Теряющий кровь, Джеймс готовится.

Сияющий взгляд Шоколадника пронзает сеть танцующих щупалец.

— Я ВСЕГДА ГОВОРИЛ, ЧТО ВСЁ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ДЕРЬМО. ТЕПЕРЬ ТВОЯ ОЧЕРЕДЬ.

Джеймс разворачивается и пробивается сквозь Табби и Райана, которые рычат, когда он проходит.

— НЕКУДА ИДТИ, ДЖЕЙМС!

Ему всё равно. Табби и Райан потеряны навсегда, но если у него будет малейший шанс добраться до Хейли раньше его брата, он постарается. Его дочь — последнее, что у него осталось.

— Дже-е-еймс! — он слышит крик Табби. — Я съем всё, что у тебя внутри!

Пока он бежит в агонии, другие голоса кричат ​​из глубины чёрной пропасти по обочине шаткой каменной тропы. Он спешит вверх по склону, истекая кровью и в ужасе, и к нему возвращается воспоминание из давних времён: маленький мальчик бежал, спасая свою жизнь.

На этот раз он бежит за Хейли.

Райан кричит из глубины:

— Мамочка! Я хочу папин шоколад!

— У тебя он будет, милый! — говорит Табби. — Мы очистим его тюбики от всякой жижи!

Джеймс бросается с хрипом сквозь мрак. Воспоминания приходят к нему: время Коричневой игры, когда он сидел с Кребом на его кровати и смотрел, как его брат кормит животных своими сверкающими экскрементами. Он помнит, как чувствовал вину, когда натягивал шейный ремешок брата и позволял «особому коричневому» течь. Бедные существа преображались, трансформировались и распадались на куски дерьма. Он не может допустить, чтобы такое случилось с Хейли, независимо от того, собирается ли Креб каким-то образом сохранить ей жизнь или позволить ей умереть. Не всё должно превращаться в дерьмо.

Сумасшедшие фигуры карабкаются на холм: безголовые существа, визжащие звери и мутанты, состоящие из того, что человеческое тело создано, чтобы отвергать.

Когда он видит перед собой точку дневного света, ему преграждает путь большая фигура: Изабелла. В панике она приседает и тянется к каменистой щели. Вещи, которые эта женщина хотела украсть у Джеймса, не имеют большого значения сейчас, когда он умирает, и когда он видит ужас на её лице, он испытывает ещё бóльшее сожаление.

Слово сорвалось с его уст прежде, чем он осознал это:

— Беги!

Мускулистая женщина поднимает голову, широко раскрыв глаза, и с усилием вытаскивает что-то металлическое из земли. Она возится с ним нервными пальцами, и он вылетает из её рук.

— Блять! — она ругается.

Она поворачивается и уносится прочь, к земле наверху.

Джеймс подходит к тому месту, где она сгорбилась, и берёт пистолет. Он наблюдает, как Изабелла поднимается через освещённую светом дыру и возвращается на землю.

Вслед за ним из-за склона поднимаются ещё больше скользких гротескных существ. Другие несутся из ответвлений туннеля или устремляются к нему из темноты, а за ними кружащийся водоворот щупалец Креба пробирается в глотку туннеля.

Табби и Райан опережают остальных, теперь они всего лишь две фигуры среди агрессивной группы нападающих.

Что-то хватает Джеймса за ногу. Что-то ещё сжимает его безоружную руку. Щупальца тянут его в противоположных направлениях, удерживая на месте. Агония пронизывает его живот, всё ещё проткнутый фекальным копьём.

В мерцающем свете «особого коричневого» Джеймс смотрит на своих прекрасных жену и сына, возглавляющих ужасную толпу. Некогда красивый рот Табби сморщился и загнулся внутрь, превратившись в анус, а голова маленького Райана теперь стала дуршлагом с протекающими экскрементами.

— Так не должно было быть, — говорит он, повторяя слова, которые когда-то говорил в детстве.

Добравшись до него, Табби выдёргивает длинную какашку из его живота, а Райан вцепляется зубами в бедро Джеймса. Другие толпятся вокруг них, раздаётся скрежет зубов мутировавших отбросов. Джеймс сжимает пистолет, который уронила Изабелла, отказываясь сдаваться.

Когда он противостоит ужасам момента, он вновь переживает далёкое прошлое. Этот мальчик, который пытается спастись от демона, затем мчится сквозь годы, искалеченный ужасом, чтобы вернуться в это место и сделать… что? Неужто ничего не осталось? Когда его воспоминания и настоящее сливаются воедино, Джеймс осознаёт возможное значение окружающего их запаха: этой пресыщенной массы земной гнили, которая становится даже сильнее, чем зловоние этих воющих, эякулирующих, испражняющих врагов.

Его тащат на землю, но когда он падает, он хватает свою жену и крошечного сына обеими руками, прижимая их к себе в мучительном объятии.

— Семья должна держаться вместе, — говорит он, но слова заглушаются криками и стонами толпы.

Поэтому он направляет пистолет над собой и нажимает на курок.

Метан в воздухе превращается в адский огонь. Спровоцированный выстрелом, взрыв проходит по тропинке к сараю, врывается в пещеру и прорывается через скалистый потолок. Мир Джеймса превращается в ад из пламени и бьющихся, пылающих щупалец. Он слышит крик своей семьи, перекрывающий шум взрыва, и всё, что он может сделать, это ухватиться за Табби и Райана, пока они зажариваются заживо.

Глубоко внутри катакомб, возможно, на месте его зачатия и рождения, Шоколадник рычит от внезапного разочарования.

— НЕТ! НЕТ! НЕТ!

Прежде чем обугленные губы Джеймса исчезнут с его лица, он снова улыбается и отвечает:

— Да, дорогой брат.

Сильный толчок будит Хейли от кратковременных снов.

Колесо машины ударяется о землю, и она смотрит в заднее пассажирское окно.

Треугольный Дом Грязи теперь стоит под углом. Одна сторона его основания провалилась под землю, и интенсивный столб дыма вырывается оттуда, затемняя воздух.

Хейли поворачивает ручку двери машины рукой, покрытой экскрементами, и выходит.

Тепло веет от земли, согревая серый зимний день. Она дышит, не обращая внимания на зловоние, которое всё ещё цепляет её, и пытается сориентироваться. Приглушённый рёв лишает её этой возможности; звук, который мог быть подземным взрывом, или гневом какого-то ужасного зверя — или то и другое переплеталось.

Она пятится от здания и машины, встревоженная из-за жары под ботинками и приглушённой какофонии. Крики стихают, но рёв продолжается.

Когда Хейли достигает края собственности и дороги, ведущей под деревьями, она останавливается и смотрит, как горит кривой Дом Грязи. В своей встревоженной груди она верит, что её семья там, мертва или умирает.

Крепко сложенная женщина хромает от дыма у стены дома. Её ноги сгибаются, как неуклюжие поршни, и, проходя мимо, она спрашивает:

— Хейли?

Прежде чем Хейли успевает отреагировать на незнакомку, она уходит.

Рёв, который она слышала, стихает, как если бы что-то израсходовало свой последний прилив энергии. Затем с мощным грохотом овраг расколол травянистую подъездную дорожку.

Хейли отскакивает назад, но не может отвернуться.

Пламя и смог появляются из-под земли, когда передняя часть Audi её матери опрокидывается в пропасть. Кладка рушится с правой стороны здания, как будто под ударом невидимого шара для разрушения. Машина переворачивается и погружается в ущелье, которого несколько минут назад не было.

Среди извергнутого дыма и огня из разорённой земли появляется что-то огромное и каким-то узлом. Оно махает и горит, почерневшее от огня. Под легионом извивающихся червеобразных форм обугленная фигура частично выпячивается из земли. Если бы не его многочисленные странные изгибающиеся конечности, она могла бы поверить, что это человек.

На расстоянии нескольких машин Хейли видит два белых пятна, появившихся в сгоревшем комке над его туловищем. Под ними два ряда длинных зубов разделяют опалённую сферу. Он говорит, но его голос слишком слаб, чтобы его можно было отчётливо слышать из-за потрескивания пламени и непрерывного осыпания дома. Хейли думает, что она слышит слова — на самом деле, она думает, что он назвал её по имени, — но сообщение кажется бессмысленным. Она рискует сделать шаг вперёд, чтобы послушать повнимательнее, но затем вся подъездная дорожка проваливается, превращаясь в каньон, который целиком поглощает это жалкое существо.