Я изучаю ее немолодое, но приятное лицо и отзываюсь:

— Да. Что вам надо?

— Ваш дядя сказал, что вы будите ждать здесь. Не бойтесь, пойдемте!

Диего, эта женщина тащит меня в кабинет.

— Мой кто? — спрашиваю я, — Куда мы идем? Отвечайте!

— Мистер Гленорван говорил, что вы будите стесняться и протестовать, — медсестра ласково улыбнулась, — Я понимаю, что вы, как иностранец, тем более воспитанник монастыря, чувствуете себя неуютно, но ваш дядя о вас позаботился. Все будет хорошо.

Диего! Что она несет?

— Я спросил, куда мы идем? — я жестко оборвал ее, выдергивая руку.

— Да сюда, — женщина немного напряглась, но улыбка так и застыла на ее лице. Видимо она вообще приросла к губам на века, перестав быть просто выработанной привычкой услужливости.

Мы стояли перед кабинетом с железной дверью.

— Джордж там? — недоверчиво спросил я.

Она секунду колебалась, а потом уверенно кивнула.

У меня больше не осталось причин ждать в коридоре, я шагнул в черное помещение врачебного кабинета. Пахло лекарствами и техникой, фоном жужжали приборы. Американца здесь и в помине не было.

Но я не обольщался на сей счет.

Меня усадили на стул перед линзой аппарата. На другом конце машины восседала молодая девушка в белом халате и строгими чертами лица.

Она попросила меня снять повязку.

— Для чего? — спросил я.

— Пожалуйста, делайте, как я говорю, — вежливо, но нотками сгущающегося раздражения в голосе ответила врач.

Я стянул повязку.

Девушка кивнула медсестре, проводившей меня сюда, и она с услужливой быстротой стала снимать с меня пластыри. Когда женщина увидела рану, она ахнула и всплеснула руками, за что получила от врачихи неодобрительное цоканье.

— Позвольте мне, — строго произнесла девушка, приглаживая свои и без того прилизанные черные волосы.

Она подошла ко мне и, склонившись над раной, стала вертеть мое лицо в разные стороны, хмыча и угукая сквозь плотно сжатые губки.

— Грубая работа, — наконец заключила она, — Где вам накладывали швы?

— В поликлинике… — нехотя отозвался я.

— Ясно, думаю, швы можно снять.

— И?

Девушка неоднозначно на меня глянула, а потом кивнула медсестре. Та спешно принесла врачихе необходимые приборы.

Началась экзекуция над моим многострадальным глазом.

— Вам не больно? — поинтересовалась докторша, выдергивая из моей плоти очередной стежок ниток.

— Нет, — спокойно проговорил я.

Девушка отстранилась и всмотрелась в мои глаза. Неожиданно ее лицо приобрело мягкие черты сочувствия.

М-да…

Диего, я никогда не пойму женщин… Они нелогичны и, должно быть, прилетели с другой планеты. Их может растрогать такая сущая ерунда, как умение терпеть боль или разозлить совершенно справедливое вежливое замечание по поводу их работы или внешности. Нонсенс!

— Рана неплохо заживает, — продолжала врач, смазывая кожу вонючим медицинским раствором, — А вот про сам глаз не могу так сказать… Хотя, возможно, еще рано делать прогнозы, пусть кожа отлично регенерирует, но времени прошло слишком мало. Я честно поражена скоростью заживления…

Диего, я шокировал девушку! Но откуда ей знать о чудных лекарствах нашего ордена!? Пускай я останусь загадкой природы для российской медицины, но замечу только одно, это еще я долго поправляюсь. Обычно адепты братства, прибегая к технологиям розенкрейцеров, умудряются вообще не замечать ранений.

Девушке я ничего не ответил.

— Сядьте ровно, — приказала она мне, похлопав по спине, — Я посмотрю на ваш глаз через прибор.

Я подвинулся к линзе и подставил травмированный глаз.

Девушка покачала головой, громко цокая при этом.

— Так я и думала, — заключила она, — Вот, если бы вы сразу к нам пошли, мы бы смогли восстановить вам зрение процентов на 60 %.

— А сейчас? — я сбил ее с мысли.

— Двадцать в лучшем случае, и то с тенденцией к регрессии.

— То есть я ослепну?

Вот так новости! Но, Диего, признаться, мне наплевать… Я и сейчас-то вижу не больше белого расплывчатого пятна, к тому же глаз все еще заплывший. Так что, процентом больше процентом меньше, роли не играет.

Не волнуйся за меня, мой милый друг…

Тем временем докторша выносила свой неутешительный вердикт:

— Да, если не принять меры. Привыкайте, шрам у вас останется навсегда, да и на глазу бельмо будет… Нужна срочная операция, чтобы отвоевать вам зрение.

— Я все понял, — я поднялся.

— Куда вы? — опешила девушка.

— Ухожу…

— Я же сказала, вы слепните! Вам нужна операция!

— Нет, не беспокойтесь. Все нормально, — я двинулся к выходу.

— Вы что боитесь? Да, погодите же!!! Лазером не больно! — кричала девушка, догоняя меня.

— Послушайте, — я развернулся и посмотрел на нее в упор с долей презрения, — Мое здоровье касается только меня и… В общем, мне не велели заниматься самолечением, я не имею права распоряжаться своим телом и принимать подобные решения. Оставьте меня в покое, у меня все равно нет денег, чтобы с вами расплатиться за лечение.

— Но ваш дядя… Уже заплатил, — сбиваясь, затараторила врачиха.

— Джордж? — я почти не был удивлен.

— Да, господин Гленорван, — параллельно закивали врачиха и медсестра.

— Вот и хорошо, купите себе что-нибудь на эти деньги, — я подмигнул здоровым глазом и вышел в коридор.

Гленорван продолжал проделывать со мной злые шутки, ставя в неловкие ситуации и проверяя на выдержку.

— Мистер Альентес! Стойте! — за мной бежала знакомая медсестра, размахивая пакетом. Она приняла мое имя за фамилию, но я не обиделся.

Я остановился и смерил женщину пристальным взглядом.

— Вот, — она протянула мне пакет, пытаясь при этом отдышаться, — Чуть не забыла.

— Что это? — автоматически спросил я, беря пакет.

— Мистер Гленорван просил вам передать.

— Благодарю, — кинул я и, развернувшись, зашагал прочь.

На улице я раскрыл пакет и изучил содержимое. Деньги и билеты в Цирк… Хм… Я никогда там не был…

А еще записка, нацарапанная ручкой по визитке.

Я достал послание. Джордж даже не удивил…

Записка гласила: «My dear Rosy! I hope your eye is all right now. I wish it were truth! I'm going to have a good time in Russian Circus, please follow me, don't refuse. Sincerely yours, George. P.S.: Enjoy your time!»

Диего… Он меня просто бесит!

Кто дал ему право так походя и беззаботно с такой надменностью и превосходством ставить меня в положение должника? Я не позволю…

Только не говори, что сегодня счет стал 2:0… Игнасио! Зачем наставник так жесток… Он ведь знает, что я не в силах справиться с игроком класса Гленорвана. Я боец, я не интриган, я выполняю команды, а не разыгрываю хитрые партии на доске судьбы. Неужели Игнасио не понимает, куда я качусь? Неужели он специально… Игнасио… Почему? Не уж то и впрямь ему нужна моя смерть? Учитель…

Но не мне стенать на судьбу. Каким бы не было желание моего вероломного наставника, я все равно выполню его без колебаний.

Я готов принести себя в жертву.

Прости, Диего, я разочаровываю тебя. Но ведь и ты только фантом. Диего взрослый мне чужой, он пусть и выказывает заинтересованность в моей участи, но все равно далек. Возможно, даже подкуплен Игнасио. Диего! Не злись… Я ведь не о тебе, родной мой. Ты меня никогда не предашь, я знаю. А Диего взрослый — это не ты, он может оказаться кем угодно…

Прости.

Я закончу письмо, сейчас мне необходимо заработать хоть один балл в игре против Джорджа. Вот увидишь, в Цирке я сломаю программу противника!

Верь в меня, Диего!

В цирке всегда так жарко, Диего? Или это меня лихорадит?

Знаешь, тебе бы здесь понравилось, да и мне тоже, будь я 13-летним мальчишкой. Однако сейчас ничего кроме вони, усталого шепота народа и помятых артистов я не замечаю.

Джордж выбрал лучший цирк в Москве и достал билеты на VIP места. Вся его политика выдержана в духе насмешливого превосходства. Вот даже места он купил в стиле поддевки. Сам он сидит впереди, а я чуть сбоку от него, — идеальное место для наблюдения. Останься я изначально незамеченным, обязательно бы выбрал именно этот ряд для слежки.