— Сколько ж можно ошибаться-то? — обиженно простонал Тетерин, вставая и припоминая, как вчера его ударили по голове в подъезде собственного дома, тоже по ошибке. — Этак по ошибке всё население страны перебьёте.

— Простите нас, ради Бога, — сказал безусый Белокуров, возвращая Тетерину отцовский пистолет, а Белокурову усатому — его парабеллум и паспорт. — Напрасно вы на КПП назвались совами. Дежурный сразу тревогу поднял. Мы давно уже ждём нападения сов. Кое-кому не нравится существование нашего княжества. Добро пожаловать, меня зовут Владимир Георгиевич Ревякин.

— Вы что, действительно просто двойник? Не брат ему? — спросил Тетерин, пожимая руку отца-основателя. — Потрясающее сходство.

— Доселе у меня таких братьев не было, — отвечал Ревякин. — Прошу вас во дворец.

— Надо будет ваши черепа прощупать, — сказал Сергей Михайлович. — Может статься, вы и в краниологическом отношении двойники, а это очень много значит для вас обоих.

Николай Прокофьич осторожно вытаскивал из «мыльницы» спящего мальчика. Освободив машину, препоручили её одному из телохранителей, который отогнал её в гараж. Ревякин повёл гостей в просторный и чистый холл Здесь было светло и уютно, и сразу вновь захотелось спать, но отец основатель заявил:

— Приготовьтесь встречать рассвет, осталось чуть меньше часа. Покамест размещайтесь, вот вам ключи, поднимитесь на второй этаж и — последняя дверь в левом крыле. Окна не открывайте — запах.

— А что это? — спросил Николай Прокофьевич.

— Сегодня ночью из-под земли забил какой-то пока не изученный источник. С ним ещё предстоит разобраться. Через полчаса жду вас внизу, — повелительно сказал отец-основатель.

— Я останусь при малыше, — сердито возразил Николай Прокофьич.

— Разумеется, — разрешил Ревякин.

Совы поднялись на второй этаж, где их ждал двухкомнатный номер с ванной и туалетом, как в хорошей гостинице или санатории. На полу — ковры, добротная мебель, на стенах — картины. Старик с малышом заняли одну комнату, Белокуров и Тетерин — другую.

— С удовольствием лёг бы спать, — сказал Белокуров, — но ужасно хочется посмотреть, как они встречают рассвет.

— Это что, особый у них ритуал? — спросил Тетерин, позёвывая.

— Да. Они же птицы.

Тетерин первым принял душ, потом уступил место Белокурову. Освежившись, они вдвоём спустились в холл, где им на сей раз встретились две женщины, одетые в одинаковые балахоны из толстого темно-красного бархата. Одна — постарше, коротко стриженная брюнетка с выразительным, несколько игривым взглядом, высокая. Другая — помоложе, длинноволосая блондинка, казавшаяся растерянной и виноватой, худенькая и маленькая. При виде гостей обе вскочили с кресел и вытаращили глаза.

— Доброе утро, — сказал им Белокуров.

— Здравствуйте, — произнёс Тетерин, гадая, кто они такие. Обе на вид недурны, и он был бы не против, если б их приставили к ним в качестве... ну, допустим, сопроводительниц.

— Бог ты мой! — воскликнула брюнетка. — Смотрю и не верю глазам своим — отец-основатель, только располневший и с усами! Вы что, брат?

— Этот вопрос нуждается в выяснении, ради которого я, собственно, и приехал, — отвечал Белокуров. — Борис. А это специалист, который будет проводить экспертизу нашего родства с отцом-основателем. Его зовут Сергей Михайлович. Ему принадлежит открытие питекантропов на территории современной демократической России.

— Очень приятно, — сказала брюнетка, улыбаясь и протягивая руку Белокурову, который, судя по всему, ей сразу почему-то приглянулся. — Я — княгиня Жаворонкова. А это моя фрейлина, Марина Волкова.

— Ва-а-аше высочество! — прогудел Белокуров, припадая губами к руке княгини. — Какая честь для меня тотчас быть познакомленным с вами! Князь говорил мне, что вы — дивная красавица.

— Это не соответствует истине?

— Ещё как соответствует!

— Отчего же сразу не признали во мне княгиню?

— Признал, но боялся в этом признаться, — скаламбурил Белокуров. Тетерин заметил, что он уже не выглядит таким встревоженным, как ночью, в нём проснулась какая-то вальяжность, которая, вероятно, должна нравиться женщинам. Сергей Михайлович не имел привычки целовать руку женщинам, но тут смутился и повторил подвиг Белокурова.

— Вы — старший брат Володи? — спросила фрейлина Марина.

— Я же говорю, это ещё под вопросом, — улыбался, подкручивая усы, Белокуров.

— Я — серьёзно.

— И я — серьёзно. Возможно, Володя — плод не вполне удачного клонирования. Худощавая и безусая копия меня.

— А что, если вы — толстая и усатая? — улыбалась княгиня.

— Исключено.

Неизвестно, сколько бы ещё продолжался этот бестолковый разговор, если бы не появился отец-основатель. На нём тоже был толстый бархатный балахон, только тёмно-синий. Тетерин хотел спросить, почему им с Белокуровым не выдали спецодежду, но не решился.

Отец-основатель поздоровался с княгиней и фрейлиной, после чего те взмолились:

— Отец-основатель, простите нас!

— Володя, прости меня, глупую! Я просто хотела проверить, любишь ли ты меня.

— Проверила?

— Да.

— Ну и что теперь?

— Я видела, как ты переживал... То есть мне Екатерина Петровна рассказала, что ты был вне себя от горя и готов был сразиться с кем угодно.

— Спасибо огромнейшее вам, ваше высочество, и вам, Марина Андреевна, за то, что полночи я спал с разбитым окном, — сердито отвечал отец-основатель. — Идёмте, осталось пятнадцать минут.

— Володя! — жалобно окликнула фрейлина направившегося к дверям отца-основателя. — Ты простил меня? Наша свадьба...

— Наша свадьба под вопросом, — резко оглянувшись, промолвил Ревякин, решительно кашлянул и вышел вон.

— Брат под вопросом, брак под вопросом... — пробормотала княгиня Жаворонкова, следуя за отцом-основателем.

— Как под вопросом?.. — жалобно прошептала фрейлина.

Выйдя из дворца, Белокуров и Тетерин были подхвачены под руки Ревякиным, который торопливо уводил обоих от княгини и фрейлины, бодро вещая:

— Итак, дорогие гости, вы прибыли самое вовремя — как раз к трёхлетнему юбилею, который мы будем торжественно отмечать в грядущий четверг, первого мая. Да, княжество Жаворонки — очень юное государство, оно было основано ровно три года назад мною, Владимиром Ревякиным, при высочайшей благотворительности, или, как принято сейчас выражаться, спонсорстве, одного из богатейших людей России, который принял на себя титул князя Жаворонкова. Территория княжества — полтора квадратных километра, население — триста девяносто семь человек. Для сравнения: Ватикан, самое мизерное государство в мире, имеет площадь полкилометра в квадрате, на которой проживают пять тысяч человек. Так что плотность у нас меньше, чем в Ватикане. Кстати, если вы захотите поселиться у нас навсегда, то станете триста девяносто восьмым, триста девяносто девятым и четырёхсотым жителями, а ваш малыш — четыреста первым. Его ждут особые привилегии. Четыреста первый житель, появившийся в год трёхлетнего юбилея... Согласитесь, что он должен быть отмечен особыми милостями князя.

— Стоит подумать, — сказал Белокуров.

— Тем более что в нём четыре души, — пробормотал Тетерин, но его не услышали, поскольку отец-основатель продолжал экскурсию:

— Семьдесят процентов населения княжества — русские, десять процентов — белорусы, семь процентов — украинцы, три процента — евреи, далее уже идут нации, составляющие по одному проценту и меньше, — немцы, таджики, датчане, армяне, абхазы, татары, и, наконец, есть народы, представленные в единственном числе, — грузин, азербайджанка, лезгин, китаянка, кореец, араб, эстонка, венгр, мордвин, монгол и даже один баск. Вы все русские?

— Увы, — вздохнул Тетерин, — кажется, мы не внесём разнообразия в многонациональную палитру вашего государства.

— Ну и не надо, — сказал Ревякин. — Как ни крути, а государство у нас русское, официальный язык — русский, денежная единица — российский рубль. Основная религия — Солнце, но есть православные, протестанты и мусульмане. Столица — замок Алуэтт, который в данное время находится в стадии строительства, а с прошедшей ночи вдобавок ещё и затоплен неизученными подземными извержениями.