— Да вот! Представляешь?! И вот что заметил — хоть и держится девушка стойко, и, кажется, даже провоцирует порой, но какой-то страх в ней перед мужиком все же теперь имеется. Она и меня-то позвала, потому что видела — в возрасте я, так что точно ее не заездию. Да и мальчишка при мне был незашуганный… ты, то есть… а значит жестокости во мне нет.

Паленый замолчал и стало понятно, что рассказывать ему больше нечего. Но меня выданная им информация настолько зашибла, что я в нее поверить просто не мог:

— Подожди, я правильно понял, они по очереди с ней… того самого, а потом еще и били?! Женщину?!!!

Наставник глянул на меня жалостливо:

— Ты Хвост, понял неправильно. Не по очереди «того самого», а одновременно.

— Это как?! — выпал я.

— Сил моих больше нет, объяснять тебе такие вещи! — вздохнул он устало. — Вот вырастишь, и поймешь.

— Это когда будет! — расстроился я.

— Думаю, скоро. Я сегодня твою реакцию на девушек приметил. Да ты и сам, Хвост, что, не понимаешь, что все твои психи неспроста? Прыщи вон полезли. Тебе лет сколько точно?

— Ну, через три месяца пятнадцать будет.

— А компот ты уж больше двух недель не пьешь, вот организм свое и берет. Причем, сразу и быстро — нагоняет. У нас, интернатских, так обычно и бывает. Ну, ничего, пока ручонки в помощь, а через годик и к милостивицам можно будет идти.

— А сейчас, нельзя? — заинтересовался я такой перспективой.

Паленый окинул меня насмешливым взглядом:

— Не, думаю рано еще — делать тебе пока там нечего, только если креды впустую переводить.

После этих слов он поднялся и со словами: «- Надо выпить», пошел в холл. Я поплелся за ним.

Он заглотил стакан водяры, но мне не дал. Пришлось пить водичку.

Но не в холле, не по возвращению в каюту, несмотря на все мои попытки, разговора так больше и не получилось. А вскоре, видно после спиртного, Паленый и вовсе засопел ровно.

Но мне еще долго не спалось — слишком много всего на мою голову вывалилось, и мозги теперь буксовали, как багги на мелких речных камнях. Очередной наезд осознания реальной взрослой жизни давался мне опять нелегко.

Да и когда уснул, покоя мне не было.

Когда засыпал в первый раз, с вечера, видно набегавшись, провалился так, что и не снилось ничего. А отдохнув отчасти, да под впечатлением от разговора с Паленым, теперь скорее не спал, а бредил.

Сны такие явные были! Видел, прям вживую, Сапфиру и Гагату — вместе. Одеты они были, почему-то, не в привычные яркие балахоны, а лишь в те крохотные кусочки ткани, что носили женщины у бассейна в материнском отсеке.

Тела девушек переплетались, светлое — матовое и черное — блестящее, а я руки к ним тянул, тянул… но стоило дотянуться и схватиться за сиски, как в ладонях у меня оказывалась не желанная светлая и темная плоть, а мячики. Детские такие — обыкновенные, полосатые и холодные.

Да-а, единственное холодное, в окружающей меня жаре…

Несколько раз просыпался. Мячиков в руках, понятно, не обнаруживал, а вот жар оставался со мной наяву. Одеяло каждый раз оказывалось на полу, а рука в трусах.

Раз на пятый мне это надоело и я решил вставать. В холле на настенных часах значилось без десяти шесть.

До завтрака в столовой оставалось больше часа, но я отчего-то испытывал такой дикий голод, что ждать сил не было. Впрочем, Стояк слопал только одну лепешку, и на столе так и стояли две непочатых коробки с пиццей. Сладкая газировка в запечатанных бутылках тоже в нашем отсеке не переводилась. Мужики хлестали ее после перепоя. Так что, чем мне набить пузо спозаранку, нашлось быстро.

Когда я дожевывал третий кусок, из нашей каюты вышел помятый наставник.

— А ты чё так рано встал? — удивился я. — Лег-то во сколько!

— С тобой поспишь! — вернул он мне вчерашнюю, брошенную ему, фразу. — Всю ночь метался и дрыгался, пыхтел, как багги на скорости, — и, хмыкнув, отправился в гальюн.

Выйдя, уселся радом со мной.

— Что у нас тут осталось? — полез он проверять по коробкам.

А прожевав первый кусок, как бы между прочим, спросил у меня: — Чем заниматься собираешься?

— А чё? — напрягся я.

— Да придется тебе самому развлекаться сегодня. Нам после такого хорошего поиска разрешили один из старых, раздолбанных багги поменять. Так что, щас командир встанет, и мы пойдем наверх, в мастерские. А приемка и обкатка дело долгое, там же еще документы выправлять в конторе придется, на учет машину поставить.

— Меня с собой не берете? — настороженно уточнил я, старательно пытаясь скрыть зарождающийся восторг.

— Зачем ты там нужен, под ногами путаться?! — поддержал Паленый мою радость. — Но ты тоже, давай не болтайся целый день, займись чем-нибудь полезным. Вон Гагата своего бери и дуй с ним в спортзал, будет тебе противник одной с тобой весовой категории.

— Гагата?! — удивился я.

— А ты что, не знал, что Хрякова команда еще позавчера из рейда вернулась? Лазили далеко, но, говорят, бестолково, фигни нарыли какой-то! — довольный неудачей конкурирующей команды, гоготнул Паленый. — Но ты это, про наш поход, ни слова! Помнишь? Я про дорогу, не про щера, про него можешь рассказывать.

— Помню, — кивнул я.

Тут из своей каюты выбрался заспанный Стояк. Мужики заговорили о предстоящих делах и на меня больше внимания не обращали, и я, бочком-бочком, подался на выход.

На улице хоть и включили уже дневное освещение, но тишина стояла полная. Так что лифты я миновал, не останавливаясь, и с разбегу врубился в темноту. Так же быстро доскакал и до старого пункта хранов.

У заветного ящика с тайником коммуникатор выдал мне по времени всего половину седьмого. Ю-юху!

Вышел на закрытую улицу и пошагал вперед, подключая на ходу фонарь на бластере. Да-а, и такой прибамбас у пушечки имелся, только я все-таки инструкцию видно не дочитал… Но ничего, пока маялся ожиданием, времени разобраться у меня было достаточно.

Предстоящие мне первые полтора километра я собирался пробежать бегом, надеясь, что за те дней пять, что я здесь не был, никакая гадость гнездо себе обустроить не успела.

Но, пока одергивал топорщащуюся на уплотнениях защиты куртку, пока включал фонарь, разогнаться не успел. А потому и заметил, что на противоположной от поста стороне улицы, крыльце третьем от угла, открыта дверь.

Замер, как вкопанный. Такого точно не было! Я помнил.

Стоило осознать это, как из помещения послышались еще и звуки шагов не одной пары ног! Что за щер гребучий?!

Дернул бластером и направил свет на проем, оттуда сразу же раздался глумливый голос:

— А вот и наш крысеныш! Ждем-ждем, а он не идет! — и кто-то другой загоготал.

И на пороге нарисовался, ни кто нибудь, а Валет собственной персоной! Следом, на крыльцо выперся еще один бугай с такой же радостной рожей, как и у приятеля.

«Кое-какая гадость все же обустроила гнездо… — понял я. — Да порхатки ж драные! Чё делать?!» — и замер в растерянности.

А те неспешно приближались ко мне.

— Где ж ты мелкий был столько дней? В прошлый раз-то только и мелькнул! Я прям распереживался, думаю, что здесь крысенок один делает? В такой-то глуши! Вдруг паучок малыша за жопу схватит? Как Паленый без своего крысенка жить станет? — продолжал изголяться Валет, подступая все ближе.

В свете сильного фонаря на таком расстоянии его лицо было хорошо видно — нездоровое какое-то. Само бледное, а глаза вытаращены и зрачки в них крупные, почти полностью заполняющие светлую радужку.

«Пьяный, что ли?»

Я поднял бластер повыше и встряхну им, привлекая к оружию внимание.

— О, пушечка! Ты что, в людей стрелять будешь?! Сможешь, что ли?!

Нет, в людей стрелять я был не готов, но чем отпугнуть их еще, не знал. А потому сказал:

— Буду!

— Ой, ли?! Кто у нас тут развоевался? Кто такой смелый? — и как скакнет рывком, через разделяющие нас три метра! — Дай сюда, малой! Пушка детям не игрушка! — и вывернул одним резким движения бластер у меня из рук.