Отплевываясь, Райс выпутался из ее объятий. Подобрал упавшие ножницы и выбрался из ванны. Хетт не спускала с него глаз. Ее юбка задралась, выставив на обозрение подтяжки для чулок. Каратель приблизил лицо к зеркалу, практически касаясь его лбом. Перед тем как приступить к делу, он покосился на готессу:

— Уж лучше я сам.

Он не знал, какие цветы дарят девушкам и какие принято нести в больницу. Продавец суетился вокруг другого покупателя, который намеревался купить букет из двадцати пяти роз и никак не мог определиться с цветом. Лишь бы не красные, думал Сидни, скользя взглядом по полкам, заставленным вазами, урнами и горшками, ведь красный символизирует кровь и — самая избитая поэтическая рифма всех времен — любовь. И первое, и второе могло пробудить дурные воспоминания. К тому же лидер опасался, что его поймут превратно. Этот визит, как и все предыдущие, был просто данью вежливости.

Сидни ощущал легкое головокружение. Он чувствительно реагировал на запахи, а тут смешалось слишком много ароматов. Сильно пахнущие цветы дарить нельзя, поэтому лидер прошел в самый конец лавки. Когда цветочница подбежала к нему, рассыпаясь в извинениях, он уже сделал свой выбор.

Минут двадцать спустя Сидни вошел в знакомую палату. Девушка сидела на постели, спиной к двери, бинты с нее сняли. На прикроватной тумбочке лежала зубная щетка, расческа и ручное зеркальце. Значит, ей разрешили на себя посмотреть. Девушка обернулась к Сидни, и он не вскрикнул, не отшатнулся, впервые увидев ее без повязок. Больше всего лидер боялся застать ее в слезах, но она выглядела предельно спокойной и даже попробовала улыбнуться. Видимо, ее все еще пичкали лекарствами. Он не хотел бы оказаться здесь, когда их действие ослабнет.

— Привет, — сказала она.

— Привет.

Сидни так и стоял с этими цветами, чувствуя себя совершенно по-дурацки, и девушка спросила:

— Это мне?

Он взглянул на букетик камелий в своей руке. Они совсем не пахли — или же пахли так тонко, что этот аромат не улавливало людское обоняние. А если ей захочется понюхать? Что тогда?

— А. Да. Конечно.

Сидни приблизился и вручил ей цветы. Без лишней торжественности, чуть ли не под нос сунул, но девушка приняла их с благодарностью. Затем она потянулась к кнопке вызова:

— Попрошу принести вазу.

— Не надо –

Он не успел ее предупредить: она нажала на кнопку. Сидни попятился от больничной койки к зарешеченному окну. Не прошло и пяти секунд, как в палату зашла медсестра. Лидер видел ее раньше, лишь имени не запомнил. Кажется, и она его узнала, ибо сердито нахмурила лоб.

— Все в порядке? — осведомилась она у девушки.

— Да, но я хотела бы…

Не дав ей договорить, медсестра обернулась к Сидни.

— А вас, молодой человек, — и она решительно взяла его под руку, — я попрошу на два слова. — Медсестра отвела его в сторонку и зашипела: — Что вы здесь делаете?

Он уставился на ее бейджик, потом вскинул глаза на нее саму. В ее лице он различил черты Трис. Ее мать. Вот же угораздило вляпаться. Лидер пробормотал:

— Я принес цветы.

— Это я вижу. — Они с Трис даже разговаривали похоже. — Вы не можете навещать кого вздумается. Для этого требуется разрешение главврача. Пациентка психически нездорова, она находится под особым наблюдением. Если вы сейчас же не уйдете, я позову охрану.

— Да я всего лишь –

— Вашего друга здесь давно нет.

Она и не заметила, как повысила голос.

— Но он и мне друг тоже, — вмешалась девушка. — Можно ему ненадолго остаться?

Медсестра заколебалась. Сидни казался ненадежным парнем: из тех, что ради забавы крутят любовь, вроде того подонка, который разбил сердце ее дочери. Она и не представляла, насколько близка к правде. Пайпер собиралась отказать, но вовремя заметила, как блестят глаза у пациентки в его присутствии, как просветлело ее лицо, как приоткрылись в ожидании губы. Бедной девочке предстояло несколько пластических операций и долгий курс лечения у психиатра. Почему бы не доставить ей удовольствие?

— Хорошо, — сдалась она. — Но только на пять минут.

Девушке все же удалось снарядить медсестру на поиски вазы, и та неохотно оставила ее наедине с посетителем. Пациентка приглашающе похлопала ладонью рядом с собой:

— Садись.

Сидни поискал глазами табуретку, придвинул ее к кровати и сел.

— Как тебя зовут? — спросила девушка.

Дежурный детектив устало обмяк в удобном кресле. На краю стола высилась стопка пожелтевших от времени листов. Нераскрытые преступления, расследование было закрыто за давностью. Проходят какие-то десять или пятнадцать лет — и тебя перестают искать. Не имеет значения, пропал ли ты без вести или кого-нибудь укокошил.

Полицейский отложил одну папку и потянулся за следующей. Откусил от подсохшего сандвича, роняя крошки себе на колени. В компьютерной базе данных он не нашел аналогов жестокому убийству, произошедшему с неделю назад, так что пришлось поднять старые дела. Когда в дверь постучали, мужчина подскочил от неожиданности и выронил бутерброд.

Вошедшая девушка затравленно поводила глазами по сторонам, как будто пришла не в полицейское управление, а в бандитский притон. Потом ее взгляд остановился на мужчине. Он одернул пиджак, пригладил волосы и спросил:

— Чем могу быть полезен?

— Я хочу заявить о преступлении, — посетительница смотрела так пристально, словно пыталась его загипнотизировать. Пышечка, не то чтобы привлекательная, без единого грамма косметики, волосы стянуты в низкий хвост. — Так же принято говорить?

— Что-то случилось?

— Конечно, случилось, — возмутилась толстушка. — А иначе зачем мне сюда приходить? Я ей говорила, что такие знакомства до добра не доводят. Но она не послушалась. Прошу это записать.

Детектив начинал раздражаться.

— Можно ближе к делу?

— Ах так? Ну ладно. — Эбби подбоченилась и расправила плечи. — Мою подругу только что похитили готы.

Девушка понемногу приходила в себя. Тут пахло могильной сыростью, ее руки и ноги окоченели от холода. Она пошевелилась — и обнаружила, что тело стягивают веревки. В углу обрисовывались неясные тени каких-то предметов. Когда ее глаза привыкли к темноте, Трис увидела, что находится в грязной кладовке, над ней маячат швабры и метлы, а сама она лежит на старом полосатом матрасе в позе эмбриона. Комнатушка казалась настолько тесной, что Трис забеспокоилась, как бы у нее не начался приступ клаустрофобии или удушья.

Волновалась она напрасно. В кладовку внезапно ворвался ветер, дверь распахнулась с пронзительным визгом, и взгляду девушки открылись строгие ряды прямоугольных колонн и железные балки под потолком. Все здесь выглядело невероятно ветхим и ржавым, будто Трис попала в альтернативный Сайлент Хилл. От стен отвалились пласты штукатурки с остатками облупившейся краски, в столбах зияли громадные дыры, оголив металлические конструкции, всюду виднелась плесень и чернели островки мха. Не хватало только следов крови на полу и дергающихся чудовищ.

Трис схватила зубами веревку на запястьях и подергала узлы. Она тщетно провозилась больше минуты и убедилась, что путы можно разве что разрезать, но уж никак не развязать. Тогда она попыталась встать, опираясь на локти и колени. И хотя ей это удалось, идти Трис могла со скоростью улитки, передвигаясь прыжками или делая крошечные шажки. Какое-то время пленница прыгала по паркингу, пока не выбилась из сил и не прислонилась плечом к колонне.

По полустертым надписям и указателям девушка определила, что здание насчитывает несколько этажей. Трис оказалась на минус первом. Возможно, подземный гараж построили в довесок к торговому центру, а потом и то и другое забросили из-за низкой рентабельности. Теперь над головой Трис были сотни тонн ржавого металла и крошащегося бетона и пустые магазины с погасшими вывесками и разбитыми витринами. От страха она поежилась. Иногда в подобных местах живут бездомные.