— Не было бы счастья, да несчастье помогло, — согласился Тетерин. — А почему княжество, а не коммуна?

— Коммуна? Да кто ж теперь захочет в коммуне жить! — фыркнул Белокуров. — Нет, тут идея другая. Возродить Россию на принципах средневекового феодализма. Создать по всей стране множество разных княжеств, которые станут как бы опорными сваями в фундаменте будущего возрождённого царства. Я много беседовал с этим Жаворонковым. По-своему выдающаяся личность. Хотя я не знаю, кому в большей мере принадлежат его идеи — ему самому или отцу-основателю.

— А кто это?

— Ну, тот самый, бывший муж его жены. Он по профессии орнитолог, птичник. Кстати, ты, Сергей, кто по профессии?

— Палеоантрополог. Специалист по древним и новым человеческим черепам. У современного человека появилась тенденция к возвращению в палеолитное состояние. Я наблюдаю это по черепам новых русских.

— И что, серьёзно есть такая тенденция? — заинтересовался Прокофьич.

— Серьёзно, — улыбнулся Тетерин.

— Непременно выжму из тебя статью для своей газеты на эту тему, — прорычал бестиарий.

— Моя мама будет очень довольна, — вздохнул Тетерин. — Она обожает оппозиционную прессу.

— Кстати, а почему мы оставляем здесь в Москве твою маму? Ей не будет угрожать опасность? — встревожился Белокуров.

— Она наотрез откажется куда-либо ехать, — ответил Тетерин. — Такой человек. Патриотка до такой степени, что переезд из одного района Москвы в другой почла бы для себя предательством Родины и сама себя приговорила бы к смертной казни, а меня бы заставила привести приговор в исполнение.

— Вот, не то, что некоторые перелётки, — проворчал Прокофьич.

— Отче, я не виноват, что пригрел на груди прелестную змею, — вздохнул главный бестиарий. — Ты мог бы ещё вчера предположить, что она спутается с этим ригли-сперминтом? Или как его там?

— Мистером Черри Б... — сказал Тетерин.

— Во-во.

Белокуров с великой тоской, внезапным приступом нахлынувшей на него, посмотрел в окно автомобиля. Они уже выехали на Ленинградское шоссе, до сих пор не переименованное в Петербургское, что наводило на мысль об ожидаемом втором пришествии Ленина.

Ещё вчера вечером у него были и Тамара, и Элла. Сейчас у него уже не было ни той, ни другой, и, заглядывая к себе в душу, он мучительно не мог понять, любит ли хоть одну из них.

— Борис! — прозвучал за спиной строгий голос отчима. Вы что, так и собираетесь разъезжать по стране с пистолетами в карманах?

— Сейчас, Николай Прокофьич, — отозвался Тетерин вместо Белокурова, — половина населения России разъезжает по стране с пистолетами в карманах. А чеченцы даже и с автоматами.

— Ну, вы-то не чеченцы, — фыркнул Прокофьич. — Вас любимая милиция остановит и схватит за задницу. И будет вам тогда и княжество, и Америка.

— Я свой пистолет не собираюсь выкидывать, — твёрдо сказал Тетерин. — Это табельное именное оружие моего покойного отца, генерал-майора ВДВ.

— Я со своим парабеллумом тоже не собираюсь расставаться, — сказал Белокуров, хотя и не столь твёрдо. — Я его добыл в неравной схватке с врагом. Отнял у молокососа, который мне им угрожал, требуя денег. Нет, наши пистолеты останутся при нас.

— Дураки оба, — оценил ответы Тетерина и Белокурова Николай Прокофьич. — Тамарка наверняка уже сообщила в милицию, что машина номер такая-то разъезжает по Москве, а в ней двое с пистолетами и украденный у законной мамаши ребёнок.

— Думаете, она записала или запомнила номер моей машины? — спросил Тетерин. — Вряд ли. Хотя, с другой стороны, его нетрудно было выяснить через ту же милицию.

— Будем надеяться, что она, занявшись утешением своего Джерика, ещё не успела этого сделать, — вздохнул главный бестиарий.

— Повторяю ещё раз: дураки, — сказал отчим.

— Лучше скажи, ты свои права прихватил? — спросил Белокуров.

— Прихватил, не беспокойся, давно пора знать, что твой отчим предусмотрительный человек, — ответил Прокофьич. — Когда за руль?

— Замените, правда? — обрадовался Тетерин. — Как только из Москвы выберемся, ладно?

— Ладно.

Вскоре они выскочили на мост, отделяющий Химкинское водохранилище от канала имени Москвы.

— Едем по маршруту «Страшного пассажира», — заметил Прокофьич.

— Точно, — усмехнулся Белокуров.

— Что за страшный пассажир? — не понял Тетерин.

— Недавно мы с Прокофьичем прочли такой роман Александра Сегеня в «Нашем современнике», ещё девяносто четвёртого года. «Страшный пассажир» называется. Любопытная вещица. И вот мне всё последнее время кажется, что все мы — всего лишь персонажи какого-то такого же романа Сегеня, — сказал Белокуров и сам содрогнулся от этой мысли.

Тетерин внимательно посмотрел на Белокурова, словно спохватившись, что не успел хорошенечко изучить череп главного бестиария. Потом усмехнулся:

— Ия тоже с самого четверга чувствую себя персонажем какого-то чокнутого романа. И не удивлюсь, если окажется, что так оно и есть.

— И у меня с четверга это чувство, — заметил Белокуров.

— А у меня со вчерашнего, с тех пор, как Тамара приехала с американцем и забрала Серёжу, — сказал задумчиво Прокофьич. Потом через какое-то время он тяжело вздохнул и добавил: — А вообще-то, вы чушь какую-то городите. Таких дураков, как вы оба, ещё поискать.

Когда выехали из Москвы, он поменялся местами с Тетериным, и вскоре на заднем сиденье спали уже двое — маленький мальчик и взрослый палеоантрополог.

Он тяжёлым камнем канул в сон, как в пропасть. Потом, очнувшись, с удивлением увидел себя на заднем сиденье своей «мыльницы». Сбоку от него спал мальчик. Вчерашний чудодейственный мальчик, благодаря которому Сергей Михайлович совершил свой выдающийся подвиг. Он посмотрел на часы, они показывали двадцать минут пятого. За окнами машины было ещё темно.

— Что за город? — спросил он у Белокурова.

— Тверь.

— Почему стоим?

— Прокофьич увидел милиционера и пошёл ему доносить, что мы с тобой вооружены.

— А если серьёзно?

— Разузнает, как дальше ехать. Ты чего проснулся? Спи дальше, всего-то проспал два часа.

— Как ни странно, чувствую себя выспавшимся.

Тетерин удивился тому, насколько он и впрямь ощущал себя посвежевшим. Уже не персонажем романа. Вспомнив про этот недавний разговор, улыбнулся. Прокофьич горячо поблагодарил представителя тверской милиции и вернулся за руль.

— Ну что там? — спросил Белокуров.

— Надо было раньше свернуть. Сейчас переедем по этому мосту, потом направо, ещё через один мост, и выберемся на дорогу в Торжок.

— Зачем нам Торжок? Нам в сторону Вышнего Волочка.

— Это одно направление.

— Не устали, Николай Прокофьич? — спросил Тетерин, когда они ехали по мосту. — Я уже нормально, могу вас сменить.

— Из Твери выберемся, и сменишь.

— Афанасий, — сказал Белокуров, когда они уже ехали по набережной за спиной у памятника ходившему за три моря.

Неведомо почему, но в эту минуту Тетерину стало как-то по-особенному хорошо и уютно. Вспомнилось, как однажды с другом они путешествовали по волжским городам, предавались разным приключениям, охотились на девушек-волжаночек, хотя и не сказать, что много наохотили, но всё равно — весело. И как пили великолепное тверское пиво в обыкновеннейшей пивной забегаловке, расположенной неподалёку от этого самого памятника Афанасию Никитину. Нестерпимо захотелось холодненького пивка.

— Надо же, — произнёс Николай Прокофьич, — полжизни прожил в Твери и уже забыл, как по ней ездить.

— Так вы тверичанин? — спросил Тетерин.

— Конечно. И Борис тут родился.

— Борис, а зачем мы всё-таки едем туда, в эти Жаворонки? Может, лучше остановиться тут? В Твери, наверное, есть родственники?