— Я чувствую себя намного лучше. Ты — лучшее лекарство.

Твёрдая, как камень, эрекция Джулиана касается моего бедра. Его улыбка неотразима, и, поскольку она слегка приподнята, это больше похоже на уверенную ухмылку.

— У меня есть кое-что, что может заставить тебя чувствовать себя намного, намного лучше.

Я прикусываю уголок нижней губы. Хотя я умираю от желания, чтобы Джулиан был внутри меня, особенно с его огромной длиной, тыкающей меня, я отчаянно нуждаюсь в душе.

— Как насчёт проверки в другой раз? Нана звонила. Она в городе.

— В самом деле?

— Да. — Я смотрю на своё грязное тело. — И мне нужно быстро принять душ, прежде чем отправиться в город, чтобы встретиться с ней. Прошло почти пять месяцев с тех пор, как я видела её в последний раз.

Блуждая глазами по моему лицу, Джулиан признается:

— Дорогая, ты напугала меня несколько дней назад.

— Я знаю, и мне очень жаль. Не знаю, что на меня нашло. С моей стороны было глупо так много пить. Какое-то время я буду держаться подальше от вина. Я чувствую себя в миллион раз лучше.

Водя указательным пальцем вверх и вниз по моей руке, его глаза фокусируются на мне.

— Что, Джулиан? — спрашиваю я, наслаждаясь его прикосновением.

Наклонившись вперёд, он прижимается своими губами к моим, позволяя поцелую задержаться, не открывая мой рот. Умный мужчина. Он слегка отстраняется, пристально глядя на меня. Я удивляюсь, когда он спрашивает:

— Она знает о нас?

— Что ты имеешь в виду? — я поднимаю бровь.

— Это простой вопрос. Твоя бабушка знает о наших отношениях?

Его руки теперь лежат по обе стороны от моей головы. Вместо того чтобы любоваться лицом этого вопрошающего мужчины, я сосредотачиваю своё внимание на его предплечье и замечаю татуировку. На нём написано Дорогая, и я не могу удержаться от такой широкой улыбки, что у меня болят щеки.

Как я это пропустила?

— Джулиан, твоя татуировка, — говорю я, сбитая с толку чернилами на его руке.

Великолепные глаза, которые я люблю, увеличиваются. Его взгляд пугает меня и одновременно возбуждает.

— А что с моей татуировкой?

— Я просто удивлена. И всё. — Я отворачиваюсь.

Он поворачивает мою челюсть указательным пальцем, заставляя меня смотреть прямо на него. Джулиан обдумывает удивлённое выражение на моём лице в течение нескольких долгих секунд, прежде чем наклониться к моему уху. Тихим голосом, от которого я загораюсь, он признаётся:

— Всё, что я делаю… Я делаю это из-за тебя. Только ты.

Мои губы приоткрываются, но не могу выразить, как сильно я его люблю. Как много он приносит мне радости.

Этот человек погубил меня на всю жизнь.

Джулиан наклоняется ближе, его грудь теперь касается моей. Он покусывает мочку моего уха, прежде чем снова спросить:

— Так твоя бабушка знает?

Он медленно отстраняется, его глаза ищут, ожидая ответа.

— Нет, Джулиан. Я ей ничего не сказала. Всё, что она знает, это то, что я бросила Эндрю, и ничего больше.

Он посылает ещё один поцелуй.

— Ты собираешься упомянуть, что мы вместе? — затем снова целует меня в нос, прежде чем лечь рядом со мной.

— Пока не знаю. Ты же знаешь, как ведёт себя Нана.

— Да, я помню, но, пожалуйста, просвети меня.

Я делаю паузу, кажется, на несколько минут. Теперь мы рядом, его пальцы переплетены с моими, когда он кладёт голову мне на плечо.

Моя бабушка — свободная и беззаботная женщина. В нежном семнадцатилетнем возрасте она покинула пределы своей уединённой жизни в Сан-Паулу и поступила в Уэллсли. К тому времени, когда ей исполнилось двадцать пять, она была юристом-международником, работающей в фирме в центре города. Она познакомилась с моим дедушкой, который был начинающим художником, и вышла за него замуж через несколько дней после их первого свидания. Когда несколько лет назад умер мой дед, Нана решила провести оставшиеся годы в путешествиях и благотворительной деятельности в зарубежных странах. Я вижу её несколько раз в год, и обязательно её первый вопрос: «Ты уже ушла от Эндрю?»

Мои бабушка и дедушка обожали Эндрю. Они просто не хотели, чтобы их единственная внучка выходила за него замуж. Они думали, что нам с ним суждено быть хорошими друзьями, но не более того. Даже после того, как он сделал мне предложение, бабушка отвела меня в сторону и без колебаний высказала своё мнение.

— Я не знаю, выйдешь ли ты за него замуж. Я просто не думаю, что он тот, кто тебе нужен. Он хороший человек, трудолюбивый, но между вами двумя чего-то не хватает. Но если он сделает тебя счастливой, я поддержу твоё решение.

Я вздохнула.

— Джулиан, мне только что исполнилось тридцать. Тридцать. Я её единственная внучка. Единственная семья, которая у неё осталась. И хотя она хочет, чтобы я была независимой женщиной, в то же время она ждёт, чтобы у меня была семья. Она может неправильно понять, если я упомяну о наших отношениях.

Мы оба двигаемся одновременно, оба ложимся на бок, лицом друг к другу.

— А какие именно у нас отношения? — спрашивает он, беря указательным пальцем прядь моих волос и крутя её. Появляется образ того времени, когда мы были моложе. Где он лежит рядом со мной на пляжном одеяле, играя с моими спутанными волосами. Это воспоминание согревает меня.

Лицо Джулиана находится всего в нескольких дюймах от моего, терпеливо ожидая моего ответа.

Не разрывая зрительного контакта, я предлагаю единственный ответ, который могу дать.

— Мы знаем, что это такое. Я просто не хочу обсуждать это с Наной. Хорошо?

Он качает головой.

— Это не то, что я хотел услышать, но пока приму это. Это должно помочь. — Он облизывает свои губы, прежде чем завладеть моими. Потрясающим, сдвигающим горы, заставляющим меня растаять, срывающим мои трусики поцелуем. Эндрю никогда ещё не целовал меня так страстно. Этот страстный поцелуй символизирует мои отношения с Джулианом.

Я.

Принадлежу.

Ему. 

Нана стоит перед туалетным столиком, когда я подхожу к её дому.

— Эванджелина, ты прекрасно выглядишь, — говорит она, целуя меня в обе щеки.

Нана — элегантная восьмидесятилетняя женщина, которой обычно дают немного за пятьдесят. Её оливковая кожа безупречна, а серебристые волосы собраны сзади в шикарный шиньон. На её коже виден тёплый загар, и хотя последние несколько месяцев она безостановочно путешествовала по поручению нескольких благотворительных фондов, она выглядит хорошо отдохнувшей. Элегантно одетая в один из своих многочисленных винтажных юбочных костюмов от Шанель, она подходит к своему крошечному шкафу, чтобы достать свою любимую пару черно-белых туфель.

— Я так счастлива, что ты здесь. — Я наблюдаю, как она стоит перед зеркалом, оценивая свою внешность.

— Я приношу извинения за позднее уведомление. Я здесь всего на одну ночь, и, конечно, мне нужно было увидеть свою единственную внучку. Давай пообедаем в Per Se. Мой друг-джентльмен был достаточно любезен, чтобы зарезервировать для нас столик.

Ах, моя бабушка. Она невероятна. Судя по тому, как светится её кожа, её друг-джентльмен делает для неё больше, чем просто заказывает столик. Она просто сияет.

Мы идём рука об руку на юг по направлению к Коламбус-Серкл, болтая о её последнем приключении.

Когда мы, наконец, направляемся к главному входу в «Тайм Уорнер Билдинг», я не могу не вспомнить, когда была здесь в последний раз. Это было празднование моего дня рождения с Джулианом в Масе. При этом воспоминании на моём лице появляется самая большая улыбка. Кроме того, это был первый раз, когда мы с Джулианом занимались любовью. Внезапно передо мной проносятся образы того, как он обожал и боготворил каждый дюйм моего тела той ночью, и нет никаких сомнений в том, что мои щеки краснеют.

— Эванджелина, ты краснеешь. Ты в порядке? — спрашивает Нана, совершенно не подозревая о непристойных мыслях, которые она только что прервала.