Рассмотреть внимательней эту гадость я не успел, уродище, издав очередное раскатистое «Кхе-хе-хе-ха-а!», взвилось высоко вверх прямо с места и шлепнулось в воду, обдав нас фонтаном брызг.
Я, не отрываясь, пялился на противное нечто, которое теперь спряталось от нас, выставив над поверхностью лишь свои шевелящиеся глаза. Мужики тем временем постепенно угомонились и Стояк сказал:
— Это жабец, самая, наверное, безобидная тварь из тех, что тут водятся… если, конечно, не трогать ее руками. Ядовитая настолько, что ее почти никто не жрет, даже из местных хищников. А вот икру их…
— Чего?! — не понял я.
— …яйца в кладке, — уточнил Стояк, — жрут все, потому, наверное, и не расплодились сильно.
— Что-то я не помню, чтоб нам про такое рассказывали в школе…
— Ну, я ж говорю, это не та тварь, на которую следует время тратить.
— А воду в реке она не отравляет? — заинтересовался я, все еще наблюдая, как шевелятся уже в темноте два бледно светящихся шарика над водой.
— Они выпускают ядовитую слизь, только когда их хватают. Да и потом, вода-то проточная… — ответил мне уже Паленый, и добавил строго, — давай, надевай гляделки и поехали.
Я спустил со лба окуляры на положенное им место… и опять замер, теперь уже не от страха, а заворожено.
Пещера вокруг преобразилась.
Трава стала одного зеленовато-серого цвета, но вот бугристость ее пучков теперь была более выражена, и за счет этого как-то четче проявился и весь рельеф пещеры. Обозначились и небольшие оползни вдоль стен, и глубокие промывы по дну. И уж точно каждая нора и дырка на поверхности выделились с особой определенностью.
И как-то сразу стало заметно, что пустой вроде тоннель просто кишит живностью!
Вон, сотни желтеньких точек суетятся, сливаясь в пятна и рассыпаясь искрами, вокруг мелких черных трещин.
Вон из одной дыры, той, что размером с кулак, в другую — такую же, скользнул мягко светящийся желтизной червяк.
А вон… чуть не за самой спиной Пердуна трава зашевелилась, сквозь нее посыпался щебень и, во вновь образовавшееся отверстие, высунулась заостренная безглазая голова.
Парень видно услышал что-то, ойкнул, резко обернулся и, выхватив фаербласт, наставил его на морду.
— Это крот, не трожь животину, — тут же одернул его Стояк и положил руку на пушку, опуская ее стволом вниз.
— А может… — чем-то попытался озадачиться Пердун.
— Не может! — отрезал командир. — Сожрать его невозможно, жесткий очень. А вспышкой огня ты сейчас распугаешь всех кролов на десять километров вперед.
Крот тем временем высунул из норы всю голову и, раздвинув на вытянутом носу жесткие пластины, потешно зашевелил большими ноздрями. Принюхался, почуял нас наконец и сдал назад, скрывшись в темноте своего хода.
— Он что, еще и глухой? — удивился я, потому что стояли мы не так далеко от дыры и голосов своих при разговоре не понижали, а тот действовал обстоятельно и спешить даже и не думал.
— Вам в школе и про них, что ли не говорили? — удивился Паленый. — Чему вас там вообще сейчас учат-то?
— Да, он и глухой, и слепой, но настолько бронированный, что его никто кроме щеров распотрошить даже не пытается, — ответил мне Стояк, видно желая прикрыть на корню заводимые с такого долгого подъезда объяснения моего наставника. — Так, мы с Прыщавым идем по той стороне. Ты, Паленый, за руль сажай Хвоста — у него в правах довольно высокая категория отмечена, так что, думаю, справится. Пердун, поедешь последним. У вас парни, кто в загонщиках пойдет? — спросил он у солдат.
— Пусть Кук погоняет, — ответил старший хран.
— А я-то чё?! — взвыл Пердун, догнав, куда его определили.
— А ты больно свордом молотишь, после тебя одни куски в кишках вечно получаются. Едете сзади вместе с Батом и собираете то, что мы зашибем.
Пердун засопел обиженно, но в спор с командиром не полез.
Так мы и тронулись. Впереди шел более легкий багги Кука, за ним мы с наставником. Третьей ехала машина командира, которой теперь управлял Прыщавый, а сам Стояк занимал его место.
В последний момент я бросил взгляд на жабца, все еще усиленно прятавшегося от нас, хотя теперь, в окулярах, он был прекрасно виден и под водой, эдаким расплывчатым светло-оранжевым пятном. Лупатая тварь провожала нас настороженным взглядом, наконец-то замерших в одной позиции глаз.
Ехали медленно, почти не поддавая давления на мотор, отчего компрессор гнал сжатый воздух практически бесшумно. Вскоре Прыщавый направил свою машину через поток, и они с командиром покатили по противоположному берегу параллельно нам.
Паленый в это время, наклонившись, нашептывал мне прямо в ухо:
— Смотри, как мы будем управляться со свордами. Это важно, если хочешь как-нибудь в следующий раз поучаствовать в гоне сам. Охотники, они занимаются этим делом профессионально, а потому им положены здоровенные пушки, плюющиеся сетями. Нам такие не светят, так что обходимся тем, что есть у нас. Вот и выходит, что никаким другим оружием, кроме сворда, воспользоваться не получиться — есть риск задеть иглой или дротиком кого-то из своих.
— А так разве много наловишь? — удивился я.
— А нам много что ли надо? — хмыкнул Паленый. — Официально продать мы такую добычу не можем, если только по знакомству куда пристроить, но тоже много-то не возьмут. Да и с собой несколько дней таскать, тоже не дело, завоняется на раз-два — только всяких хищников к стоянке привлечем. Так что, набили, пожрали и все на этом.
— Так свордом их рубить что ли надо, прямо на ходу?!
— Э — нет, так не пойдет! Вон Пердун, вечно намолотит — жрать нечего! Тут в идеале надо махать свордом так, что б искрой только доставать и вырубать крола, или на худой конец, плашмя клинком. А те, кто сзади идет, их подберут и добьют. Ну, можно еще башку чисто рубить. Но это только с опытом приходит.
Я угукнул, давая понять, что понял и на этом как-то разговор наш затух сам собой. Да и болтать стало несподручно — чем дальше мы уходили от рыболовного хозяйства, тем чаще стали появляться наносы камней и, соответственно, рулить становилось сложней. Да и трясло теперь неслабо, а значит, можно было и язык прикусить. А кому это надо?
Сколько мы так, в почти полной тишине и потихоньку, ехали — не знаю. Я-то хоть и имел неплохую оценку в правах, но вот в таких экстремальных условиях мне водить еще не доводилось. Лично у меня уже и руки с плечами стали ныть от напряжения, и внимание от такой монотонности пути пасовать. Из-за чего даже светящиеся пятна, обозначающие какую-то живность, уже давно не фиксировались сознанием, как что-то определенное — то ли это колония жучков каких-то, то ли цельный, но один жабец повстречался нам. Мне как-то все едино стало.
А потому, когда одно из таких, почти скрытых в траве оранжевых пятен, прыснуло из-под самых колес багги Кука, который шел первым, я почти и не отреагировал.
Но когда заскакало впереди и из-под машины командира, и почти сразу из под нашей… да не по одному, а, наверное, десятком сразу, я «спросонья» чуть не остановился. Но был огрет тяжелой пятерней наставника по плечу и воплем: " — Гони!", так что вмиг собрался и поднажал.
Компрессор взревел и мы рванули!
— Свет!!! — заорал Стояк.
Врубил… и ослеп!
— Придурок! — рявкнул над ухом Паленый уже «живым», не придушенным мембраной намордника голосом, и сдернул мне на грудь гляделки вместе с респиратором. — Угрохать нас захотел?! — пыхтел он, перегнувшись и руля вместо меня.
А я моргал усиленно, пытаясь разогнать вспышки в глазах.
В общем, как ни крути, а с десяток мгновений мы все же потеряли, отчего Кук успел вырваться хорошо вперед и уже вовсю рубил свордом направо и налево, не забывая поддавать электрического заряда на клинок!
Кролы с перепугу скакали так, что с одного толчка взлетали чуть не выше того Кука на багги, и то и дело перемахивали через поток, где попадали под колеса машины командира и молнию его сворда.
Тот рубил, почему-то, не из положения, сидя рядом с Прыщавым, а из кузова, стоя позади него.
