— Нет я!

— Верь в нас!!

— Верь!!!

Толпа начала стремительно рассасываться. Люди бросились по домам. Сегодня же все, кто способен носить оружие, пополнят городской гарнизон, а завтра к ним присоединятся и беженцы, которых солдаты не спрятали в горах. Впрочем, последним тоже найдется занятие — в пещеры отправилось много охотников и лесорубов, которых Китарион пристроит к делу — из них будут формироваться подразделения арбалетчиков.

Шахрион медленно поднялся и покинул свою импровизированную трибуну. Что же, еще одна монета брошена на игровой стол. Если у войны, как считали орки, есть бог-покровитель, то он, должен быть доволен.

— Тартионна, — верная советница вновь возникла за левым плечом. — Надеюсь, Иритион готов принять пополнение?

— Еще с ночи. Помимо этого, генерал выслал разведчиков и утроил караулы на стенах. Еще он спрашивает, настало ли время выставлять камнеметы?

— Нет, подождем, пока наши враги станут лагерем, а городские ворота будут запечатаны. Не хочу, чтобы кошаки случайно увидели то, что не положено.

Секретарь кивнула.

— Я могу еще чем-нибудь помочь тебе, владыка?

— Пока нет, я пойду в башню — есть важный разговор, а потом мы сможем сыграть еще одну партию.

— Как ты пожелаешь, — поклонилась кольценосица.

Если бы все происходило в точности так, как он пожелал, Шахрион, наверное, был бы счастлив, но, увы, этот мир устроен не то, чтобы слишком справедливо. Хотя…это с чьей стороны посмотреть.

В башне ничего не изменилось, все также тепло и тихо, лишь в камине огонь жадно лизал свежие поленья — знак заботы о нем Тартионны.

Кристалл со стола перекочевал в небольшой ларчик, обитый черным бархатом, а его место занял фиолетовый шар, извлеченный из этого же ларца. Очередная игрушка, напоминающая о славных предках, на сей раз эльфийских. Таких шаров осталось немного — делать их разучились после войн Безумца. Все немногочисленны мастера, допущенные до тайны, погибли, а единственная библиотека, в которой имелись нужные книги, сгорела дотла. Огонь, он вообще может стать верным другом, если правильно им пользоваться.

Шахрион, хоть и не любил пламя, умел употреблять его по назначению.

Только не о том он сейчас думает — время возносить к небесам ненасытные багровые языки пока не пришло, хотя ждать осталось недолго, скоро одни древние враги познают на себе всю разрушительную мощь стихии, спущенной с поводка. А пока что придется прибегнуть к оружию, что страшнее во стократ — к словам.

Фраза-ключ активировала древнее устройство, и фиолетовая гладь подернулась молочной дымкой, шар начал постепенно светлеть. Оставалось ждать, пока на другом конце ответят.

— О великий, от чьего имени враги трясутся в страхе, ничтожный Инуче видит тебя, — раздался скрипящий противный голос, а через несколько мгновений туман окончательно рассеялся, и в шаре возникла отвратительная зеленая морда. — Великий готов громить своих недругов?

— У великого нет выбора, но враги падут. — Шахрион улыбнулся, одними губами. За все прошедшие годы он так и не привык к манере шамана изъясняться, но обижать старого гоблина не хотелось. — Верховный, все ли у тебя идет по плану?

— Конечно же, о грознейший из грозных. Уже завтра во всех городах страны начнут говорить о том, что война неугодна Матери. Если ты не веришь старому Инуче, можешь проверить его слова.

— Как ты только мог подумать об этом, верховный, — с укором в голосе ответил император. Конечно же, он проверит, и не из одного источника. Не только гоблины умеют добывать информацию. — Я верю каждому твоему слову.

На морде шамана отобразилась радость, отчего его острейшие клыки вылезли наружу, а кожа на лбу и висках натянулась.

— Старый Инуче счастлив слышать похвалу от великого. Но ничтожный не понимает, как слухи могут помешать жалким врагам? Исиринатийские мужи не чтят Мать, они не боятся ее гнева.

— И напрасно. Мне было видение, верховный. На этот раз Мать не останется в стороне, а Отец поддержит ее — исиринатийцы переступили черту.

Шахрион сильно сомневался, что ушлый шаман поверил хотя бы одному его слову, но это было и не важно. Зато венценосец Тист Второй, если он покупает сведения у зеленокожего коротышки, узнает, что Черный Властелин совсем спятил. Как бы Инуче не поступил, в выигрыше останется император, но этого старому шаману знать не следует. Пока что.

— Как пожелаешь, о великий. Слабый Инуче надеется, что Мать сдержит свое обещание. — Морда шамана не выражала ничего, кроме участия и сочувствия и Шахрион подумал, что будь он моложе, то не на миг не усомнился бы в искренности старого лиса.

— Благодарю тебе, вождь. Я бы еще поговорил, но, увы, дела сами не сделаются, а враги не уйдут с моих земель добровольно.

— Понимают тебя, о великий, ничтожный не смеет больше задерживать блистательного.

С этими словами гоблин отключился. Шар отправился скрашивать одиночество кристалла и Шахрион покинул башню. Инуче всегда забавлял властелина. Этот старый гоблин сочетал в себе несочетаемое, например, императору так и не удалось выяснить, где же хитрец раздобыл редчайший переговорный шар.

Его предки почитали гоблинов жадными и трусливыми существами, а те, помимо этих достоинств обладали и другими. Например, зеленые коротышки были незаметными.

Все-таки хорошо, что тогда удалось договориться с всесильным шаманом.

Императора ждали — десяток молодых гоблинов встали на караул возле входа в хижину шамана. Все они были вооружены дротиками и луками и старались выглядеть грозно. Получалось неважно, но владыка не имел привычки насмехаться над слабыми. Он очень хорошо знал, каково это — быть немощным.

— Верховный шаман готов меня принять?

— Да, о величайший, — склонился в поклоне один из гоблинов. — Прошу, проходи.

Шахрион откинул полог и вошел внутрь.

— Быстрее вы, олухи безногие! Смотри куда несешь! Фрукты ставь на стол, фрукты, болван лопоухий! — приветствовал его яростный вопль шамана, который, размахивая сучковатым посохом, подгонял нерадивых работников.

Взнузданные отеческими окриками бедолаги про себя наверняка частили Инуче почем зря, но при этом старались сохранить на мордах самые счастливые выражения и император их понимал — ходили слухи, что могучий шаман прекрасно читал эмоции, а заглянув в глаза — и мысли, и никто не горел желанием проверять их правдивость на своей шкуре.

Инуче был так поглощен выволочкой, что даже не заметил вошедшего. Или сделал вид, что не заметил.

— Ну что же вы, дорогой Инуче, нехорошо так кричать, — решил заявить о себе Шахрион.

Шаман переменился в лице.

— Все вон, живо!

Когда пещера опустела, Инуче отодвинул один из убогих деревянных табуретов возле стола и сел.

— Ты рано, о великий из великих. Ничтожный не успел подготовиться к приему богоподобного, — виновато пробормотал шаман.

— Прости меня, верховный, я торопился. — Шахрион скинул длинный черный плащ и уселся напротив хозяина, задумавшись над тем, специально ли гоблин поставил такую простую мебель, или же у него действительно нет ничего лучше.

— Как несравненный может обидеть старого Инуче? Нет, подобное невозможно, это ничтожный виноват в том, что не успел к приходу несравненного. — Шаман мог нести свою ахинею часами, но, по-видимому, ему самому было любопытно узнать, зачем же пожаловал император. — Ты настаивал на встрече, о повелитель мрака, — изогнув губы в усмешке так, чтобы стали видны клыки, проговорил шаман, — на личной встрече. Даже согласился покинуть свою неприступную Цитадель.

Он достал из-под своей хламиды большую черную свечу, поставил ее в центр стола и зажег. Запахло ароматными травами.

— Старый Инуче хочет знать причину. Пока горит свеча, ты можешь смело поведать мне все, нас никто не подслушает.

В это Шахрион верил охотно. Своеобразная магия гоблинов отличалась от человеческой, эльфийской и дварфовской, однако же никто не мог отказать чарам зеленокожих в эффективности.