Мама, не бойся! Тебя не лишат поддержки клана, а я еще и по душе им придусь.
— Я спросила.
Потом все трое судей молчали и обменивались информацией ментально. Ждать пришлось долго.
Я от неизвестности и паники готов был крушить все на свете. Вцепился в спинку впереди стоящего стула, она, спинка, прогнулась и затрещала.
Еще я смотрел на Динь. Даже попытался подмигнуть ей, дебил, когда она повернулась ко мне, почувствовав мой взгляд. Она изумилась, потом знакомым до боли жестом, откинула волосы, и отвернулась от меня. Она всегда делала так в дни нашего с ней бойкота. Ну, я и залип на ее косах, не смотря на то, что внутри у меня все клокотало и, вместе с тем, сжималось от страха.
Засек смешки в своем, типа, клане. И снова одобрительные взгляды. О, ребята, да вы еще не видели, как я дерусь, и не слышали моих идиотских залпов. Вы полюбите меня! Ну, мне вы уже нравились. Приятно осознавать, что не я один такой, безумный.
Потом отлип Говорящий.
— Солана дель Торе- Пачего не виновна в смерти Дмитрия Лакри, Микаэлы Лакри-Пирс.
Свершилось!!!!!
Я прошел к креслу Правды, поднял и обнял мать, отвел ее на наши места. Она дрожала, и я влил в нее часть дара. Ощутил и дар Берто, щедрой рекой он потек в Лану.
Потом мою тиби пригласили к Троим. Они все, положили руки ей на плечи и влили воспоминания Ланы в ее головку!
Динь, любимая, посмотри на меня. Как когда-то в школе, я умолял ее мысленно. Она не смотрела, как и тогда. Я готов был ломиться и к ней, но остался на месте. Я повзрослел? Вряд ли. Просто ждал, когда она сама придет.
Потом козявку окружили ее многочисленные родственники, и, судя по гулу возмущенных голосов, Динь им поведала всю правду. Она не смотрела на меня! Почему, Динь? Ты все еще ненавидишь меня? Я психовал!
Спрашивающий.
— Есть вопросы?
Я встал.
— Есть заявление. Я Марк Бессонов, сообщаю, что подозреваю в непреднамеренном убийстве Дмитрия Лакри, и как следствие, Микаэлы Лакри-Пирс, рабочего технического цеха конференцзала в Шазгене, Бориса Каменева. Он мертв. Но, я требую расследования.
Спрашивающий.
— Марк Бессонов, Вас услышали.
Тут поднялся Берто.
— Марк Бессонов дель Торе- Пачего. Прошу принять полное имя данна.
Я аж задохнулся, но лицо сдержал. Мать, перестала дрожать от бессилия и задрожала от слез. Но, это были слезы радости и гордости.
Спрашивающий.
— Имя данна принято.
Поскольку больше никто не захотел говорить. Трое ушли.
Я очень хотел бежать к Динь, но мама была на моих руках и клан смотрел на меня с огромным вниманием.
— Лана, ты можешь вернуться, когда захочешь, — Берто был убедителен, и никто не посмел ему возражать.
Пачего потянулись к выходу и каждый из них лупанул меня по плечу. Я выдержал. Я — суперарэ и Бессонов дель там всякий! Черт…крепкие ребята.
Потом в зал влетел отец и понял сразу, что все хорошо.
Ушли и Лакри-Пяст.
Вышли все и в зале остались я, мать, отец, дед Динь и она сама.
Наша шайка тоже ушла. Спасибо, ребята!
Я обнимал мать за плечи, ее все еще трясло. Отец, подошел и встал рядом с Ланой.
Динь, поддерживала деда. Академик постарел. Сейчас он обнимал Динь, стараясь не разрыдаться.
Так мы и стояли… Бывшие враги. Лицом к лицу. Я смотрел на Динь не отрываясь, она не смотрела на меня! Я не ЧУВСТВОВАЛ ее ненависти, но тогда почему? Динь, любимая, что не так?!!!
Я уже хотел прервать это невраждебное уже противостояние, но дед Лакри меня опередил. Он взял себя в руки, выпрямился. Потом поцеловал Динь в лоб и обернулся к моим родителям.
— Лана, Андрей, я полагаю, нам есть что обсудить. Я не гарантирую приятной, светской беседы, но ради Лары и Марка нам стоит наладить какие никакие отношения. Лана, Вам нужно отдохнуть. Думаю, Вы не откажетесь войти в мой дом и выпить, например, коньяку?
— Андрей Сергеевич, буду рада, — Лану уже трясло не так сильно, она собралась, она — суперарэ.
Отец кивнул.
— В таком случае, пойдемте.
Мать, освободившись из моих объятий, подошла к Динь и долго смотрела не нее.
— Девочка моя, прости. Я не такого хотела для любимой моего сына, — и дотронулась рукой до ее плеча.
Динь, в свою очередь, прикоснулась к ее руке, простым жестом понимания. Лана, поняв нечто, мне недоступное, поцеловала Динь в лоб и, подойдя к деду моей девочки, взяла его под руку. Они двинулись к выходу, тяжело и медленно, будто оба были древними стариками.
Отец тоже поцеловал Динь в лоб, приобнял прощаясь, и последовал на выход.
Мы остались вдвоем в огромном, пафосном зале….
Я смотрел на нее, она нет! Опустив глаза в пол, теребила в руках поясок своего моднющего платья.
— Динь… — она вздрогнула, но не смотрела на меня, — Динь, что не так? Что опять? Если ты не скажешь ничего сейчас, я разнесу на куски все вокруг! Я не шучу! Всех прикопаю, на фиг!!!!
Я орал, не в силах выносить ее молчания, тишины зала и неизвестности.
Она сжалась и зажмурилась! Клянусь! Она что, меня боится???! Опять? Честно, я снова был Бесом из Дискерэ!
В этот момент раздался голос.
— Данна, не кричите! Ваша Тантум тиби сейчас в прострации, точнее, в пустоте. Если хотите вернуть ее, просто…э…как бы так сказать… В общем, все мы тут взрослые люди, скажу прямо — займитесь любовью с ней. И да, вот еще что, будет всплеск, поэтому попытайтесь максимально обезопасить….э….пространство вокруг вас обоих. Осколки, камни, все это может вас поранить.
Ну, стоит ли говорить, что я готов был выпрыгнуть из ботинок и штанов прямо сейчас? Нет, не стоит? А я был готов!
Обернулся на голос, понял, что говорит с нами один из Трех, точнее, Спрашивающая. Я в порыве какой-то нечеловеческой благодарности, поклонился ей и выдал самую широкую из всех своих улыбок!
Динь отмерла и пискнула.
— Что?!! — ее голос был непередаваем!
Там и испуг и стыд и изумление и черт еще знает что!
Спрашивающая ушла.
Ну, все, Динь, хана тебе. Я уже мысленно начал придумывать залп позабористее, понимая, что девочка моя сейчас просто девочка и никакая не тантум. Без проблем! Если нужно снова ее завоевать, я это сделаю! Как там… цветы, конфеты, плюшевый медведь, поцелуйки и далее по плану. Я готов был и гору свернуть и даже пойти на свидание с Габунией, если бы это помогло мне тупо совратить Динь и уложить ее в мою постель!
— Лакренция, отомри. Я же не зверь какой… Дам тебе пару минут. Подумать, раздеться, ну и всякое такое, — я стал надвигаться на нее с самой зверообразной своей рожей.
Я болтал все это только для того, чтобы поймать ее взгляд. Хоть какой, без разницы! Нежный, злой, я готов был даже на бессмысленный с пусканием слюны!
Ну, она и посмотрела… Взгляд был горестный и виноватый! Это еще что?
Динь подошла ко мне и, застыла в нерешительности, кусая губы (вот, черт, главное не смотреть на них). Потом, очень аккуратно, положила свою ладошку мне на грудь, туда, где была руна. От ее прикосновения я задохнулся и принялся уговаривать себя не сцапать ее, не прижать покрепче.
Она стояла и прислушивалась к себе, и я понял, что она хочет убедиться, что ненависти больше нет! Давай, Динь, быстрее! Все уже хорошо! Так я понукал ее мысленно, стоя смирно, как примерный…э…конь? Жеребец? Тьфу. Я идиот. О чем я думаю? Девочка моя, просто я очень по тебе тосковал. Моя «истерика» рвалась наружу. Я готов был жахнуть! Даром, словом, кулаком! Динь, вернись скорее!
Динь очень тяжело вздохнула, положила свою золотую головку мне на грудь и…..расплакалась! Честно. Огромные такие слезины катились по ее прекрасному личику и капали на мою рубашку. Я поскорее обнял ее и принялся гладить по волосам. Она так всхлипывала, что я сам чуть не разревелся. Утешая, начал целовать ее в макушку, поняв, что другого я позволить себе не могу, потому, что ей вообще не до этого.
Рыдала она долго. А мне было…не знаю как. Я счастлив был впервые за очень долгое время. Я гладил свое чудо по волосам и улыбался, понимая, что эти ее слезы приносят ей самой невероятное облегчение. Динь, плачь, если хочешь. Я даже могу плакать вместе с тобой. Только стой вот так рядом со мной. Она никогда надолго не вваливалась в горе. И сейчас, закапав слезами всю мою рубашку, сказала.