Джордж замолчал, автоматически перебирая ногтем волоски щетины на подбородке.

— В детстве мать для меня была всем, — произнес он после минутной паузы, — Но с возрастом, чем я ближе становился к Акведуку, тем сильнее отдалялся от матери. Она не хотела моего участия в деле семьи. 2 мертвых старших брата навсегда остались глубоким рубцом потери в ее сердце. Мать боялась снова потерять сына и испытать ту чудовищную боль, которые обречены хранить в себе родители, лишившиеся чад. Я понял ее, но я ведь был наследником рода, как я мог отказаться?! Да, и не хотел… Сейчас мать другая, не такая как раньше. Известие об изменах отца окончательно вынудило ее закрыться и превратиться в светскую даму с напускной радостью и любовью к пышной роскоши. Все наше с ней общение сводится к вопросу «Когда ты женишься?» или предложению «У меня есть такая девочка». Не то, чтобы она заботилась о моем благополучии или семейном счастье, нет, здесь исключительно прагматичные цели. Гленорванам нужен наследник. И чем быстрее, тем лучше. Я ведь не молодею, а угроз все больше. Так что могу умереть в любой момент, с моей-то популярностью у роз, — Джордж подмигнул, — Если Гленорваны останутся без наследника это станет сущей катастрофой. Я просто обязан выполнить функцию быка-осеменителя. Ха! Так смешно, глупо и мелочно, что мне хочется рассмеяться в голос. Но ведь весь сыр-бор касается меня, поэтому я злюсь.

— А почему ты не заведешь семью, пускай и в угоду родственникам? Раз уж служить интересам Акведука, так во всем, — подытожил вопросом Альентес.

— Знаешь, ты иногда бываешь чудовищно прозорлив. Но не в этом случае… — рассмеялся Гленорван.

— Велико разочарование, — ответил монах.

Джордж томно посмотрел вдаль, за окно, на московские улицы.

— Понимаешь, я ищу идеал. Не испорченное людским обществом сердце. Как Чио-Чио, она прошла через столько терний, но осталась чиста и невинна душой. Понимаешь?

Американец покосился на монаха, тот закрылся одеялом с ног до головы, кутаясь в нем, словно куколка бабочки в своей скорлупе.

— Ты чего? — удивился Гленорван.

— Ты назвал меня Чио-чио тогда в опере… — прохрипел Альентес из глубины своей тканой личинки.

— Так и есть, ты Чио-Чио, только в штанах, — подтвердил Джордж.

— Значит ли это…

— Нет! Ровным счетом ничего не значит. И что за мысли такие?! Я все еще надеюсь встретить свой идеал, девушку, которая вернет мне интерес к жизни. Но, даже, если я не найду, то все равно не поведусь на тебя… Для меня невозможно даже представить на секунду рядом с собой мужика…

— Ты заявлял, что я не мужик, — Альентес вынырнул из-под одеяла.

— И с чего такое оживление?

— Я цитирую.

— Да, сказал, ты не мужик, ты… Хм, андроген. Как Дэвид Боуи или Marilyn Manson.

— Я не понимаю, — махнул рукой монах.

— Да, сложно.

Снова комната наполнилась задумчивым молчанием.

— Ты действительно ничего не испытываешь к женщинам? — с дотошностью продолжал свою излюбленную тему Гленорван.

— Ну… Нет, — Альентес закурил, напрочь забыв о настоятельных просьбах Джорджа дымить на балконе.

— Совсем-совсем? Нет, так не бывает, — со знанием дела протянул на распев американец.

— Я напомню тебе, Джорджио, я рос среди мужчин в монастыре, и оценить свое влечение к женщинам не успел.

— А сейчас? Когда ходишь по улицам?

— Сейчас слишком поздно, меня сделали ненормальным.

— Не любишь секс?

— Нет! — нервно вскрикнул Альнтес.

— Вижу, не думаю, что это приятно… Я имею в виду то безобразие, которое ты творишь со своим телом.

— Да, я сплю с мужчинами, — монах потупил голову, — Такой я… Грязный…

— Только поэтому?

— Что?

— Ты ненавидишь себя только потому, что спишь с представителями своего пола?

— Не только. От меня одни неприятности у окружающих, я страшный человек. Даже не желания никому зла, я невольно его совершаю. Да и мое тело любит всю эту скверну, от которой так страдает разум.

Джордж приподнял брови.

— Значит… В душе тебе противно, а организм сгорает от желания по мужскому телу?

— Должно быть, — Альентес дернул плечами, — Чувствую себя проституткой.

— Погоди-ка, с чего вдруг? Разве не Игнасио тебя принуждал? Да он даже не спрашивал, отдавал на растерзание великовозрастным даунам.

— Но… Но… в конечном итоге мне понравилось… быть с ними… Мое тело…

Парень выглядел по-настоящему разбитым.

— Сколько времени им потребовалось, чтобы приучить тебя к себе? Как долго ты держался?

— Два года… Только боль и стыд.

— О, ну это долго.

— А?

— Тебя развратили в подростковом возрасте, когда только начинает складываться сексуальность. Совершенно нормально, что приноравливаясь к ужасной окружающей среде, твой организм выбрал наиболее разумное и полезное для твоей психики решение. Ты полюбил однополые отношения. Иначе ты бы сошел с ума.

— Ты действительно считаешь, что это нормально? — с надеждой произнес Альентес.

— Да. Абсолютно, здоровая реакция психики. Ты был ребенком, ты ничего не мог поделать.

— Но… Это я развратил Ческо и остальных…

— Заткнись, — не выдержал Джордж, — Они — мусор, что не достоин существовать на лице планеты. Ты их развратил? Что за чушь?!

— Джордж…

— Да, что такое? Альентес, ты ни в чем не виноват! Хватит себя ненавидеть и изводить, — раздраженно проговорил Гленорван, — Ты… Да ты чистейшее существо, ты сохранил в душе свет и искренность, несмотря на то, что с тобой сделали. Ты их даже не винишь… Господи… — Джордж помотал головой, — Сама наивность! Святой!

— Опять? Зачем ты меня так называешь?

— Имею право на личное мнение, — иронично хмыкнул американец.

— Но все не так, я… Я ужасен! — Альентес прикрыл глаза рукой.

— Глупый! — Джордж переместился на кровать, играючи разлохматив парню волосы, — Хочешь сегодня составить мне компанию?

— Где?

Монах, кажется, заинтересовался.

— Хочу прошвырнуться по городу. Обещаю идти медленно и неторопливо.

— Хорошо, я буду следовать за своим хозяином.

— Обзывай, как хочешь, только сутану не надевай. О большем не прошу, на то, что ты прическу поменяешь, я даже не надеюсь.

— Нет, не поменяю… Но переоденусь…

— О! Сохранил мой подарок?! Great!

— Да, случайно. Я заметил, когда доставал сутану.

— Кстати, зачем ты накрыл труп той девушки?

— Чтобы она не мерзла…

— Мертвая? — уточнил Джордж.

— Да.

— Блаженный, — улыбнулся американец, — А теперь в душ и одеваться!

— Мы? Вдвоем?

— Опять мечты тащишь в реальность?

Альентес не ответил.

— Быстро, встал и пошел, — изобразил суровость Джордж, но его глаза веселились.

Монах послушно проковылял до ванной.

Гленорван проводил его снисходительным взглядом полным сарказма и любопытства. Очевидно, его забавляло столь оригинальное общение.

— Забудь обо всем, Альентес, — проговорил Джордж в потолок, зная, что его никто не услышит, — Твое братство в прошлом, гори оно в аду со своими архаичными трупами и приданиями! Хах, как по католически прозвучало!

Он непринужденно и задорно рассмеялся.

— Ты знаешь, зачем я тебя вызвал к себе в кабинет? — с долей суровости спросил Дедал у брата Рауля, которого он не так давно пригласил на разговор, и который достаточно сильно отклонился от указанного времени визита.

— Нет, Старейшина, — Рауль стоял, виновато потупив голову.

— Ладно, — Дедал подошел к окну и оперся на подоконник обеими руками. В отличие от своего предшественника он обладал скромными, почти спортивными габаритами, к тому же никогда не улыбался, от чего походил на суровое серое облако, особенно, когда его короткие седые волосы отрастали и торчали во все стороны, создавая вокруг головы мираж ореола.

Оба мужчины молчали.

— Так зачем же вы меня позвали? — первым заговорил Рауль, хоть и смущался, чувствуя себя как под прицелом пистолета.