Мы вернулись в столицу 28 августа. Через три дня начинались занятия в Скрибо.

Марк пришел посмотреть на меня. Это я почувствовала сразу. Любовь шевельнулась и, я метнулась к двери, но ненависть поставила свою серую стену и я просто ткнулась носом в окно. Я хотела его увидеть. Вышла, все же из дома, преодолевая боль.

Он стоял рядом с воротами моего нового дома. Я подошла, чтобы видеть его глаза.

Это был Бес. Красивый, похудевший, но все равно громила. Холодный, мертвый. Как и я. Он загорел. Был с отцом в Седзё. Ирэн обмолвилась.

Бес увидел меня и на мгновение снова стал Ином. Моим любимым Ином.

— Ин, не приходи сюда. Я прошу тебя. Умоляю! Нам обоим больно! И я не могу видеть тебя!!!! — я снова кричала, не желая отпускать его и пытаясь не кинуть в него камнем!

— Я тоже очень люблю тебя, Динь, — сказал Бес и ушел.

Потом был Скрибо. Я училась очень хорошо, как и всегда. Поклонники мои ходили за мной по пятам толпой, пока я не попросила Ворону о помощи.

Мишка приехал в универ, на глазах у всех обнял меня и показал свой огромный кулачище всем, кто хотел его видеть! Помогло на время.

Натали как-то сказала мне.

— Динь, сестричка, я не могу понять, как ты становишься все красивее и красивее. Даже твоя ледяная холодность не портит тебя. Наоборот, привлекает. Тайна и загадка! Мужики вешаются, уверена, — она не ошибалась.

Я взрослела и хорошела. Дар тиби. Ненавистный и редкий.

Поочередно, то Ворона, то Гошка, то Федул, встречали меня у универа и отвозили домой. Потом, я получила права и стала сама водить машину. Большой дорогой внедорожник. Именно в этом жутком танке, я чувствовала себя в безопасности.

На свой день рождения я получила с курьером огромный букет красных роз. Я знала от кого он!!!! Могла бы плакать, прорыдала бы всю ночь! Я собрала и эти лепестки. Положила рядом с теми, от первого букета Ина.

Потом был еще один букет. На седьмое декабря. В память о нашей первой ночи с Ином. Снова во мне все перевернулось. И опять я собрала все лепестки! Купила большую коробку и сложила все туда. И ленточки с букетов тоже. Я ждала открытку, записку. Их не было.

Еще Ин всегда присылал мне букет на 25 мая. На ту самую, бешенную ночь, которую мы провели вместе перед расставанием. Эти лепестки я тоже собирала.

Иногда, когда ненависть моя переходила все границы, я порывалась выкинуть все это. Но, не могла!

Я сдала экзамены за семестр раньше других. Рубила. Снова хотела плакать, вспоминая наши с Ином подвиги в Дискерэ. Я уехала одна в Сульчи. Там сняла домик и работала все зимние каникулы над своей книгой. Проездом были Генри и Ирэн.

— Марк пашет как одержимый. Всегда один. Пьет по пятницам и гоняет на метеоре по субботам. Локон твой там. В студенческой хоккейной команде его прозвали «Жуткий Бес». Еще ни одной игры не сдал, — отрапортовал Генри, плюнув на негласное правило молчать о «нас».

Ирэн дергала его за рукав, но он говорил и смотрел прямо мне в глаза. Не знаю, что он там увидел, но уходя, крепко обнял меня и извинился.

Я заметалась по своему домику и впала в жуткое состояние.

На следующий день меня навестил Ворона. Я обняла его и заскулила. Тот усадил меня на колени и долго укачивал как ребенка. Потом…было то, за что я стану винить себя до конца свой жизни.

Ворона рассказал Шуйским о моем состоянии, и они примчались, словно скорая помощь. Я выжила.

Вот как — то так я и жила без Ина. В полной темноте и тоске прошли два года. Мы пересекались иногда, и он смотрел на меня глазами Марка Бессонова, девятнадцати лет. Мне очень хотелось ответить ему взглядом Динь из Дискерэ, но я не могла. Коробка моя с лепестками пополнялась. Он ни разу не пропустил ни одну из наших с ним дат.

И вот, спустя два года, весной, двадцатидвухлетняя я стала обладателем диплома писателя-сценариста. И вышла в мир. И писала. Всегда отказывалась от интервью. Предложений была тьма. Я отклоняла все.

Ворона, став богатым и нереально крутым финансистом к концу своего обучения, скупил половину (преувеличенно, но к тому и шло) столицы и замахивался на мировое денежное господство. Так и получилось, но позже.

Натали вышла замуж за ВВ и они оба уже владели сетью шикарных отелей по всем более менее престижным побережьям Империи. Тоже замахивались на мировое господство. И это случилось. Позже.

Ирэн фон Штраубе стала знаменита, как светская львица. И даже не смотря на ее юный возраст, была востребована как специалист. Ее услугами уже начинали пользоваться крупные воротилы.

Сережа Карамышев уже начал мелькать на телевидении, продвигая идеи претендента на пост премьер-министра, выступая от имени студенческой группы поддержки партии.

Федор и Гоша были самыми успешными. Их проекты на телевидении уже собирали миллионные аудитории. Юный возраст не был помехой. Помогал даже. Свежие эмоции юности украшали их замыслы.

Марк и Генри, еще не окончив универ, стали частью команды перспективного политика. Ему прочили карьеру премьер-министра. Оба суперарэ таранили стены и препоны на его пути.

Я ЗНАЛА, что это подарки моего дара. Я, как тиби, просто «вскрывала» таланты, и заслуги их, такие ранние и невероятные, были и моим достижением тоже.

Да, мы пересекались с Марком. На свадьбе Ирэн и Генри, и на венчании Натали и ВВ. Мы поздравляли и уходили, не в силах терпеть-он свою любовь, я свои оба чувства.

У меня не было ни одной фотографии Марка. Я писала его портреты, когда любовь побеждала и неизменно рвала их в клочья, когда ненависть возвращалась. Я чудом не сошла с ума.

Я грыз гранит науки и пахал над нашими с Генри проектами, как одержимый. Я лупил в хоккей как ненормальный. Я пил как сумасшедший. И девки были. После секса меня тошнило и выворачивало наизнанку. Всегда!

Когда тоска становилась невыносимой, я просто гонял на своем метеоре по городу.

Однажды, помнится, был март, я дошел до состояния, которое толкнуло меня на самоубийство. Я ЧУВСТВОВАЛ, что Динь плохо и сбрендил от бессилия. Я прыгнул в метеор и на огромной скорости выскочил на набережную, стараясь влететь в парапет и свалиться в мутную, грязную реку. Что меня удержало? ЕЕ локон. Он качался и подпрыгивал. Я, даже на огромной скорости, по привычке, посмотрел на него и резко затормозил. Влупился в парапет и смял передок своего кара. Но, опомнился.

Динь! Динь моя! Я чуть не убил тебя! О себе я не думал, только о ней. Как и всегда.

Странно, но после этого случая, я включил мозг и начал свое полуторогодовое копание в деле о гибели Дмитрия Лакри. Я осознал, что ненависть Динь, ее память тиби, это то, что ЗНАЛ ее род. А что если, они знали НЕ ТО?

Мне всегда казалось, что тут что-то нечисто. Как Лана могла нанять кого-то? Кого? Кто это сделал? Я нашел и работника, который отвечал за всю эту лабуду и мастера, который был его начальником. Даже пытался нарыть инфо о том, где была моя мать, когда все это случилось. Информация о матери была строго засекречена. Я рискнул обратиться к отцу. Тот, сообразив, что к чему, начал давить на нужных людей. Оказалось непросто! Точнее, невозможно.

Да, я включил «Беса». Вылетел в Шазген и начал выяснять. Работник уже был на том свете. Мастер жив, но старый уже. И он сказал то, что дало мне надежду. Борис Каменев, тот самый световик, был алкоголиком. Но, это никоим образом не мешало его работе. Одно казалось старому мастеру странным. Спустя половину года после события (мастер помнил его хорошо, поскольку и допросы были и «денег срезали») Каменев напился и произнес «Миновало!» и его вырвало прямо на его же брюки. Это мастер помнил хорошо, потому что «вонь стояла еще сутки». После моего вопроса, что миновало? Тот ответствовал «а хрен его разберет?», ибо «Борька в пьяном угаре говорил заумными словами». Потом мастер вспомнил, что видел кого-то постороннего в коптерке в день трагедии.

Ясно… это и спасло самого Каменева (если это был он). Вину возложили на таинственного незнакомца. Моих знаний, явно не хватало для повторного расследования, тем более, что Лана созналась сама. Это сбивало все алгоритмы. Зачем? Если была невиновна. А если виновна? Об этом я думать боялся….