— Мое почтение глубокоуважаемому зрящему Ратриоле, — проговорил он на эльфийском. — Лишь лесные духи ведают, как я счастлив видеть здесь своего венценосного собрата.

— Произношение делает вам честь, император. Но я всего лишь первый среди равных, наделенный правом говорить от имени своих собратьев.

— Я знаю это, зрящий, как и то, что лишь мудростью вы сумели достичь столь высокого положения.

Эльф снял со стены старый меч черного цвета и задумчиво повертел его в руках, затем провел пальцем по короткому бронзовому лезвию.

— Если не путаю, владыка, этот меч принадлежал императору Шахриону Первому, которого по праву считают величайшим владыкой в истории Империи Тьмы.

— Это так, — согласился Шахрион. — Мой предок, правивший в те невообразимо далекие времена, объединил под своей рукой практически все земли, принадлежащие ныне государствам Лиги, а также лиоссцам.

Он постарался говорить ровно, чтобы в голосе нельзя было услышать тоску по эпохе, когда власть императоров простиралась едва ли не на весь континент, и десятки миллионов живых существо подчинялись воле Властелинов. Те славные дни остались в далеком прошлом. Империя превратилась в жалкий огрызок, бледную тень самой себя, затерявшуюся в изумрудном море непроходимых чащоб леса Смерти и седых пиков гор Ужаса.

Эльф со вздохом повесил оружие на стену, тряхнув волосами, которые рассыпались по плечам, после чего задумчиво перешел к следующему экспонату — оплавленному черному жезлу.

— Жезл Лирирона Второго, Безумного императора, — в голосе зрящего послышалась горечь. — Знаете, я помню его. Мое детство прошлось на годы правления сумасшедшего некроманта, вознамерившегося этим самым оружием окончательно уничтожить Элиренатию. Я видел, что сотворило с цветущими землями Безымянное заклинание и помню, как небеса стали багровыми и с них полился Черный Огонь. Самое странное, что посох Безумца до сих пор можно использовать.

Император подошел к зрящему и встал рядом, глядя на оплывший от нестерпимого жара обсидиановый стержень.

— Можно, но артефакт убьет любого, кто попытается завладеть его мощью. Что же касается Лирирона, то он был велик, — произнес Шахрион, осторожно подбирая слова. — Велик и безумен. Ни до него, ни после не рождалось столь щедро одаренных Матерью. Даже Шахрион Первый, упомянутый вами, вряд ли смог бы устоять против Лирирона в магическом поединке.

— Да, он был единственным в своем роде, других таких не рождалось, — согласился эльф. — Не зря говорят, что безумие и гениальность ходят рука об руку. Ирония судьбы — гений, который должен был завершить дело предков и утвердить власть Империи на всем континенте, первым повел ее по дороге в пропасть.

«Не ее одну», — подумал Шахрион. — «Элиренатию он все-таки прихватил с собой за компанию».

В целом же эльф был прав — та война, шедшая восемь с лишним сотен лет назад, обескровила оба вцепившихся друг другу в глотку государства и родила первого из предателей-кольценосцев, переметнувшегося на сторону Лиги.

«Интересно, Ратриола действительно видел, как безумный император призвал огненную погибель на эльфийские города?» — Шахрион бросил беглый взгляд на собеседника. Лицо — застывшая маска, без единого изъяна или морщинки. Да, отмеченные Матерью живут дольше обычных людей, но до эльфов им далеко, очень далеко. Быть может, сказки правдивы и звездорожденные не стареют?

Вне зависимости от этого они не перестают быть врагами. Смертельными и ненавистными. Будь у Шахриона возможность, он бы с радостью повторил подвиг славного предка, но, увы, за прошедшие века императорский род изрядно измельчал. Теперешний Черный Властелин даже в мечтах не мог тягаться с одним из сильнейших магов континента.

Эльф же, словно и не был на тайной встрече с извечным врагом, сделал пару шагов в сторону. Он остановился возле знамени, пробитого в трех местах. На полотнище, каким-то чудом сдержавшим бег веков, была изображена злобно оскаленная волчья пасть.

— Племя Алых клыков, как же, помню. Самый верный и могучий союзник Империи, ставший таким после хорошей взбучки. Ныне, увы, переставший существовать. Правда, грустно, когда не можешь защитить своих друзей? — Эльф обернулся и краешками губ улыбнулся императору. — Я ведь не злоупотребляю вашим временем, владыка?

— Что вы, все в порядке, зрящий.

Шахрион гадал, что это — изощренная месть за вынужденное ожидание, или все-таки эльфийская дипломатия? Звездорожденные всегда славились неторопливостью и любовью к длинным беседам, наполненным намеками и подколками. Общаясь с ними, волей-неволей приходилось подстраиваться.

— Отвечу на ваш вопрос, зрящий: потеряв старых друзей, можно найти новых.

— А если новые друзья — старые враги. Как тогда быть?

Все-таки дипломатия. Ну что же, если Ратриола хочет начать издалека, ничто не мешает императору поступить таким же образом.

— Не очень мудро все время оглядываться в прошлое, нужно жить будущим.

— Тот, кто не смотрит назад, не сможет идти вперед, император, — эльф отошел от стены с трофеями и сел в кресло, — однако мне будет интересно узнать, что глубокоуважаемый Властелин видит в грядущем?

Эльф произнес эти слова столь искренне, что даже Шахрион на мгновение поверил в неосведомленность древнего мага, но наваждение быстро схлынуло. Ратриола знал, о чем будет просить Шахрион, равно как и император прекрасно представлял, что его просьба будет выполнена, но независимо от этого партию следовало разыгрывать до конца — таковы правила игры, которую придумали задолго до него.

Суровая правда заключалась в следующем: Исиринатия нападет до сбора урожая, если ее не остановят на совете Лиги. Смогут ли эльфы сделать это? Вряд ли, даже если и захотят — вместе с военной мощью они растеряли и влияние, поэтому кошаки могут не послушаться зрящего. Конечно, у древних врагов остались средства убеждения, причем донельзя эффективные, вот только они не пустят их в ход ради Империи. Но самое смешное здесь то, что Шахриону и не нужна протекция зрящего — он жаждал этой войны ничуть не меньше, а может даже и больше, чем венценосец Тист Второй Ириулэн, правитель Исиринатии. Но ее начало следовало отодвинуть хотя бы на месяц, что как раз в силах собеседника. А посему — пляска продолжается!

— Слабому не победить сильного, — проговорил Шахрион. — А сильный подобен голодному ребенку, который будет есть до тех пор, пока не лопнет, заглатывая кусок за куском. Кто как не мудрый родитель должен остановить свое неразумное чадо?

— Когда дети вырастают, они имеют обыкновение жить своим умом.

Хорошая шутка! Будь у Ратриолы такая возможность, его величество плясал бы под дудку звездорожденных, повинуясь каждому их слову, как пару веков назад. Вот только сил на подобное у эльфов уже не хватало — Последняя война истощила ресурсы не одной только Империи. Эльфы с дварфами, бывшие до того костяком Лиги, понесли чудовищные потери: эти два и без того не слишком многочисленных народа были едва ли не уполовинены! И настало время выйти на авансцену жаждавшим того людям, которые уже давно тяготились ролью младших братьев в древнем, трещащем по швам союзе. Этому способствовала и сокрушительная мощь тяжелой конницы человеческих королевств — новый фактор, заявивший о себе в полный голос всего какую-то сотню лет назад. Именно таранный удар бронированных всадников, вооруженных длинными копьями, добыл победу под Змеевкой. Он, а не хваленая тяжелая пехота дварфов, которую почти под корень вырезали орки, и не эльфийские лучники.

И все-же, все-же… Эльфов опасались и старались без нужды не злить.

— Даже став взрослыми, младшие прислушиваться к мудрости старших, если те все правильно объяснят.

— А если старшим это не нужно?

— Старшим это нужно.

— Для чего же?

Эльф выглядел вполне заинтересованным. Как будто и не понимает, что же именно Шахрион собирается сказать.

— Кто даст гарантию, что дети, почувствовав свою силу, не поднимут руку на советчиков, тем более что те им не родители, а, скорее, строгие воспитатели, да еще и изрядно ослабленные старостью и болезнями? Нужно пользоваться моментом, пока осталось хотя бы какое-то влияние, и восстанавливать былую мощь.