После того как дамы поделились положенным количеством тоскливых вздохов и восторженных ахов, беседа перетекла от тем, рвущих материнскую душу на куски, к темам более прозаическим.

— Милая моя, я же совсем забыла вам рассказать! — воскликнула леди Анна, отнимая безжалостно измятый платочек от растертых до красноты глаз. — Сегодня у меня с визитом побывал мой брат, лорд Палмсбери. Вы должны помнить его, он гостил у нас вместе с дочерью лет десять назад.

— О… Конечно! Я помню! Такой импозантный мужчина! — тихонько подтвердила леди Мария. — И такая милая крошка! Такая забавная и непосредственная! Мне тогда казалось, что вся ее речь состоит только из вопросов… Она замолкала только в присутствии Грегори! Он необычайно ее смущал…

— Да, это именно они, — улыбнулась леди Анна. — Джеймс сказал, что… Впрочем, это касается не только нас. Чарльз, дорогой, будь добр, составь нам компанию!

Чарльз Сэндридж, виконт Динтон, отложил газету, чтением которой наслаждался, разместившись в кресле неподалеку от хихикающих и таинственно перемигивающихся сестер. Он легко поднялся и, оставив на сиденье недочитанные листы, направился к мачехе, мимоходом задев стол, за которым сидели девушки, склонив друг к другу белокурые головки. Между ними стояла полураскрытая книга, содержимое которой и было темой их бурного обсуждения. За оживленной беседой хохотушки явно не замечали того, что происходит в комнате, поэтому, когда стол покачнулся и изящный томик с гулким хлопком приземлился между ними, они резко отпрянули друг от друга и испуганно замолчали. «Великолепная Софи» [1]

— гласила витиеватая надпись на обложке захлопнувшегося тома.

Резкие, как будто рубленые черты лица Чарльза добавляли ему внешней серьезности и несколько лет к возрасту, хотя на самом деле молодому человеку едва исполнилось двадцать шесть лет. Он был высок, силен и умен. В одежде, вопреки стараниям отца, а может и благодаря им, ценил скорее практичность, нежели элегантность, абсолютно пренебрегая какими-либо признаками щегольства. Салонным разговорам он предпочитал верховую прогулку по окрестностям и объезд владений отца.

Прошло уже четыре года после смерти дяди Бернарда, который оставил племяннику солидную часть своего немалого состояния. Первое, что сделал юный джентльмен, получив финансовую независимость, это уладил дела графа с многочисленными кредиторами. Но провернул все это таким образом, что в результате полностью отстранил отца от дел и загнал его в рамки таких жестких правил и ограничений, что бедняга неделю не выходил из спальни, то и дело выкрикивая из-за закрытых дверей гневные монологи о пригретых на груди гадюках.

Однако поскольку по большому счету графа никогда не интересовали его обязанности, он быстро смирился с создавшимся положением, немало помогло делу и то, что Чарльз на людях всегда был неизменно вежлив и почтителен к отцу. С тех пор управление делами семейства находилось в надежных руках молодого джентльмена. Кроме управления имениями, Чарльз довольно успешно вкладывал средства в развивающиеся компании, как отечественные, так и расположенные на континенте.

— Мама, леди Анна, — Чарльз тепло улыбнулся одной женщине и почтительно склонил голову в сторону другой.

— Присаживайся, мой мальчик, — сказала леди Анна, похлопав по софе рядом с собой.

Еще раз кивнув, Чарльз устроился рядом с мачехой и изобразил на лице живейший интерес и готовность безропотно выслушать все, что леди сочтут нужным ему сообщить.

— Как я уже сказала, сегодня мне нанес визит мой брат Джеймс, — графиня неторопливо продолжала свое повествование.

— Надеюсь, у него все в порядке? — полюбопытствовал молодой человек.

— Да! Спасибо, у него все хорошо! По крайней мере, мне так показалось, — подтвердила леди Анна, а затем, встрепенувшись, продолжила, проговаривая слова гораздо быстрее, чтобы максимально затруднить собеседникам возможность вставить еще хоть слово. — Он чувствует себя хорошо! Выглядит, как всегда, великолепно! Карьера у него идет в гору. Он только что вернулся из Лоссии, где провел с посольской миссией все послевоенные годы. А теперь его отправляют в Вабрию. Там у него тоже какое-то дипломатическое задание, но на этот раз оно не затянется на годы, по крайней мере, он высказал такую надежду.

Леди Анна замолчала, почувствовав настоятельную потребность вновь наполнить грудь воздухом. Возникшей паузой не преминула воспользоваться леди Мария.

— А как же Селия? Он возьмет малышку с собой? — спросила она.

— Так об этом и речь! — воскликнула рассказчица. — Он не расставался с дочерью последние пятнадцать лет. С тех пор как мать крошки умерла. Ах, Амелия! Она была так прелестна. Эльфийская кровь, этим все сказано.

Леди Анна всхлипнула, приложила многострадальный платочек к глазам и продолжила:

— В этот раз брат не может взять бедняжку с собой. Его миссия чересчур деликатна (подробностями он поделиться не смог). Он попросил до своего возвращения приютить племянницу у нас. Я, конечно, не дала окончательного ответа. Сказала, что мне необходимо посоветоваться с тобой, Чарльз. Но если честно, я бы с радостью присмотрела за девушкой. Боюсь, мой брат не слишком о ней заботился все эти годы. За время нашего разговора он раз двадцать повторил, что она никогда не доставляет ему особых хлопот, очень разумна и всегда сама знает, что делать. Если бы он еще раз сказал, какая она самостоятельная, клянусь, я бросила бы в него туфлю.

Она остановилась и выжидающе уставилась на Чарльза.

— Если вам так хочется видеть кузину в этом доме, то не вижу, что может вам помешать? — удивился тот.

— Дорогой мой мальчик! Так ты не против? — радостно уточнила графиня.

— Конечно нет! Вы вольны принимать в этом доме кого сочтете нужным. В конце концов, именно вы его хозяйка, — произнес молодой человек.

— Я завтра же отпишу брату, что крошка Сели найдет в нашем доме приют и материнскую заботу на время его отсутствия, а если она этого пожелает, то и дольше, — счастливо вздохнула леди Анна.

— Когда ожидается приезд девушки? — поинтересовалась леди Мария.

— Мой дорогой братец не в состоянии назвать точной даты! — фыркнула ее собеседница. — Но он утверждает, что она вернется в страну в самое ближайшее время.

— Как? Она путешествует одна?

— Представь себе! С ней, конечно, есть компаньонка, хотя когда Джеймс упоминал ее, он так странно усмехнулся, я почувствовала, здесь определенно какая-то тайна. Кроме того, у малышки, конечно, есть горничная и старый слуга, который нянчил в колыбели еще ее незабвенную матушку. Ах, как же все-таки была прелестна Амелия! Если девочка унаследовала хоть толику ее очарования…

— Если вы говорите о том голенастом утенке, который десять лет назад всюду таскался за Грегом, то вряд ли из него выросло что-то хоть сколько-нибудь очаровательное! — не слишком вежливо перебил мачеху Чарльз, недоверчиво при этом усмехаясь.

— Милый, из гадких утят иногда вырастают прекрасные лебеди, — мягко упрекнула его мать, поправляя полупрозрачной рукой пепельный локон, нервным смешком выдавая, что когда-то она сама ждала появления сей дивной птицы в зеркале, но так и не дождалась.

Чарльз поцеловал невесомые пальцы, но прыгающие в глубине его глаз смешинки говорили о том, что превращение маленького бесенка в ангела он относит к разряду чудес несбыточных и невозможных. Однако он больше не мешал двум дамам наслаждаться обсуждением предполагаемых достоинств кузины.

Предмет их беседы стал интересен и двум прелестницам, которые прервали обсуждение своих, наверняка важных проблем, и чутко прислушивались к словам старших.

Лизи и Кити, как называли их в кругу семьи, были погодками, но так похожи, что их часто принимали за близнецов. Обе изящные, белокурые, с выразительными голубыми глазами и остренькими носиками, делавшими их похожими на лисичек. Девушки мало напоминали мать и еще меньше походили на отца, что, нужно признаться, шло им на пользу.