Поэтому, лёжа на груди жены, Джеймс молится, что ошибается насчёт завтрашнего дня. Он не говорит. Он просто наслаждается успокаивающим действием окси и неожиданной близостью их убаюкивающих вином настроений. Они могут поговорить о разочарованиях своей дочери, а также о смерти, грязи и безумии в другой день.

После фильма, прежде чем удалиться в свою комнату, они стучат в дверь Хейли. Нет ответа, что на языке Хейли означает «держитесь подальше». Они всё равно говорят «спокойной ночи», не вторгаясь.

Чистя зубы в ванной комнате их спальни, Табби бьёт Джеймса бедром по бедру. В состоянии опьянения он думает о персиковой плоти под её спортивными леггинсами. Она ударяет его снова, но более мягко, задевая его ногой и с недоумением наблюдая за ним в зеркале за раковиной.

Прошло несколько недель с тех пор, как они были в интимной близости, и Джеймс чувствует, как его промежность согревается.

— Знаешь… — говорит он, глотая мятную пену, его электрическая зубная щётка жужжит. — Это самая убогая, самая замужняя форма флирта из всех существующих.

— О, неужели? — спрашивает Табби, выплёвывая пузырьки зубной пасты в раковину и набирая в рот воды. — Ну, как насчёт того, чтобы вспомнить те времена, когда мы ещё не были женаты?

— Я даже не понимаю, что это значит, — усмехается Джеймс. — Ты сейчас заигрываешь или предлагаешь развестись?

Табби роняет зубную щётку в раковину.

— Интересно, как будет ощущаться мята? — она опускается на колени. — Продолжай чистить зубы.

Он делает, как она говорит, она тянет вниз его боксеры, чтобы высвободить его член. С эластичным поясом, приятно сжимающим его под яичками, Табби берёт его в рот одним плавным движением головы.

Зубная паста вызывает покалывание.

Джеймс никогда не занимался сексом с другой женщиной, но, судя по порно, которое они смотрели с Табби, его жена выглядит как можно лучше. Её язык словно кружащаяся волна на его коже, её слюна всегда готова смазать его член и головку, её рот невероятно тёплый. Она гладит и сжимает его в идеальном ритме.

Когда он закончил чистить зубы, а она перестала сосать, его член стал невыносимо твёрдым. Они приглушают свет в своей комнате и ложатся в кровать, и когда Джеймс собирается залезть на неё, Табби хватает его за лицо и смотрит на него с подушки.

— Я хочу, чтобы ты был в моей пизде, сейчас же, — мурлычет она, зная, что ему нравится, как это конкретное слово звучит у неё во рту.

Он прикасается к ней, и она горячая там, как это часто бывает после того, как они занимаются оральным сексом. Её лобковые волосы короткие и подстриженные, несмотря на то, что они не занимались любовью в последнее время. Он погружает в неё два пальца, и её тепло непреодолимо.

Табби извивается на спине, приподнимая круглую задницу и прижимая её к его промежности, когда он забирается на неё. Из-за отвращения Джеймса к дерьму — а может быть, даже и не из-за этого — он в некотором смысле боится задниц. Табби это хорошо знает. Он скользит в её «киску», опираясь на свои предплечья и целуя её губы, пока втягивает свой член взад и вперёд.

Они начинают заниматься любовью, но их напряжение перерастает в интенсивный секс. Он стонет.

— Ш-ш-ш, — шипит Табби. — Притормози, если не можешь молчать.

Джеймс останавливается, и Табби встаёт на четвереньки.

При виде задницы Табби, прижатой к нему, он словно возвращается домой. Она протягивает руку назад и проводит пальцем между ягодицами, заставляя Джеймса чувствовать, что он делает то, чего не делал уже давно. Тихо стоная и целенаправленно входя в неё, он направляет палец жены в сморщенную щель всего в дюйме или двух от её вульвы — место, которое до сих пор кажется Джеймсу табу. Она играет там какое-то время, а затем перемещает руку обратно ко рту, возвращая её через секунду своими пальцами, скользкими от слюны.

Джеймс глубоко дышит, трахая её, ощущения подталкивают его ближе к оргазму — но теперь он хочет почувствовать то другое место, плотно обёрнутое, этот запретный выход превращается во вход.

Табби раздвигает для него ягодицы, и он смотрит на дырку, которая делает его член жёстким и преследует его кошмары.

Она выдыхает:

— Хорошо, я готова.

Несколько лет назад она сказала ему, что лучший способ для гладкого и безболезненного акта анального секса — это не парить на границе, а уверенно расслабиться внутри, как только её мускулы впустят его. Он прижимает кончик своего члена к её анусу, а затем скользит вперёд на один, два, три уверенных дюйма.

— Давай, — шепчет Табби, массируя клитор.

После некоторого жёсткого, скользкого проникновения он наклоняется, чтобы снова поцеловать её, прижимая живот к её спине. Она поворачивает своё вспотевшее лицо и предлагает ему язык. Её задница сжимается вокруг него, когда они целуются, а когда она отрывает рот, она задыхается:

— Я хочу, чтобы ты кончил.

Он снова встаёт на колени позади неё. Она выглядит такой красивой, растянувшись перед ним, лицо повёрнуто боком на подушке, задница поднята и теперь поглощает всю его эрекцию. Он сжимает в одной руке длинный хвост Табби, как ей нравится, и находится на грани кульминации, когда снизу доносится неожиданный звук, похожий на чавкание мокрых губ.

В комнате темно, но когда он смотрит вниз, впервые за более чем два десятилетия он видит лицо своего брата.

Густые волосы Креба выросли из копчика Табби, и его радостные, блуждающие глаза смотрят вверх между её ягодицами, как будто часть его головы вышла из её прямой кишки и поглотила член Джеймса. В тусклом свете Джеймс может видеть ямочки на залитой грязью коже щёк Креба.

Хныча, Джеймс чувствует запах своего брата, когда кончает ему в рот. Рот Креба широко зияет, чтобы уловить всё, его длинные резцы погружены в коричневое озеро, как будто в анусе Табби выросли зубы.

Джеймс выдёргивает свой член и из Табби, и из Креба. Неуклюжий влажный звук, и струя кровавых жидких фекалий вырывается из злобных губ его брата. Она смачивает эякулирующий член Джеймса, прежде чем запятнать простыни. Желудок Джеймса сводит от запаха, и его почти рвёт на жену. Вместо этого он отшатывается от кровати, полный ужаса.

«Я покрыт этим. Я покрыт злом…»

— Табби, я… — начинает Джеймс.

Он видит, что лицо его брата исчезло.

— Мне очень жаль! — говорит Табби, вставая с колен. — Я не знаю, что случилось, но теперь мой желудок чувствует… О, Боже!

— Табби, это кровь.

— Наверное, пищевое отравление! — она вскакивает с кровати и ковыляет из спальни в общую ванную комнату.

Затаив дыхание и отказываясь смотреть вниз, Джеймс шагает голым к ванной в их комнате, тяжело дыша.

Когда он смывает с кожи дерьмо жены, его мозг кричит:

«Этого не было, этого не было, этого не было на самом деле…»

Но оно было — и это может означать только одно.

Это снова началось.

ДВАДЦАТЬ ДВА ГОДА НАЗАД

С напряжённым ворчанием и широкой зубастой ухмылкой Креб перестаёт корчиться на своей матери. Он роняет мясистую трубку, которую вытащил из её живота, и, размазывая коричневое содержимое по подбородку, говорит:

— Что ты думал, что я буду делать, когда ты выпустишь меня?

— Значит, ты знал, что это я? — спрашивает десятилетний мальчик.

— О, конечно, дружище.

— Но ты спал, когда я это сделал.

Несколькими часами ранее, когда дом был ещё чистым и аккуратным, и когда мама и папа благополучно спали в своей постели, маленький мальчик выскользнул из своей комнаты. Он пошёл на кухню, взял ключ из задней части ящика, бесшумно поднялся по обеим лестницам и снял висячий замок с двери спящего брата и кожаные переплёты с его запястий.

Теперь, окружённый обломками места убийства, маленький мальчик говорит:

— Я думал, ты убежишь.

Креб со скользким всасывающим звуком соскальзывает с матери. Возвышающаяся какашка всё ещё торчит из его ануса, но продолжает выступать из особенного места их мамы. Он свешивает ноги с кровати и подтягивает джинсы.