— Просто скажи мне, Ари.

— Т-Томми, — сдавленно произносит она.

Ярость поглощает меня. Этот грёбаный ублюдок.

— Я не хотела скрывать это от тебя! Ты должен мне поверить.

Требуется много усилий, чтобы подавить зверя, ревущего внутри меня. Я знаю, что ей нужно, чтобы я был её мужчиной, прежде чем смогу стать её защитником. Как только я скажу, то, что она хочет услышать, смогу быть и тем и другим.

— Перестань, Ари. Я был здесь с тобой прошлой ночью. И у нас была лишь одна вещь, на которой каждый из нас мог сосредоточиться. Ты расскажешь мне об этом сейчас. Это всё, что имеет значение.

— Я бы не стала скрывать этого от тебя. Я бы не стала.

— Хватит, — твёрдо говорю я. Она подпрыгивает, прерывисто втягивая воздух. — О чём бы ты ни думала, просто остановись. Я понимаю, детка. Я знаю, что ты не хотела. А теперь расскажи мне, что, чёрт возьми, произошло.

Её подбородок дрожит, глаза наполняются слезами, но ни одна не проливается.

— Я люблю тебя, помни, — напоминаю я, крепко прижимая её к себе. — Я здесь, Ари, позволь мне взвалить это дерьмо на свои плечи и перестань думать о чём-то другом.

— Он остановился у «Тренда», — говорит она так тихо и кротко, что мне приходится напрячься, чтобы расслышать её. — Было странно видеть его, но думаю, он действительно считал, что хочет увидеть меня, чтобы самому во всем убедиться. Он видел нас. Я не знаю когда, но он видел нас вместе. Он понимал, что видел, но по какой-то причине чувствовал, что должен проверить. Он сказал, что после стольких лет моей одинокой жизни, ему нужно было услышать от меня лично, что я счастлива и двигаюсь дальше. Это было неловко, больше для него, потому что он выглядел несчастным в своей собственной жизни, но не для меня. Даже зная, что он часто наблюдал за мной, чтобы выяснить, как продвигается моя жизнь, я не пощадила его, сообщив, как сильно сейчас счастлива, и кем для меня являешься ты, но по итогу я убедилась, что он и так знает, насколько счастливой ты меня сделал. Он сказал нечто, что заставило меня думать, будто он таит в себе много печали и сожаления, но это не длилось долго. Он даже не приблизился ко мне. Просто сидел напротив за моим столом. Но перед тем как он ушёл, Боже... перед тем как он ушёл, я сказала ему, чтобы он повлиял на Лондон и убедился, что она прекратит творить дерьмо. Должно быть, он сказал ей.

Вместе с ней, дрожащей в моих руках, я смотрю на текст сообщения и молча клянусь сделать всё, что в моих силах, чтобы она никогда не почувствовала этого вновь. Похоже, мой частный детектив искал не того грёбаного человека.

— Лондон что-то сделала, чтобы тебе пришло в голову заставить его остановить её?

Она качает головой, между бровями появляются морщинки.

— Нет, то есть я так не думаю. В «Тренд» пару раз кто-то звонил и клал трубку, но ничего такого, что заставило бы меня предположить, что это было нечто большее, чем просто неправильно набранный номер. Мы получали такие звонки достаточно регулярно на протяжении многих лет, и я не думаю, что это была она. Она всегда высвечивалась на определителе номера. Я сказала ему это потому, что как показывает практика, она не остановится, независимо от того, как долго давала мне перерыв между своими приступами дерьма. Она всегда возвращалась и извергала свой яд.

— А сообщение?

— Понятия не имею, Торн. Что она имеет в виду? Должно быть, он донёс до неё мои слова не в том свете, в котором должен был. В противном случае, это не имеет никакого смысла.

— Не знаю. Но я собираюсь это выяснить.

Я беру её телефон, провожу пальцем по верхней части текстового экрана и нажимаю на контакт её грёбаной сестры. Я прижимаю телефон к уху и звоню, прежде чем Ари успевает остановить меня. Её широко раскрытые глаза не могут отвести от меня взгляда, её грудь вздымается под рубашкой, которую она вытащила из моей гардеробной прошлой ночью.

Поднимают трубку.

Я знаю, что это её сестра. У неё было достаточно времени, чтобы произнести полное имя Ари, и это было слишком долго.

— У тебя хватает наглости, — рычу я, моё горло горит от ярости, которую я чувствую. Она начинает говорить, но я обрываю её. — Заткнись на хрен. Ты говоришь лишь тогда, когда я задаю тебе чёртов вопрос, и лучше бы мне не слышать ни звука. Ты послала это дерьмо, но лучше тебе самой сделать пару долбаных заметок. Если ты приблизишься к Ари, я уничтожу тебя. Ты меня слышишь?

— Да, — отвечает сестра. Немедленно. Тихо. Чёртова трусиха, прячущаяся за телефоном.

— Ты забудешь её номер. Забудешь о её существовании. Никогда больше не возьмешь трубку и даже не подумаешь о ней, держа её в руке. Всё поняла?

— Я... да.

— Это ты облажалась. Не она. Ты облажалась, а потом продолжила лажать. Если кто-нибудь из вас, бл*дь, ещё раз свяжется с Ари, я прикажу своей команде накопать на вас всё, что они, бл*дь, только могут, и похоронить вас обоих! Я тебя не знаю. Ты ничего для меня не значишь, но она для меня весь мир, и я обещаю тебе, что если будет хоть намёк на то, что ты думаешь об Ари, я найду тебя. Глубины ни одной ямы не будет достаточно, чтобы спрятаться от меня. Ни одна даже самая тёмная туча не укроет тебя. Нет расстояния, которое бы я не преодолел, чтобы убедиться, что ты понимаешь, что я, бл*дь, готов сделать, чтобы защитить весь мой мир. Поняла?

В моих ушах звенит, горло болит, а сердце колотится. Я жажду крови, чтобы заставить эту суку заплатить за каждую секунду тех семи лет, когда Ари чувствовала боль от разрушения, вызванного действиями её сестры.

—Д-да.

На этот раз она говорит так, как будто точно понимает, что произойдёт, если она хотя бы посмотрит не в ту сторону, переходя улицу. Казалось, как будто она хотела сказать что-то ещё, но благоразумно промолчала. Я знаю, как звучит мой голос, когда гнев берёт верх. Я вешаю трубку и бросаю телефон Ари на стол, жалея, что не разбил его о стену. Надеюсь, эта сука прислушается к моим словам. Это единственное предупреждение, которое она получит.

Я имел в виду каждое грёбаное слово. Нет ничего, чего бы я не сделал ради Ари. Если бы дело дошло до этого, я бы встал перед любым злом, намеревавшимся навредить ей. Я бы убедился, что она живёт той лёгкой жизнью, которую я обещал ей пару месяцев назад.

— С этого момента она для тебя тоже не существует, детка. Она и этот ублюдок, которого она охмурила. Я имел в виду ровно то, что сказал: я натравлю кого-нибудь на них обоих, и они никогда не оправятся, когда я сделаю это, если хоть подумают о продолжении того дерьма, которое на тебя лилось. Они не получат ни крупицы нашего будущего. Ни единого дня. Ни минуты. Даже чёртовых тридцати секунд.

Ари вытирает глаза и кивает.

— Тебе нужно поговорить об этой херне?

Она отрицательно качает головой.

— Ты уверена?

— Нет. Ты прав. Они не получат ничего. Они взяли достаточно, они не могут взять остальное, — она втягивает воздух, расправляет плечи и заставляет себя улыбнуться. — Спасибо.

— Сказал же, моё сердце бьётся только ради тебя, малышка. Я буду защищать тебя до самой смерти. А теперь, ты хочешь попробовать что-нибудь съесть или вернёшься в постель и начнёшь этот день заново?

— Заново? Звучит неплохо, дорогой. А потом, может быть, позавтракаем.

— Всё что угодно, Ари. Для тебя всё что угодно.

Прошло пять дней с того утра, когда Торн обрушил свой гнев, которого я раньше никогда не видела, на Лондон. Это была блестящая демонстрация силы, которую я никогда не забуду. Видя его таким, зная, что это происходит от его любви ко мне — желания защитить меня от того, что всегда делала Лондон, — мне было легко сделать то, что он сказал, прежде чем снова уложить меня в постель. Лондон и Томас не получат ни кусочка нашего будущего. Не тогда, когда они и так отняли достаточно. У меня было достаточно времени оплакать потерю Лондон, и, если быть честной с самой собой, это случилось до того, как она увела мужчину, с которым я почти состояла в браке. Чёрт возьми, мне следовало бы послать ей корзинку с фруктами и поблагодарить за то, что я была готова к появлению Торна в качестве подарка, который судьба мне преподнесла.