи, взвалив эту функцию на тещу.