Дипломат лорд Палмсбери получает задание — исполнить роль жениха в браке по доверенности между принцессой дружественного государства и наследником ританского престола. С этого момента и лорд, и его родные вынуждены быть крайне внимательными, чтобы разглядеть в череде случайных и нелепых событий игру таинственного гроссмейстера, уверенной рукой передвигающего фигуры на шахматной доске жизни. Но каждая пешка тоже не проста и ведёт свою партию.

Почтенный глава семейства или гнусный подлец? Утонченная леди или невежественная лицемерка? Выживший из ума старик или мудрый правитель? Неотесанная грубиянка или настоящая принцесса? Мы все немного не такие, какими кажемся на первый взгляд…

День выдался морозным, и с наступлением сумерек холод не собирался сдавать свои позиции. Ветер щипал носы и румянил щеки. В начале зимы подобное обращение веселит и наполняет ожиданием приближающихся праздников, каникул, подарков и чудес. В конце зимы, когда все праздники уже позади, на душе осадок в очередной раз не сбывшихся надежд, щеки и руки обветрены, а до весны осталось всего ничего, такая погода вызывает скорее раздражение и желание забиться в угол потеплее и глядеть на огонь, укрыв ноги теплой шалью.

В уютной гостиной загородного дома лорда Динтона этим вечером собралась большая часть семейства. Отсутствовал он сам и двое его сыновей. Лорд Динтон не имел привычки покидать столицу, естественно за исключением тех случаев, когда ее покидал принц Огэст. Но даже в этом случае уже далеко не юный придворный следовал за своим более молодым кумиром, посещая вместе с ним всевозможные курортные увеселения, участвуя в кутежах и пирушках. Единственное, что могло оправдать в его глазах посещение родового поместья, — это охота, да и то в последние годы сие развлечение утратило для него былую притягательность. Поэтому его отсутствие у семейного очага было делом вполне ожидаемым.

Что касается двух младших членов семейства, не почтивших собравшееся в гостиной общество своим присутствием, то у них также имелись для этого вполне уважительные причины. Один из них был вынужден грызть гранит наук в Ританском Королевском университете, а второй заниматься тем же самым в Ританской же высшей школе.

И если отсутствие самого лорда Динтона воспринималось домочадцами как нечто само собой разумеющееся и даже вполне желательное, то отсутствие молодых людей исторгало из глубин материнских душ горестные вздохи и даже всхлипы.

Каникулы, которые мальчики проводили дома, закончились несколько недель назад, время вполне достаточное, чтобы все учиненные каверзы стали казаться милыми шалостями, а имеющиеся у молодых людей достоинства выросли в материнских глазах до размеров, необходимых для посвящения обоих если не в святые, то в рыцари уж наверняка. Мать Грегори, старшего из мальчиков, леди Мария, бывшая графиня Динтон сидела в кресле напротив софы, в которой с удобствами расположилась леди Анна, действующая графиня Динтон, мать Тео, младшего из мальчиков.

Дамы оживленно беседовали. И их абсолютно не конфузило ни то, что каждая из них говорила о своем отпрыске, не слишком вслушиваясь в слова другой, ни то, что обе они, пусть и не одновременно, были замужем за одним и тем же человеком. И даже то, что одна из них была пышущей здоровьем сорокалетней женщиной, а бренные останки второй вот уже двадцать лет как лежали в фамильном склепе, не слишком их смущало.

Впрочем, последнее обстоятельство вообще мало кого смущало. У каждого есть свой скелет в шкафу, говорили в свете. Можно подумать, леди Мария была единственным великосветским привидением! Вот у герцога Гринхоупа фамильный призрак уже лет триста развлекает гостей рассказами о своих прижизненных великих деяниях на благо родного отечества. Правда, эти рассказы приелись гостям Гринхоупа тоже примерно тогда же, то бишь лет триста тому назад. А так как хрупкая леди прожившая не слишком долгую и не слишком насыщенную событиями жизнь, и при жизни-то своей не была особенно интересна обществу, то отчего же ей становиться заметной и интересной после смерти.

Леди Мария провела в доме на Беркли-сквер в качестве жены лорда Динтона шесть лет и еще двадцать лет в качестве фамильного призрака. И если честно, последняя роль нравилась ей гораздо больше. За время своего замужества она успела подарить мужу двух сыновей. Уйти, когда пришло ее время, она не смогла, и через три дня после похорон леди Мария вернулась домой, еще чуть более поблекнув и окончательно потеряв плоть, которой, впрочем, и при жизни никогда не было особенно много. Маленькая, очень худенькая, в огромных круглых очках, она напоминала выцветшую стрекозу, вышитую на старинном гобелене.

Когда через год лорд Динтон привел в дом новую жену, леди Мария вначале встретила ее настороженно, но у женщин обнаружилось гораздо больше общего, чем казалось на первый взгляд. И самое общее, что у них было — это отношение к мужу.

Граф с его многочисленными изменами воспринимался обеими скорее как некая болезнь, не смертельная, но достаточно неприятная. Симптомы этой болезни они никогда не обсуждали, однако осознание того, что перед тобой находится человек, которому досаждают те же хвори, что и тебе, наполняло душу смирением и давало силы и дальше безропотно переносить посланные сверху испытания.

В конце концов женщины основали что-то вроде клуба домашних забот. Леди Анна взяла на себя все хлопоты по содержанию дома, а леди Мария — все, что касалось обучения детей. Первое время она просто пыталась найти достойных нянек и гувернанток, которым приходилось выдерживать непростое собеседование, чтобы получить место. Если с няньками все было более-менее благополучно, то гувернантки в доме больше чем на пару недель не задерживались.

У леди Марии было только две страсти, это дети и книги, причем после смерти она смогла отдать второй из них гораздо больше времени, чем при жизни. Ведь теперь ей не нужно было отрываться на удовлетворение таких низменных телесных потребностей, как сон и еда. Она, в отличие от всех приличных призраков, редко была в курсе того, что творится в доме, могла пропустить приезд высокопоставленных гостей, а однажды умудрилась не заметить пожар, который, впрочем, был быстро потушен и не успел вырваться за пределы кухни и причинить особого вреда. Зато ее всегда было легко найти. Если она не занималась со старшими детьми в классной комнате, значит, она присматривала за младшими в детской или наслаждалась компанией пыльных фолиантов в графской библиотеке. Отчаявшись найти хоть кого-то, кто бы соответствовал ее требованиям на место учителя, она взялась за преподавание сама и с удовольствием учила детей всему, что знала, а знала она, надо признать, немало.

Новость о том, что бывшая графиня Динтон приставлена к детям графа в качестве гувернантки, имела в свете гораздо больший успех, чем новость о ее отныне бесплотном существовании. Несколько дней это известие даже считали одним из самых пикантных в свете. Ликование высокой общественности несколько гасило то, что одна графиня на все ехидные намеки и откровенные насмешки неизменно отвечала, что дорогой Марии виднее и она бесконечно доверяет ей в вопросах учености и обучения, а вторая невозмутимо шелестела, что если среди желающих приобщить ее дорогих малюток к источнику знаний найдется хоть один, который будет знать об этом источнике хоть на крупицу больше, чем она, то она в то же мгновение уступит это почетное место. Под напором этих аргументов общественность вскоре сдалась, и новость перетекла из разряда пикантных в отдел «у каждого свои причуды».

В данный момент обе леди явно наслаждались беседой.

— Тео такой добрый мальчик! Такой любящий сын! — раздавалось приятное контральто леди Анны.

— Грегори так возмужал! Настоящий джентльмен! — шептала в ответ леди Мария.

О том, что добрый мальчик в свой приезд умудрился довести любимую маменьку трижды до истерики, дважды до предынфарктного состояния и единожды до желудочных спазмов, умалчивалось. Впрочем, о том, что возмужавший джентльмен начаровал в комнату сестер, когда они принимали у себя подруг, фантом крысы размером с овчарку, что в свою очередь стало причиной двух обмороков и трех истерик, тоже не упоминалось.