— Мистер Браун — это вот, что ли? — кивнул Белокуров в сторону притихшего америкоса. — Hi, mister Brown! — Белокуров осклабился, стараясь изобразить как можно гнуснее голливудскую улыбку. — One moment, sir. Ду ю спик идиш?

Бестиарий решил, что время для переговоров окончено и пора приступить к боевым действиям Он отступил назад, передал Серёжу Прокофьичу и сказал:

— Держи его крепче, отче, никому не отдавай. Присядь пока в кресло.

Прокофьич молча повиновался, сел в кресло, а Серёжа, умница, уже спал. Белокуров подошёл к проигрывателю, нашёл старую пластинку, поставил её, и в комнате зазвучало джазовое издевательство над незваным американским гостем: «How do you do-do, mister Brown? How do you do-do, mister Brown? How do you do-do-do-do-do-do-do, mister Brown?»[1]

Америкос натужно улыбался. Бесшумно похлопал в ладошки и сказал:

— Oh, great! Thank you very much![2]

— Борис! Прекрати! — топнула ногой Тамара.

— Shut up! Just shut up! — уже перешёл на английскую мову бестиарий. — Excuse me, sir.[3]

Он опять голливудски осклабился.

— Я прекрасно владею американским наречием. I’ve learnt your language in you fucking movies. Look! — Белокуров принял позу поамериканистее, приближаясь к мистеру Брауну. — Fuck your shitting fuckshit, fuck off your bullshitting bolls and shit your shitting ass, fucked cocksucker, then kiss my ass, good by mister motherfucker![4]

Натужная улыбка стаяла с морды америкоса. Тамара собралась было произнести что-то возмущённое, открыла рот, но не успела. Бестиарий выхватил из кармана своего плаща пистолет и киношно наставил его дуло прямо в лоб мистеру Брауну. Тот побледнел и, тряся губой, стал пятиться к двери.

— Fuck out! Count three, — гремел бестиарий, чувствуя себя истинным Рембо. — One, two...[5]

— Don’t, don’t...[6] — пискнул америкос и выскочил из квартиры.

— Сдуло! — захохотал Белокуров. — Думал, если им можно лазить в трусы к сербам и иракцам, то и к Белокурову!

— Джерри! — крикнула Тамара в распахнутую дверь.

Вид у неё был растерянный. Вероятно, она всё же надеялась получить мальчика и упорхнуть в Америку.

— Джерри... побежал за Томом, — сказал Белокуров и приготовился к тому, что сейчас в его квартиру вломится батальон морской пехоты США или, что более вероятно, по его окнам будет нанесён ракетно-бомбовый удар. — Американский флот уже вошёл в Москву-реку?

— Это не смешно, — тихо сказала Тамара.

— Не смешно, — кивнул Белокуров. — Иди, госпожа Чернышёва, за своим избранником. Вы отличная пара — Том и Джерри. Любовный мультфильм.

— Черри-бренди, — добавил Тетерин и вдруг в руке его тоже появился пистолет. — Позволь, я застрелю её? — спросил он Белокурова.

— Тамара! — воскликнул бестиарий. — Пулей отсюда! Этот шутить не станет. На его счету десятки трупов.

Пулей не пулей, но после таких слов Тамара устремилась следом за своим Джерри.

— Пора и нам делать ноги, — сказал Тетерин.

— Прокофьич! Переходим в стремительное наступление! — скомандовал Белокуров.

Они закрыли квартиру и стали настороженно спускаться по лестнице. Ожидаемых морпехов пока не было видно. Во дворе дома, как ни странно, не стояло ни одной единицы бронетехники, не сновали бравые рейнджеры. Оставалось предположить, что мистер Браун ринулся в штаб-квартиру НАТО в Брюссель, просить подкрепления. Не дожидаясь появления объединённых сил Северо-Атлантического блока, беглецы сели в машину: Прокофьич с Серёжей на заднее сиденье, Тетерин — за руль, Белокуров — рядом с ним.

— Куда едем? — спросил Тетерин.

— Эмигрируем в одно маленькое княжество, — весело отвечал бестиарий. — Есть некое карликовое государство, недавно появившееся на Валдае. Доедем дотуда?

— Запросто, — кивнул Тетерин, включая зажигание.

Он вырулил из двора и прибавил скорости.

— Отче, последи, пожалуйста, нет ли за нами погони? — повернулся к Прокофьичу Белокуров.

— Пока не замечаю, — отозвался тот. Он, оказывается, уже и так смотрел сквозь заднее стекло.

Вскоре они покидали Хорошёво-Мнёвники, вырвавшись на улицу Народного ополчения и мчась на хорошей скорости. Белокуров всё не мог поверить, что они так легко отделались, и ждал неминуемого нападения или обстрела.

— Как сон? — спросил он у Тетерина.

— Снится.

— Что видишь во сне?

— Что мчусь на полном ходу Бог знает куда, в какое-то карликовое государство. Кстати, если серьёзно, куда мы едем?

— Рассказываю, — Белокуров хотел было закурить, но вовремя вспомнил про Серёжу. — В конце прошлого года мне позвонил, а потом приехал некий субъект, представившийся ни много ни мало князем Жаворонковым. Он привёз солидную сумму и вручил её мне с условием, что я дам о нём материал в своей газете. Я поначалу обрадовался только деньгам, но потом — и материалу. Представь себе, этот князь до недавнего времени имел другую фамилию.

— Не Вернолюбов? — почему-то спросил Тетерин.

— Нет, куда проще и лаконичнее. Князем Жаворонковым он сделался недавно. Причём, что характерно, сам присвоил себе и титул, и фамилию.

— Ну, это не князь, который сам, — усмехнулся Тетерин.

— Не надо спешить с выводами, — резко возразил Белокуров. — Стоп! Остановимся на минутку возле телефонной будки.

Он вскочил, внимательно осмотрелся по сторонам, не заметил ничего подозрительного, вошёл в каморку, обитатель которой уютно спал, положив руку-трубку себе на голову. Пришлось разбудить его, чтобы выслушать штук десять длинных гудков — в квартире Весёлкиной по-прежнему было глухо.

— Ну и ладно, — вздохнул Белокуров, извинился перед телефоном и вернулся в машину, ещё раз внимательно осмотревшись по сторонам.

Они поехали дальше, мимо княжества художников, в своё время любезно предоставившего свой роддом для появления на свет ныне спасённого мальчика.

— Не надо спешить с выводами, — повторил бестиарий. — В отличие от множества атавистических князей, коим ныне в России дозволено кичиться своим происхождением, князь Жаворонков — единственный настоящий, поскольку у них нет княжеств, а у него — есть. Этот неподпольный миллионер несколько лет тому назад был покорен идеей бывшего мужа своей жены. Идея эта состояла в следующем. Все беды России происходят оттого, что русские стали поголовно совами, то есть любящими поздно ложиться, а утром спать до полудня. Якобы необходимой чертой характера любого пассионарного народа является тяга к ранним вставаниям и, более того, жизни по солнцу. То есть просыпаться на рассвете и ложиться спать через некоторое время после захода солнца.

— Кстати, моя мама именно так и жила всю жизнь, — сказал Прокофьич. — И дожила до восьмидесяти.

— Вот, Прокофьич у нас убеждённый жаворонок. Не зря мы его с собой везём, — засмеялся Белокуров. — Обмолвлюсь только, что был я в Венгрии. Вот уж поистине страна жаворонков. С наступлением вечера улицы венгерских городов пустеют, а с первыми лучами солнца во всех квартирах трезвонят будильники. Однако говорить о пассионарности нынешних венгров я бы не стал. Страна, имеющая самые астрономические долги в Европе. Но это так, в качестве отступления. Ну и вот, миллионер и бывший муж его жены решили основать княжество Жаворонки, купили большой участок земли на берегу озера Волчица, понастроили домов, создали колонию ранних пташечек. По уставу жители княжества обязаны вставать перед рассветом, потом все идут на Ярилину горку и вместе поклоняются востоку, первым лучам солнца, затем голые купаются в реке, причём независимо от времени года: зимой — в проруби, весной и осенью — в ледяной воде.

— То есть жаворонки и моржи одновременно, — резонно заметил Прокофьич. — Молодцы какие! Хорошо, что мы к ним едем.