— Козявка, ты права, в кои- то веки. Но я не писатель. Никогда и ни разу! От слова «совсем».

— Я тебя научу.

— Лакренция, поверь, это бесполезно! — он глумливо так косил на меня своим черным глазом.

Он вообще, весь вечер смотрел на меня странно. Такое ощущение, что он зависал на мне. Это было очень волнительно. Я пыталась не краснеть. Мне даже жарко становилось от его зыркания.

— Ты кому это говоришь???? Звезде баскетбола??? Если уж я стала вносить мяч в корзину, то тебе, Бесу, как два пальца научиться писать.

Вот он, божественный миг, когда козявка уела чёрта!

Он помолчал, помолчал и подтвердил мои мысли.

— Уела! Твои предложения? — как и все мужчины он сразу приступил к делу.

— Я поняла, в чем твоя проблема. Ты пишешь так, как видишь. Черное-черное, белое-белое. А говоришь прекрасно. Я еще помню ту лекцию о рычагах власти. Я заслушалась, клянусь. Все ты можешь, Ин. Просто, перед тем как писать, говори. И говори так, словно обращаешься к другу или к близкому человеку. Попробуем?

— Ладно. Но, если ты кому-нибудь ляпнешь, что учила меня, я… — он не успел озвучить, я опередила.

— Да, конечно, ты меня прикопаешь.

Посмеялись и приступили. Я дала ему листок бумаги и ручку и попросила описать шкаф. Да, шкаф. Мой. Пока фюрер, угнув свою шею и опустив вороную гриву, чиркал на листке, я прибралась на столе. Не выношу грязную посуду! И вообще, беспорядок.

Закончив, он протянул мне листок. Я очень хотела засмеяться, но сдержалась. Он четко описал все параметры шкафа- два на полтора, светлого дерева, семь полок, пятнадцать книг, две вазочки и еще какая-то хрень. Про «хрень» я цитирую.

— Инь, а теперь расскажи мне, что ты видишь там? Про шкаф, про книги и хрень.

— Ок. Но, ты сама просила, — и он начал.

Это было нечто. Честное слово, я чуть не описалась, так смешно у него выходило! Но, при всем при том, речь была плавной, грамотной и совсем небезынтересной. Он, по ходу рассказа, уловил мою мысль, понял, что я от него хотела и остановив словесный поток, кивнул мне.

— Я понял, Лар, — вот так вот быстро, этот умница принял информацию, переварил и был готов к свершениям.

— Попробуешь дома?

— Йес.

— Тогда, вали отсюда! — рявкнула я.

— Рыжая, напугать что-ли хотела? Ну, куда тебе до Фрола? Я уже тысячу лет не пугаюсь криков взбесившихся ослов.

Опять хохот. Однако, время близилось к полуночи! Мы, как обычно, заболтались. Время с Ином текло совсем незаметно. Ему пришлось, правда, с упирательством с его стороны и понуканием с моей, подняться и пойти к выходу.

Он обулся, накинул куртку. Он всегда ходил нараспашку. Ведь так и простудиться можно! Не май же месяц.

— Ну что, Лакришечка, обнимашки? — он раскинул руки и пошел на меня.

Я даже отпираться не стала. Все равно, если захочет, поймает. Я сама (радостно и увлеченно, дура!!!) скакнула в его объятия и крепко прижалась. Он обнимал меня долго и крепко. И все это время я с нарастающей ясностью понимала, как мне приятно. И руки его приятны и запах его приятен. И вообще, так обнимать мог только он!

А потом Ин, как обычно, лупанул.

— Динь, драгоценная, ты бы хоть нижнее белье надевала. Парень же в доме, здоровый и молодой. Мало ли что? — с этими словами он отлепился от меня (со вздохом сожаления? Мне не показалось?) и, сверкнув откровенным, горячим взглядом, вывалился в ночь, прихлопнув дверь.

А я осталась стоять в своей прихожей, с ужасом понимая, что после ванной я не стала морочиться лифчиком и надела белый, тонкий сарафан на голое тело. И Ин, все это время успешно разглядывал мою грудь?! А потом еще и прижимал меня к себе. А я еще радовалась, что чувствую его тепло через тонкую ткань рубашки. А что чувствовал он?!

Я ломанулась к зеркалу. Оглядела себя внимательно. Ну, вроде так ничего особенно не заметно. Но…черт, если разглядывать пристально, как это делал Ин, то кое-то все же было видно.

Дура! Овца! Надо закрывать дверь, чтобы он не мог влезать ко мне когда угодно!

Я сердилась, пока чистила зуба на ночь. Сердилась, пока ложилась в постель и закукливалась в одеяло.

Но дверь я так и не заперла.

Я вывалился, буквально оторвав себя от горячей Динь, в холодную ночь. Побежал к воротам. Несся так быстро, как только мог. Да, бежал! Ломился, чтобы не вернуться и не сделать Лакри своей прямо сейчас!

Этот вечер, проведенный с ней, стоил мне всей моей выдержки, всех моих нервов! Видеть ее так близко, ощущать ее так ярко, понимать, что она начала отзываться на меня как на мужчину, было изумительно здорово, но, я хотел, жаждал большего. Я мог бы ее поцеловать. Запросто. Она не сопротивлялась бы мне. Я это прекрасно понимал. Просто видел, что она смотрит на меня тем самым женским взглядом. Но, реально побоялся, что не смогу остановиться. Динь еще не готова. Она еще сама не понимает, что чувствует ко мне. Боится. Я знал, чего она боялась. Гадский Стрелец! Еще более гадский тот, ее первый случай. Накостылял бы обоим.

— Козявка! Черт, что ты со мной делаешь? — злился я, запрыгнув в машину.

Взять хоть эти прощальные обнимашки. Я ОЧЕНЬ прочувствовал упругость всех частей ее изумительного тела, моментально отсалютовав Динь эрекцией. Она не заметила, и, слава Богу!

Посидел, попыхтел, вспомнил, как она, в ответ на мою краткую исповедь одинокого суперарэ, сказала: «Уроды они, Инь. Прикопай их!». Я ждал других слов от нее. Возможно, объятий. Нежности. Но, она, как всегда удивила меня, выбрав свой, единственно верный вариант. Как в случае с Ириной.

Все мы склонны копаться в себе, выискивая причину собственных несчастий. Я не исключение. После ухода матери, были мысли, что ушла из-за меня. Позже, умом своим дотумкал, что нет. А осадочек-то остался… Отец всегда был суров. А других близких у меня и не было. Так какого черта, я был одинок? Почему стал несчастным ребенком? Я ничего не сделал дурного. Просто эти взрослые, действительно были уродами. Никогда не поступлю так со своими детьми. И Динь права. Уроды они. ОНИ! Не я. И слова ее о прикопании, тоже мне предельно понятны. Надо забыть про обиды и двигаться дальше. И еще…она старалась не смотреть на меня, понимая, как тяжело дались мне эти несколько слов о себе. Я был благодарен ей за то, что она сберегла мое «лицо». Правда, ее печально изломанные брови, показали, насколько она сочувствует мне. Но именно это и согрело!

— Все, Динь. Ты попалась. Если до Нового Года ты не станешь моей девушкой, то я просто сожру свой кроссовок!

С этими словами, я радостный, счастливый, воодушевленный своей маленькой возлюбленной, помчался домой.

Утро понедельника было приятным. Удивлены? Это потому, что я спал долго и проснулся по собственному желанию, а не под звук будильника. Будильники я ненавидел. И несть числа тем, что я расколотил, просыпаясь в дурном настроении. Больше всего жертв было во время нашего с Динь бойкота. Спал я долго потому, что мы с Динь «нарубили» почти все предметы. Оставив эссе по литературе (из-за меня) и историю Ильича. Мы, решили, что пропускать его лекций не станем. Он был уникальным, наш Хворостов. Слушать его уроки, общаться с ним было удовольствием, которого мы не хотели себя лишать. Да и оба понимали, что он тепло к нам относится. Короче, не решились «рубить». Согласно расписания, литература и история были последними в сетке. Это было удобно и для наших тренировок. Сразу после занятий мы шли в зал, где Динь демонстрировала невероятные успехи в балетном баскете.

Жил я на своей квартире. Поместье отца, хоть и было райским местом, но не грело меня. Чувствовался в том доме холод и пустота. То ли дело, моя холостяцкая хата. Одноэтажный флигель, чудом уцелевший после Великой Красной Перемены (сам дом разрушился), находился почти на краю нашего элитного района. В стратегически важном месте. Недалеко от школы, дома Динь, да и до клубов рукой подать. Вокруг флигеля небольшой парк. Жилые дома в отдалении. Гуляй, не хочу. Музыка могла орать громче голоса Фрола и никто не пожаловался бы. Сколько вечеринок, пьянок и прочих не совсем невинных собраний было в нем. Приятные и не очень моменты юности! Согласно моей фантазии, все перегородки во флигеле были вынесены. Закутки разрушены. И стало просторно и живенько. Мне понравилось жилье Динь. Но и мое было не хуже. Хотя хуже… В нем Динь не было.