— Тогда я не стану гадать.

Гленорван поднял вверх руки.

— И не Гарсиа, как ты подумал, — продолжал парень.

— Хорошо-хорошо, мне неинтересно.

— И не тот человек, который меня травмировал.

— Послушай, мне все равно, мне противно слушать тебя.

Глаза американца из ироничных стали холодными.

— Я переспал с Винченцио, чтобы убить любовь… Так.

— И чья же на сей раз была воля?

— В смысле?

— Игнасио заставил?

— Нет, я сам.

— То есть, твоя воля?

— Ну, да… Я же сказал, я так поступил с одной целью, чтобы заглушить любовь.

— Хоть какое-то продвижение.

— Я не понимаю ни слова…

— Теперь ты хоть не утверждаешь, что безропотный и безвольный инструмент Игнасио.

— Разве? — Альентес задумчиво покатал в руках сигарету, а потом закурил.

— Ты и не заметил, — улыбнулся Джордж.

— А, я понял тебя. Объясняю… Игнасио меня выгнал. Мне пришлось действовать согласно установкам, которые заложил в меня Учитель.

— No! No! — Гленорван иронично погрозил пальцем, — Ты поступил так, как ты считал нужным. Твой выбор, понимаешь?

— Возможно, — Альентес выдохнул густой и тяжелый сигаретный дым.

— Хоть ты и действовал самостоятельно, вышло не очень-то удачно. Твой Винченцио не слишком аккуратный любовник.

— Хм, я стал для него лишь средством исполнения давней мечты. Он не отнесся ко мне, как к полноценному человеку. Наверное, он прав.

— Кто б сомневался. Ваше братство отличается любовью к ближнему.

— Вот поэтому мне странно, зачем ты заботишься обо мне, не требуя ничего взамен.

— Фантазер, Чио-Чио, — рассмеялся Джордж, — Расслабься. Еще не пришло время отдавать долги. Ты меня будешь спасать от поползновений ордена. Хорошо?

— Да, конечно, — закивал головой монах.

— Так легко соглашаешься пойти против родного братства?

— У меня нет обязательств перед розенкрейцерами.

— Вот и чудно. И прекрати меня соблазнять, мне, право, очень смешно. Understand, dirty babe!?

— Я и без тебя знаю, что грязен, — Альентес сдвинул брови.

— Oh, my God! За что мне все это?! Парень, я пошутил!

— В каждой шутке только доля…

— Альентес, если б я хоть одной извилиной считал тебя грязным, я б не пустил тебя в придачу с твоим щуплым телом и больным мозгом к себе в жизнь.

— Но я ведь совращаю тебя! И тебе не противно? — с интересом прошептал монах.

— Нет. Мне удивительно. В тебя сочетается наивность и святость вместе с развращенностью, к которой тебя приучили. Но даже в таком сочетании невинность твоей души не оставляет сомнений.

— Зачем… — Альентес сжал в руках салфетку, — К чему ты мне говоришь такие слова… Ты лишь бередишь мне душу…

— Мое мнение, не более. Never mind!

— Ты… Специально, да?

— Если так разобраться, ты ведь не ожидал, что я буду с тобой цацкаться?

— Нет.

— Ну и все, — подмигнул Джордж, — Почему бы тебе не выслушать комплементов?

— Лучше ударь меня или изнасилуй.

— Опять! — покатился со смеху американец, — Так бесцеремонно мне еще ни один товар не впаривали. Тебе бы в торгаши пойти, цены б тебе не было.

— Я серьезно.

— А я знаю, поэтому и смеюсь. Ты такой уникальный, Чио-Чио, я бы даже сказал, что ты особенный…

— И? — монах закурил.

— Усыновил бы, честное слово, — пошутил Гленорван.

— Ясно, — Альентес отвернулся.

— Не привык ты к похвале, — после паузы подытожил Джордж, — За всем подвох видишь. Правильно, my darling, никому не верь, даже мне.

Гленорван поднялся и с непонятным раздражением кинул деньги на стол.

— Мы уходим, — сообщил он.

Альентес послушно расстался с недопитым латте, последовав за назначенным им же самим хозяином.

Сегодня целый день я ходил за Гленорваном. Он водил меня по разным местам современного большого города. Я не знаю, зачем он так поступал, возможно, следуя своей привычке развенчивать мифы о братстве, он желал показать мне жизнь отличную от той, которую я привык вести в монастыре.

Как глупо. Я в достаточной мере хлебнул ее с Игнасио на выездах. Но сегодня мне было так весело! Особенно в зоопарке, и в кино, да и в торговом центре. Я бы рассмеялся в голос, но, к сожалению, забыл, как это делать, банально разучился.

Все равно, где бы я ни был, все мои мысли о тебе одном, Диего.

Когда в кофейне Джордж, мой новый хозяин, спросил, знаю ли я, что такое любовь, я, не задумываясь, сказал ему правду. Я знаю… Я знаю твою любовь, Диего. Я ни разу не усомнился в искренности твоих эмоций, ведь ту нежность, что ты мне даешь, не сыграешь и не подделаешь. Всегда… Даже вдали от тебя, я ощущал твой дух рядом с собой, твои мысли и страхи за меня. Диего, спасибо. Если бы не ты и мои письма тебе, я не знаю, как бы я жил… и находил бы я смысл к жизни.

Диего… Пускай, я тебя не достоин, и в реальности нам никак не соединиться, но ведь письма-то я могу тебе писать. Моя жизнь вообще одно сплошное письмо тебе, Диего.

Любимый…

— Мне надо сделать кое-какие дела, — оповестил меня Гленорван, как раз когда мы ехали в лифте и я начал свое очередное письмо тебе, Диего.

— Я с тобой.

Естественно я не собирался оставлять Джорджа одного.

— Если не боишься поцарапать личико, — надменно хмыкнул американец.

— Хм, разве я барышня, что трепещет над внешностью? Да и с таким глазом, мне уже ничего не страшно.

— Как знаешь, — Гленорван пожал плечами. Он ударил кулаком по кнопке стоп, и лифт замер. Потом Джордж достал из кармана миниатюрный ключ и, вставив его в отверстие под панелью с кнопками, провернул несколько раз.

Лифт трухнуло, а кнопки замигали. Гленорван быстро, так что я даже не успел за мановениями его пальцев, набрал код. Мотор лифта тихо загудел. Мы снова двинулись.

— Думаешь, только вы хитрите с инновациями? — весело подмигнул мне Джордж. Его голубые глаза были способны разговаривать красноречивее губ.

— Мне все равно, — фыркнул я.

Двери распахнулись, и мы очутились в тесном коридоре, облицованном железными пластинами. Стало понятно, мы находимся в самом низу, под зданием отеля.

Мы прошли вдоль железного коридора до стальной двери. Джордж снова набрал код, и мы очутились в помещении, обставленном в стиле hi-tech. При входе висели мониторы, свисающие с потолка полукругом. В экранах пестрели картинки, изображающие происходящее в отеле и возле него. Чуть поодаль была обустроена переговорная, сооруженная из звуконепроницаемого пластика. Внутри коробки сидело четыре человека. Один, самый богато одетый, явно представлял российский бизнес, второй, гора в черном костюме, без сомнений выполнял функцию охранника предпринимательского тела. Ну, а еще двое принадлежали к Акведуку.

Завидев Гленорвана, один из его коллег вышел нам на встречу. Это был поджарый негр, с длинными дредами и в белом длинном плаще.

— Сурье! — поздоровался Джордж.

— Привет, — отозвался тот, скосив на меня подозрительный взгляд.

Я сразу не заметил, но за спиной у него виднелся лом, точь-в-точь как мой Реновацио. Напрасно я согласился оставить свое оружие в номере. Пахло жареным.

— Разве он не монах? — с интонациями недоверия спросил Сурье.

— А… Это? — Джордж отстраненно покачал головой, глядя на меня.

— Отойди!

Сурье рванул ко мне, разрезая воздух своим ломом. Я еле успел отпрыгнуть, благо место позволяло, но на пятую точку я все же смачно приземлился.

Боль пробила все мое тело, даже стон страдания невольно вырвался из моей груди.

— Остановись, Сурье! — Джордж заслонил меня собой.

— Он же монах!!! — ошарашено проговорил парень.

— Нет, больше нет.

— А кто он?

— Он… — Гленорван посмотрел на меня с сожалением, — Он мой младший брат.

Напряжение спало, как только американец расхохотался.

Все еще растерянный Сурье удивленно пожал плечами, но вроде бы с объяснениями смирился.

— Ты в порядке? — на ухо спросил у меня Джордж, помогая подняться.