Тварь обдало огнем. Раздался треск, шипение и громкое щелканье. Когда пламя схлынуло, стало понятно, что страшилище все-таки было далековато от нас и его волосатое тело едва затлело, а заметный урон получили лишь крылья, покрошившись обуглившимися краями.

Но видно втянутые вовремя усики опять устремились к нам, зачмокав сильней, а жвалы и вовсе взбесились, раскрываясь и сщелкиваясь так, что легко можно было представить, как человеческая голова легко скрывается межу ними… не хуже, чем в пасти у взрослого щера.

Да и лапы… ноги, не знаю, как они у этой тварюги называются… заработали быстрей, сокращая расстояние между нами. И если первый раз я пыхал метров с десяти, то теперь треть от них чудовище уже преодолело.

Скулеж за моей спиной изменил тональность, преобразившись из жалобного плача в бурное пыхтение. Я так понял, что щеренок теперь взялся подбадривать меня!

И поддержка, даже такая, придала сил и я, боясь опять не достать тварь огнем, как положено, ринулся к ней навстречу, уже осознанно вступая в бой.

На гашетку нажал, когда между мной и крылатой гадостью было метра два. Теперь огонь не утек впустую, а полностью обхватил противника, в обратку пыхнув и мне в морду жаром.

Я, как всегда догоняя, вспомнил о защите и принялся пристраивать на положенное место очки и намордник, уже понимая, что щеки все-таки немного прижгло. Но обращать внимание на это было некогда, и меня хватило только на то, чтоб порадоваться за видно вовремя зажмуренные и все же уцелевшие глаза.

А едва защита встала на место, как я пальнул по дергающейся твари еще раз.

От этого, повторного близкого пыха, толстое, уже не волосатое, а в облезлой коже брюхо треснуло и из него вместе с потекшей слизью начали вываливаться какие-то продолговатые белесые катышки… яйца что ли?!

Я непроизвольно отступил и чуть не грохнулся — оказывается, мелкий успел подобраться ко мне и теперь жался к ногам.

Тараканиха, хотя голова ее почти полностью обуглилась, дергала остатками крыльев и сучила дымящимися лапами, отчего громоздкое тело ерзало по кругу на полу, таща за собой ошметки лопнувшего брюха. При этом она продолжала трещать частично уцелевшими жвалами и пыхтеть сквозь вставшие дыбом пластины на «груди».

И хотя я-то не чувствовал, но думаю, что все это не только гадостно выглядело, но еще и мерзко воняло, потому, как щеренок вдруг принялся громко чихать и чесать лапой нос.

И тут, с громкими хлопками яйца начали трескаться, а из них, истекающих какой-то гадостью, принялись вылупляться червяки, сразу же устремляясь к твари.

До этого момента я как-то и не думал, что картинка может быть еще более блевотной, чем та, которую я наблюдал сейчас, но толстые личинки в этом разубедили меня быстро, начав жрать создание, только что породившее их. Они как-то сходу въедались в еще живое тело, оставляя за собой видимые ходы и выгрызая дыры наружу, чтобы тут же опять углубиться в новые.

От близкого лицезрения такой «красоты», тот брикет питательного сублимата, что я заточил недавно, запросился на выход. Понимание своей слабости разозлило, и я принялся поливать огнем всю имеющуюся дрянь.

Щеренок вдруг снова цапнул меня за лодыжку и заскулил. Глянув на него, понял, что тот уже прячется за моими ногами от чего-то, что опять оказалось у меня за спиной.

Продвигаясь вперед, хочешь не хочешь, а пришлось заметить, что справа, в непроглядной темноте не просто большое помещение, а самый настоящий парк расположен. Только в отличие от привычного, этот был заросшим, буйным и непролазным, так что если какое освещение там и было, то его задавило совсем.

И вот теперь из этих зарослей, отрезая путь к отступлению, на нас вылезало еще одно омерзительно-прекрасное крылатое создание. Только это, в отличие от толстой, носящей в себе яйца твари, было поджаро и двигалось гораздо быстрей.

К тому моменту, как я развернулся, очередное страшилище уже взгромоздилось на приподнятый над почвой пол галереи и теперь по проходу надвигалось на нас. Жвала, признав в нас жратву, с щелканьем радостно гребли, а присоски на усах чавкали.

Я, не раздумывая, пыхнул огнем, потому, как и раздумывать-то было уже некогда — крылатый таракан очень быстро сократил расстояние между нами метров до трех.

Эта дрянь, в отличие от первой, имела голос и кроме усилившегося щелканья принялась издавать и какие-то звуки, от которых не столько глохли уши, сколько начинало свербеть в голове. Щеренок, тот и вовсе заверещал и начал кататься по полу, мешаясь под ногами.

Я нажал на гашетку еще раз, в этот раз, чуть не тыча стволом в дрожащие пластины на «груди» твари, потому, как по моим ощущениям, звук рождался именно там. Пыхнуло так, что и таракану хватило, и мне руки подпалило, что почувствовал даже через защитные перчатки. Но уродище заткнулось! А потом и завалилось, горя изнутри!

Мне бы порадоваться и драпануть отсюда побыстрей… но тут щеренок в себя придти никак не мог и, подвывая, тряс головой, а меня это, как ни странно, волновало больше, чем появившаяся возможность слинять.

Не знаю, может потому, что и он меня не бросил, когда я разделывался с первой тварью, может оттого, что поддерживал во время боя и предупреждал, когда я от ужаса впадал в оцепенение, а возможно, к этому мгновению я просто уже уяснил для себя, что звереныш еще очень мал, но почему-то, как противника и монстра воспринимать его у меня больше не получалось.

И вместо рывка к завалу я наклонился к мелкому.

— Вставай малыш, — сказал я и потормошил его, стараясь привести в норму.

Топорщащиеся шипы и пластины под рукой опустились. Я попытался подхватить его, но в этот момент, с той стороны, куда я намеревался двинуть, раздались стрекот и цоканье.

Едва подняв голову, я тут же забыл о щере и опять ухватился за фаербласт — к подергивающемуся таракану из того же проема, из которого выполз он, тянулись цепочкой какие-то… я даже не понял кто, животные или насекомые.

Мелкие, скачущие на двух кривых лапках, через раз вспархивающие на куцых крылышках тварюшки, имели пасть, размером во все свое малюсенькое тельце. При каждом прыжке щель размыкалась и тут же схлопывалась, что во множественном числе и составляло тот стрекот, который привлек мое внимание.

Несколько этих созданий, размером с мой большой палец, допрыгав до намеченной жертвы, тут же принялись ее жрать… к чему, собственно, я был уже морально готов.

Но вот к чему подготовиться не успел, так это к тому, что та мелочь, что скакала в последних рядах, лихо перемахнув через таракана, устремилась ко мне.

Через мгновение, которое я потратил на осознание этого, на мне их висело уже штуки три и то, что меня еще не жевали, говорило только о том, что твари по незнанию выбрали несъедобные места. Видно их привлекли отсвечивающие поверхности, и теперь две зверушки висело на фаербласте, а одна на фляге с водой.

Я с перепугу задергался, сбивая их, а щеренок заметался рядом, ловя других на подлете и тут же ими хрустя.

Поняв, что строй этой мелкой гадости не заканчивается, а все продолжает пополняться новыми попрыгунчиками из парка, я опять схватился за флаербласт и принялся, как ненормальный, жать на гашетку.

Тварюшки сгорали полностью, не оставляя после себя ничего, кроме хлопьев пористой сажи, которая теперь вяло кружилась в свете пламени кое-где еще тлеющего таракана и моего фонаря.

Но новые попрыгунчики всё пребывали и пребывали. Только эти, по ходу сразу понимали, что жареное мясо от них уже никуда не денется, а вот живое может сбежать, и ломились прямо к нам.

Я подхватил уже обожравшегося и срыгивающего щеренка подмышку и начал отступать, отстреливаясь одной рукой.

Шаг за шагом мы прошли то расстояние, что было до первой пожженной твари, а потом заступили и за нее. По левую руку миновали дверь, в которую я ткнулся бедром на удачу, но понятно, что открыть не смог.

Пятясь и не отрывая глаз от наступающих мелких тварюшек, я не сразу понял, что их наглый напор как-то притих. И только в тот момент, когда новая опасность уже предстала передо мной во всей «красе», осознал, что загнал себя в такую задницу, из которой выбраться, наверное, уже не смогу!