— Говори мне! Отвечай! — ревел экзекутор, уже не контролирующий себя. Он вводил лом все глубже и глубже, давя рукой на живот своей жертвы и доводя ее до новых болевых пределов.

Опомнился он только, когда по его резиновым перчаткам струилась кровь.

— Твою ж мать, — тихо выругался экзекутор, быстро вытаскивая из монаха лом. На пол хлынула кровь. Альентес беззвучно лежал на своем ложе, дрожа и вздрагивая, его дыхание стало прерывистым и тяжелым.

— Блин, — палач машинально вытер руки об фартук, — Я же разорвал тебя… Я же нахрен пробил твои внутренности… Чертов монах… но ты сам виноват! Какого ты меня злил?! Не надо было молчать…

Внезапно открылась тяжелая дверь и экзекутора тихо позвали. Он еще раз окинул тяжелым взглядом свою израненную и истерзанную жертву, заметил кровь, продолжающую пузырясь стекать на пол, и поспешил выйти вон, по освободительному зову коллег и начальства.

Вам доводилось когда-нибудь слышать крик возлюбленного и единственного дорогого на свете человека? Надеюсь, нет, и вам повезло. Потому что этот крик ни с чем не перепутать, он пробирает до кости, он вырывает сердце и сталкивает в бездну отчаяния.

Я хорошо, отчетливо и ясно слышал вопли Альентеса где-то внизу под моей камерой. И с каждым аккордом они становились все яснее и яснее, нарастали как боль в моей груди. Я погрузился в его страдание.

Мой Альентес… Как же я хотел вырваться к тебе, заключить в объятия и уберечь от мук. Ну почему ты жертвовал ради меня, любимый мой!? Разве не понятно, что ад для меня не пытка экзекутора, а бездействие в душной темной камере, когда тебя истязают, когда я отчетливо осознаю, что с тобой происходит, и ничего не могу поделать.

Как только я услышал крик Альентеса, а его голос я узнаю из миллионов, поэтому ошибки быть не могло, я сорвался в пучину безумия.

Я кричал вместе с ним, я рвался из кандалов, непроизвольно нанося себе увечья.

— Аль! — истошно орал я в пустоту.

Он отвечал мне воплем.

Хорошо, что оковы выдержали меня… Иначе я бы разбился об стены или дверь, которую точно бы не выломал. Я бился, как хищник в неволе, как рыба на крючке, страдая от невозможности облегчить Альентесу страдания.

Что же с ним делали…

Если даже мой неэмоциональный любимый не выдержал, то, что же за бесчеловечные пытки были нам уготованы!? Меня добила несправедливость. Кто угодно мог оказаться в лапах коварных палачей, но только не мой Аль… Чем же он так сильно прогневал небо! К черту… Зачем он спасал меня! Я… я винил себя.

Я считал каждую секунду его страданий и молил богов о скорейшем прекращении мучений. Я будто тоже испытывал руки экзекуторов на своем теле, и я отчаянно хотел взять боль Альентеса на себя.

И я испил ее сполна…

Я кричал с ним и за него, я рыдал и никак не мог поверить, что весь этот ад происходит на самом деле. Я звал его… Альентес! Мой друг, в последний момент признавшийся мне в любви. Ну почему он… Почему он так страдает???

Мои надсмотрщики, кажется, испугались моего безумства, они заглянули ко мне и в ужасе захлопнули дверь. Да… Моя боль не могла не рвать мою душу. Нет ничего страшнее и невыносимее, чем слышать, как терзают любимого человека. В тот день я прошел вместе с Альентесам по кругам ада. Он принял физическую муку, я же пережил самое страшное моральное наказание. Нас разделяли толстые слои прочного бетона, но я был с Альентесом рядом. Мы стали единым целым и содрогались от волн боли пронизывающих нас насквозь.

Когда все звуки стихли и моего мальчика оставили в покое, я обессилено повис на кандалах, лишившись остатков сознания.

После часов мучений, я провалился в мрачное море пустоты, оживленное лишь болезненной испариной. Я потерял счет времени…

Я умолял Альентеса выдержать все и жить…

Около полудня братья монахи уже расселились по квартирам и ждали дальнейших указаний. На сей раз, орден расщедрился и снял две квартиры на одном этаже в простом жилом доме. Не удивительно, ведь в Москву прибыла целая боевая группа. Фабрицио со своими подопечными занял двухкомнатную жилплощадь и превратил ее в штаб-квартиру, где развернули мобильный офис и обсуждали планы дальнейших действий. В однокомнатной же квартире было решено устроить комнату отдыха, ну и плюс ко всему поселить там Рауля с Данте, все равно на сцене театра боевых действий толку от них было немного.

— Мы пойдем с Фабрицио обсудим линию нашего поведения, — махнул Рауль Данте и исчез за дверью, оставляя воспитанника в полном одиночестве однокомнатного жилья.

— Да свали уже, — грубо, но тихо буркнул его послушник.

Данте сидел за столом на кухне и не сводил взгляда с плюшевого Рана, примостившегося на столе возле сахарницы. Слышалось тиканье часов.

Данте рассержено цыкнул.

— И что мне делать, где искать Диего… Жуткая несобранность, — протянул парень своему медведю.

Игрушка сохранила плюшевое молчание.

— И почему все так… — Данте откинулся на стуле, — Почему я всегда чувствовал себя лишним?! Несправедливо… Диего любил Альентеса, Рауль обожал Пабло… Причем им отвечали взаимностью, теперь я это точно знаю.

Данте нахмурился, вспоминая записку Альентеса.

— Даже сейчас… Диего выбрал плен Акведука, нежели наш уютный домик, и все ради того, чтобы быть с Альентесом. А Рауль, потеряв Пабло, все равно любим… Этот козел Фабрицио так и вьется вокруг него. Повезло им… И почему меня никто никогда так не любил??? Нечестно! Я так хочу, чтобы хоть кто-то меня полюбил и понял какой я на самом деле…

Данте шмыгнул носом.

— И чего это везет одним козлам, — он насуплено скользнул взглядом по медведю, — А я совсем один, мне так одиноко… Меня никто, никто не любит больше всех в жизни. Гадство! Я ведь заслуживаю… У меня даже мамы с папой нет, а есть только ты, Ран, — Данте заглянув в неживые глаза-пуговицы медведя, взирающие на него с мертвенным блеском, и сдвинул брови.

— Думаешь, я не понимаю, что это все обман? Выдумка моего тоскующего по любви мозга!? — истерично завопил парень и с негодование ударил морду игрушки, отшвыривая ее далеко от стола, — Да все я осознаю. Я сам выдумал тебя, Ран, чтобы не быть таким несчастным и одиноким. А я ведь неплохой человек, я… просто меня надо понять… И ведь Диего почти меня понял, он так радовался мне, когда мы только впервые встретились. Я был счастлив, я думал, что обрел того самого единственного на свете. Но во все вмешался этот чертов Альентес… Да, именно он все испортил. Он отнял у меня Диего!!! Будь ты проклят, Альентес… Сдохни и уступи мне дорогу!

Данте с чувством ударил кулаком по столу. Тут парню в голову пришла идея и он начал судорожно набирать номер на мобильном телефоне. Хорошо, что на таможне монахов не проверяют, а то мобильник бы точно отобрали, да и факт измены ордену сразу бы раскрылся.

— Давай, Джордж, сними эту чертову трубку, — рявкнул Данте.

— Абонент отключен или временно недоступен… — отозвались на другом конце телефона.

— Дерьмо! — истерично выпалил монах, тряся трубку в руке.

Все шло против него.

— И какого черта он вырубил телефон! — ругался Данте, битый час насилуя кнопки мобильника. Однако с проклятиями или без них ситуация не менялась, Гленорван оставался недоступен.

На исходе часа телефон неожиданно запищал резким и противным звонком, Данте встрепенулся, лелея в душе надежду, что это звонит Джордж. Однако номер оказался незнакомым.

Данте немного подождал, но телефон не умолкал. В конце концов, его писк стал невыносим и парень с опаской поднял трубку.

— Алло, — выдавил он из себя.

— Данте? Ведь так? — спросил картавый мужской голос.

— Предположим. А ты еще кто? — недоверчиво брякнул Данте.

— Доброжелатель, — интонация невидимого собеседника стала надменной.

— И что надо? Я ни с какими такими доброжелателями не хочу говорить.

— А зря, много потеряешь, братец Данте. Не каждый день тебе звонит сам Итон Буденброк, — мужчина высокомерно рассмеялся.