В общем, я накупал звереныша, который сначала брыкался и норовил сбежать, а потом урчал от удовольствия и подставлял бока. Затем обработал его раны, кровоточившие из-под пластин чешуи и, по всей видимости, полученные от острых, тонких и способных проникнуть даже под щерову защиту когтей котов.

А когда после щеренка ванна обработалась сама собой, обрызгавшись какой-то жидкостью, уже я испытал неведомое мне до этого момента удовольствие. Развалясь, лежал в горячей воде, хлопал радужные пузыри на ее поверхности и вдыхал незнакомый мне, но очень приятный аромат морского бриза. По ходу этого занятия…довольно урчал я погромче мелкого!

А стоило выбраться из ванной, пришла и моя очередь на медобратку.

После горячей воды ярче проявившиеся на лице красные пятна и мелкие пузырьки были замечены Сайрусом. И тот сразу же, пренебрежительно отклонив предъявленную из аптечки мазь, проводил меня в соседнюю с гальюном каюту, где стояла медкапсула.

Что это за зверь такой, конечно же, я не знал, но по названию предположить мог — очередной навороченный агрегат праотцов, в данном случае отвечающий за здоровье.

— Живя один, в полной изоляции, господин Александр воспользоваться ею в соответствии со своими нуждами уже не мог, но набор медикаментов общего назначения остался нетронут, — опять принялся давать непонятные мне объяснения Сайрус, заставляя улечься в мигавшую разноцветными огоньками продолговатую капсулу.

Спросить, что это значит, не успел — меня накрыло прозрачным колпаком и, едва почувствовав легкие «укусы» впившихся в плечи инъекций, я провалился в сон.

Выбирался из капсулы всего через час, как мне показал электронный циферблат на колпаке, прежде чем открыться. Но ощущал я себя так, будто проспал не меньше суток, а перед этим словно и не лазил по завалам, не дрался со всякой страшной живностью, да и, вообще, ничуточки не напрягался. Ни одна мышца не тянула, ни один ударенный сустав не болел, а ожогов, как и вовсе не бывало.

Да и бодряк был такой, что я вприпрыжку побежал в столовую — потому, как аппетит-то как раз, разыгрался вдвойне!

А на столе уже парила полная тарелка, и еще на подходе я почувствовал умопомрачительный запах тушеных мяса и овощей.

Сайрус стоял в сторонке и смотрел на меня довольными глазами.

Тут ко мне подбежал щеренок и принялся крутиться возле ног, тоже заглядывая мне в глаза, но уже преданно.

— Приятного аппетита, — пожелал тем временем Сайрус.

Я сел, а он продолжил стоять.

— Садитесь со мной за стол, — предложил я.

— Вы же понимаете, господин Зак, что я не смогу разделить с вами пищу?

— Ну, хоть компанию составите, — не сдавался я, настаивая на своем.

Тот кивнул и присел. А я, удовлетворенный, принялся наворачивать рагу, при этом, даже не пытаясь действовать ложкой аккуратно — сил не было, как хотелось есть!

В какой-то момент понял, что очередной кусок отчего-то застревает в горле. Глянул на Сайруса, тот деликатно пялился в стену… а вот щеренок сидел рядышком и следил восхищенными глазами за моей ложкой. При этом с нижней челюсти у него тянулась слюна и вязко капала на пол, уже образовав возле лап небольшую лужицу. Давно видно так сидит…

— А зверя что, до сих пор не покормили? — спросил я.

— Питомиц ел не далее, как полчаса назад, — отрапортовал Сайрус.

— Но он же явно голоден! — не поверил я.

— Думаю, что нет. Вон, оставил больше половины, выданной ему порции, — указал мой собеседник в угол, где я разглядел две немаленькие чашки на подставке. Одна была с водой, а вторая с коричневыми катышками.

Щеренок поглядел туда же и глаза его стали грустными. И, что самое интересное, я его понимал — такое гадостное на вид, я бы тоже без большой необходимости есть не стал.

— Ему не понравилась эта еда, — разъяснил я проблему Сайрусу.

— Не может быть. Корм синтезирован в соответствии с физиологическими потребностями его вида, — безапелляционно изрек тот. — Опасно кормить животное со стола хозяев.

А мне вспомнилось, как мелкий хрустел попрыгунчиками и, по всей видимости, прекрасно их усваивал, потому, как кроме сытой отрыжки, никаких «чудес» его пищеварение так и не выдало.

Я примерился к своему рагу, которого на тарелке было еще предостаточно… и понял, что уже сыт под завязочку. И тут же вспомнил, что в меню проставлял аж четыре порции, именно, что из расчета еще и щеренка.

В общем, не желая спорить с Сайрусом дальше, я просто пошел и вывалил в миску малого его законную порцию. Тот, урча и повизгивая от счастья, принялся есть, в спешке прихватывая и ложку, которой я переваливал пищу с одной тарелки на другую.

— Видите, как он голоден? — спросил собеседника, возвращаясь на свое место и демонстрируя ему покореженный столовый прибор.

Тот задумчиво посмотрел на него, а потом на чавкающего щеренка:

— Я делал все по правилам, по давно заложенной в мой функционал программе. Но теперь понимаю… что чего-то не понимаю… — выдав эту корявую фразу он задергал левым глазом, а правый зрачок у него и вовсе уполз под верхнее веко полностью.

Я растерялся, ведь что он такое на самом деле, я понять так и не смог, а в этот раз он впервые еще и повел себя… совсем не по-человечески.

— Не переживайте так, со всеми случается. Как говорит один мой знакомый человек, мы не можем всего знать.

— Я могу, и должен, — ответил он, безэмоционально упершись взглядом в противоположную стену, теперь и вовсе глазами, полностью лишенными зрачков.

Мы зависли в молчании. И впервые с момента, как я попал сюда, мне стало жутковато… откуда-то пришла мысль о ловушках, которые расставляют охотники на некоторую живность — пленяющая или даже сразу убивающая конструкция, а внутри нее жирный кусок для глупенькой тварюшки.

— Я испугал вас, господин Зак? — отмер вдруг Сайрус.

И спросил-то вроде тихо, но я аж подскочил на стуле от неожиданности.

— Приношу свои извинения. Видите ли, хотя мой функционал после смерти господина Александра и погрузился в режим ожидания, но максимальная интенсивность в настройке программы личности снята им не была. А потому, не проявляя себя внешне, блокироваться полностью… по вашему — уснуть, я так и не смог. И все без малого пятьсот лет перебирал имеющуюся в накопителе информацию. Анализировал, сопоставлял, применял к ней свои возможные поведенческие реакции, и снова сравнивал с тем, как поступали люди, если таковая запись в файлах имелась. То есть я, в какой-то мере занимался самообразованием в единственной доступной мне на то время форме. Я понятно изъясняюсь?

— Вроде да… если правильно понимаю, то вы просто дремали без движения, не погружаясь в глубокий сон, и как бы внутри себя проигрывали прошедшие события?

— Примерно. Так вот, когда сегодня вы пришли, и я активировал все системы, то оказалось, что «моя личность» более развита, чем весь остальной функционал. Мы уже столкнулись с тем, что при появлении в доме постореннего человека был нарушен установленный порядок действий. А как только я проанализировал записи с камер наблюдения, оказалось, что так же нарушена синхронизация «испытываемых» по ситуации эмоций и мимики лица моего фантома. Поскольку нюансы первого стали разнородней и скоротечней, отображение их на проекции… местами подтормаживает… скажем так.

— Но это ж пройдет? — с надеждой спросил я, не поняв, как и раньше, половины терминов, но, кажется, уяснив главное — ловушка с жирной наживкой вроде отменяется…

— Надеюсь — да, я буду работать над этим, — кивнул мой собеседник.

Это успокаивало, но все же очень захотелось сменить и тему разговора, и обстановку в общем — вернуть все к более понятному порядку.

— Мне что-то еще следует увидеть? — спросил я, выгребая часы из кучи предметов, снятых перед переодеванием с пояса защитного костюма и сваленных теперь рядом — на столе, — У меня есть… — открыл бронированную крышку и принялся высчитывать — стрелки показывали двенадцать без пяти, и если учесть, что парни ушли где-то в семь, то… — …ага, еще целых девятнадцать часов!