Однако не все разделяли его радость.

Из толпы вывалился молодой парень с глазами, горящими фанатичным огнем. Пергион помнил его — Рилитиан был непримиримым последователем Отца, ненавидящим Империю всей душой.

Сейчас произойдет что-то нехорошее.

— Убирайся прочь, тварь! — заорал Рилитиан на императора. — Его величество разнесет в клочки тебя и твою недоделанную империю!

Император безо всякого выражения посмотрел на говорившего и сделал еле заметный жест рукой.

Тотчас же три арбалетных стрелы впились в тело парня, отбросив того на каменную мостовую.

Пергион, затаив дыхание смотрел на тело, под которым стремительно расплывалась багровая лужа. Воцарилась мертвая, звенящая, тишина.

— Слушайте внимательно, — проговорил император, обводя взглядом своих новых подданных. — Я не стану мешать вам жить, не стану грабить, не стану унижать. Вы — граждане Империи и получите все права и привилегии, полагающиеся по статусу. Если солдат обидит кого-нибудь из горожан, он будет осужден. Если кто-то, прикрываясь моим именем, попытается не заплатить за товар, он будет осужден. Но любой, повторю, любой кто посмеет бунтовать окончит как эта падаль. — Длинный тонкий палец вытянулся в сторону мертвеца. — На этом я вынужден проститься с вами. Пускай Мать защитит всех вас и этот город.

Сказав это, император и его свита покинули остолбеневших горожан.

— Ну, могло бы быть и хуже, — пробормотал себе под нос Пергион. — По крайней мере, когда он проиграет, мы сможем сказать, что нас держали под страхом смерти.

И все же, он не слишком верил, что, когда благородные вернутся, дело кончится лишь одним трупом. Если так поглядеть, то быть подданным Империи Тьмы не очень и плохо.

Старик решительно помотал головой, отгоняя глупые мысли, и пошел прочь с площади, уже было темно, а завтра вставать ни свет, ни заря. Пускай благородные играют в свои игры, ему нет до этого дела. Его забота — управлять городом, остальное пускай решают другие.

Несмотря на то, что весна пришла уже как десять дней назад, тепла ощутимо не хватало, и поэтому Шахрион плотнее закутался в шерстяной плащ. Он спешил, и поэтому армия маршировала даже ночью. Живым оставалось всего по нескольку часов на сон, а мертвым отдых не требовался. Сейчас его уставшие бойцы, за исключением немногочисленных караульных, валялись вокруг костров, забывшись тяжелым сном.

Сам Шахрион тоже был не против отдыха, но никак не мог уснуть, сидя в своем походном шатре и теребя в руках большой полированный ларец. Длинные тонкие пальцы Властелина осторожно гладили чуть теплое дерево, хранившее в себе страшное, всесокрушающее оружие.

Черный Властелин бережно коснулся замка и тот послушно щелкнул, а крышка сама-собой поднялась, демонстрируя содержимое коробки. Внутри лежала детальная карта Исиринатии, а точнее, ее центральной части — Стоградья, огромной густонаселенной провинции, усеянной городами, городками и деревнями. Тонким, каллиграфическим почерком писец вывел названия населенных пунктов, провел тонкие ниточки рек и дорог, не забыл отметить немногочисленные леса и редкие болота. Император провел рукой по мягкой выделанной коже, из которой была сделана карта. Интересно, сколько было лет рабу, которого убили ради того, чтобы сделать карту? Гартиан говорил, что важна кровь и плоть невинных, а значит, не больше десяти.

Цена победы высока всегда. И всегда ее оплачивает кто-то другой.

Шахрион перевел взгляд на мерно пульсирующие точки, которые мерно загорались и тухли, словно маленькие бурдюки, налитые кровью. Собственно, можно сказать, что так оно и было — вместо чернил для этой карты использовалась именно кровь, причем самого императора.

Сейчас, когда подготовка ритуала была почти завершена, император все чаще и чаще брал карту в руки, словно желая защитить свое детище от посягательств. Шахрион убеждал себя, что беспокоиться не о чем, что он все спланировал и продумал каждую деталь…

Но ведь так и есть! Скоро восток станет имперским, вероломные марейнийцы познают на себе гнев Властелина, ну что касается кинорцев… они верно служили Империи, но склонились перед силой. Склонятся еще раз. Шахрион не сомневался в своих полководцах — Китарион с Иритионом справятся, поэтому теперь все зависит от него.

Император вздохнул и закрыл ларец, после чего положил его на кровать. Да они сдюжат, вот уж кто точно не испытывает сомнений. Надо быть очень верным, чтобы безропотно выполнять приказ, получив от своего повелителя лишь туманные намеки, вместо прямых ответов.

«Подкреплений у врагов не будет, поэтому уничтожайте их. Это все», — говорил он зимой, на последнем военном совете.

«Владыка, но как ты этого добьешься? У котов огромная армия, у псов — тоже», — задал тогда мучающий всех вопрос Иритион.

«Я не могу открыть вам этого сейчас, но вы все узнаете в свое время. Верьте в меня».

«Как пожелает владыка!» — на этом совет завершился.

Император вышел наружу и вдохнул полной грудью холодный воздух. Весна в Исиринатии пахла едой, потом, дерьмом и, немного, трупами. Запах войны всегда омерзителен и лишь дураки верят, в то, что в ней есть нечто возвышенное. Те же дураки придумывают какие-то «правила» и «принципы».

Шахрион фыркнул. Особенно к этому тяготеют сильные, а потом они очень возмущаются, когда кто-то отказывается играть по их правилам. Интересно, как его будут называть, когда все закончится? Чудовищем, кровопийцей, или еще хуже? Император невесело усмехнулся — куда уж больше? Он и так являет собой страшилку, которой матери пугают детей, ну, скоро, хотя бы, они получать весомую причину для этого.

Эти мысли почему-то не успокоили, и Шахриону очень захотелось вновь повидаться с Тартионной. Своей верной советницей, чародейкой, а теперь и матерью его ребенка.

Император вздохнул. Наверное, из нее действительно получится хорошая Темная Госпожа. И все-таки жизнь — донельзя странная штука. Когда Тартионна была рядом, он не думал о ней и принимал все как само собой разумеющееся, а вдали вдруг начал скучать по этой нелюбимой, незаменимой, единственной в своем роде женщине. Верной и доброй, любящей и стремящейся тащить его к свету.

Интересно, счастлива ли она теперь? Или плачет, ожидая страшную бурю, которую вызовут действия новоиспеченного мужа? А может, вспоминает день их помолвки?

Уголки губ Шахриона дернулись и поползли вверх. Точно можно сказать, что предложение он сделал оригинально.

— Шахрион, ты действительно хочешь этого? — На лице советницы застыло недовольное выражение. — Ты хочешь залить континент кровью? Прошу, владыка, откажись от своей безумной затеи.

— А ты предлагаешь мне что-то другое? — Шахрион недовольно кинул на стол перчатки — зима выдалась холодной, а он сегодня инспектировал новые легионы.

Проблем с тем, чтобы поставить ополченцев в строй не возникло. Люди, опьяненные победой, были готовы следовать за ним и в огонь, и в воду, поэтому за прошедшие месяцы ветераны изрядно натаскали новичков, доведя до логического завершения задумки Шахриона многолетней давности.

К весне у него будет армия и немалая — почти сто тысяч человек. Сорок тысяч живых и шестьдесят — мертвых должны вернуть величие Империи. Да, такие силы не смогут воевать долго, но ему хватит и полугода. Шахрион считал, что победа будет либо одержана до следующей зимы, либо ее не будет вовсе.

Вот только Тартионна придерживалась иных взглядов.

Они уже неоднократно вступали в словесные перепалки из-за вопроса применения ритуала, иногда доходило даже до того, что верная и любящая Тартионна отказывалась общаться со своим повелителем, и теперь, в день, когда император собирался назвать ее своей Госпожой, ему меньше всего на свете хотелось повторения старой истории.