Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

По этой дороге должен был проехать гонец Семёна Иоаникиевича с грамотою к боярину Обноскову в Москву. Оставим Ермака Тимофеевича выжидать гонца и вернёмся в горницу Семёна Иоаникиевича. Проводив атамана, Строганов снова перечитал грамотку, свернул её в трубку, запечатал восковою печатью и, положив на стол, задумался: «Кого же гонцом?» В Москву надо послать человека оборотистого, с умом, там, чай, челядь-то боярская себе на уме. До сих пор грамотками обменивался он с боярином через приказных торговых людей, а теперь как ждать оказии, коли беда такая стряслась над девкой. Спешить надо!

Семён Иоаникиевич стал перебирать в уме дворовых челядинцев. Ни один не показался ему подходящим.

«Яшка! — остановился он на известном уже читателю виртуозе на балалайке, красивом, дотошном парне. — Он это дело лучше оборудует, — стал размышлять Строганов. — Парень и из себя видный, да и языка ему не занимать стать. Забавляет он, развлекает Аксюшу и её сенных девушек, да вот Антиповна бает, что надоел он ей, не хочет его слушать… Приедет, в новинку будет…»

И у Семёна Иоаникиевича созрело решение послать гонцом в Москву Яшку. Он захлопал в ладоши. В горницу вошёл Касьян.

— Кликни-ка мне Яшку, — приказал Семён Иоаникиевич.

Через несколько минут в горницу вошёл Яшка. Это был высокий, стройный парень со смуглым лицом и чёрными кудрями, шапкой сидевшими на голове и спускавшимися на высокий лоб. Блестящие чёрные маленькие глаза светились и искрились непритворным весельем, казалось, переполнявшим всё существо Яшки. Он был одет в серый кафтан самодельного сукна, подпоясанный красным с жёлтыми полосами кушаком, шаровары были вправлены в сапоги жёлтой кожи. В руках он держал чёрную смушковую шапку.

— Звать изволила твоя милость? — перекрестившись на образа и отвесив поясной поклон Семёну Иоаникиевичу, развязно спросил Яшка.

— Звал, Яков, звал. Службу надо будет сослужить мне, большую службу…

— Твой слуга, Семён Аникич. Только скажи, а за службой дело не станет…

— Надо тебе в Москву съездить…

— В Москву… — побледнел Яшка.

Перспектива долгой разлуки с Домашей, которую он искренне любил, вдруг до боли сжала ему сердце, но это было на одно мгновение. Далёкая Москва, город палат царских и боярских хором, о которых он столько слышал рассказов, предстал его молодому воображению и распалил любопытство.

«Коли любит, не забудет, — пронеслось в его голове, — а ей московского гостинца привезу, чай, там ленты да бусы не пермским чета…»

На этом решении он успокоился. Краска снова появилась на его лице.

— В Москву так в Москву, куда пошлёт твоя милость, хотя за Москву… — с прежнею неизменною улыбкою отвечал он.

— Отвезёшь вот боярину Обноскову от меня грамотку и ответ привезёшь на неё…

Семён Иоаникиевич передал ему свиток. Яша бережно взял его и положил за пазуху.

— Ты зашей её в загрудник, — заметил Строганов.

— Ладно, в целости будет, не сумлевайся.

— А вот тебе и казна на дорогу…

Семён Иоаникиевич встал, подошёл к одному из шкафов, отпер его одним из ключей в большой связке, висевшей у него на поясе, вынул оттуда довольно объёмистый мешок с деньгами и подал его Яшке.

— Хватит тут и в Москву, и обратно, и на гулянку по Москве останется, — заметил Строганов.

— Благодарствуем твоей милости, — ответил Яшка, принимая мешок.

— Сегодня же и выезжай…

— С час, может, промешкаю…

— Ладно… Ступай себе. Счастливого пути…

— Прощенья просим, Семён Иоаникиевич, — поклонился Яшка.

— С Богом! — напутствовал его Строганов.

Яшка вышел из горницы и направился к себе. Он жил вместе с другими холостяками-челядинцами в одной из надворных избушек.

Весть о посылке Яшки в Москву с грамоткой с быстротой молнии облетела всю усадьбу Строгановых. Многие из челядинцев завидовали выпавшему ему жребию — поразмыкать домашнюю скуку по чисту полю и чужим городам, увидать Москву далёкую, а, может, и самого царя Грозного, что Москву под своими очами держит… Другие сожалели о нём: как бы не пропал он в далёком пути. Мало ли лиходеев может встретиться?

Словом, толков было не обобраться. Весть проникла и в рукодельную к сенным девушкам. Услыхав её, Домаша побледнела. Хоть она, в силу своего строптивого характера, относилась к полюбившемуся ей парню с кондачка, но всё же разлука с ним больно защемила девичье сердце.

«Надо во что бы то ни стало повидаться с ним, — пронеслось в её уме, — и пусть прежде всего поклянётся мне в любви да исполнит мой приказ относительно Ермака, а там пусть едет с Богом, авось такой же воротится».

Домаша посмотрела на свою хозяйку-подругу, сидевшую за пяльцами. Та низко склонилась над ними и сидела не шелохнувшись. Ксения Яковлевна поняла, что посыл Яшки гонцом в Москву — дело Антиповны: грамотка адресована боярину Обноскову с приглашением прибыть сюда, чтобы вести её под венец. Это старуха-нянька наговорила дяде Семёну невесть что, он и отписал жениху. Не пойдёт она ни за что под венец, лучше сбежит куда глаза глядят или в монастырь затворится. Коли не бывать ей за Ермаком — так никто ей и не надобен.

Эти мысли быстрее ласточки пролетали в голове девушки и болью отзывались в её сердце. Она быстро отодвинула пяльцы и вышла из рукодельной. Антиповна, сидевшая на своём наблюдательном посту, пристально посмотрела ей вслед.

«Ничего, пройдёт это, — подумала она. — Весть-то уж больно для неё нежданная-негаданная».

Вслед за Ксенией Яковлевной вскочила из-за пяльцев и Домаша и прошла за молодой хозяйкой. Она застала её сидящей на лавке и в слезах. Домаша молча села рядом.

— Это к нему посылают грамотку, к нему!.. Ненадобен он мне, ненадобен!.. — воскликнула Ксения Яковлевна, упав на плечо подруги, и заплакала.

— Да не убивайся ты, Ксения Яковлевна, раньше времени… Ближний ли свет Москва-то! Пока он получит грамотку, пока ответит да сам соберётся, много воды утечёт, ох, много… Мне вон с Яшкой разлучаться надо и то не горюю, хоть бы что, и без того его не отпущу, чтобы от Ермака он мне какой ни на есть для тебя ответ принёс…

— Ах, нет, Домаша, не надо, соромно, — всё же несколько повеселев, сказала Ксения Яковлевна.

— Что тут за соромно! Стороной он ведь разведает, не напрямки.

— Разве что стороной…

— Не смущайся. Я позову к тебе Антиповну, мне её из рукодельной надо выудить, уйти надо, повидаться с Яшкой-то.

— Хорошо, позови, я её заставлю себе сказки рассказывать.

— Это ладно…

Девушка выскочила в рукодельную.

— Антиповна, — сказала она, — Ксения Яковлевна тебя кличет.

Старуха быстро встала и поплелась в соседнюю горницу. Не успела Антиповна переступить порог, как Домаши уже не было в рукодельной. Она стремительно выбежала вон, спустилась во двор, два раза пробежала мимо избы, где жил Яков с товарищами, знавшими о его якшанье с Домашкой, и бросилась за сарай в глубине двора, за которым был пустырь, заросший травою.

Запыхавшись, Домаша присела на один из пней. Пустырь этот был давно излюбленным местом свиданий её с Яковом, но чаще всего ему приходилось здесь часами бесплодно ожидать девушку.

Теперь Домаша ждала его.

«Ишь понесёт его в какую даль… Невесть что случиться может… Кажись, надо бы ему отговориться да остаться. Семён Аникич добрый, за неволю не послал бы, другого бы выбрал. Чай, самому в Москве погулять хочется… Уж и задам же я ему холоду», — думала девушка, сидя и чутко прислушиваясь к малейшему шороху.

Кругом всё было тихо.

«Что же он, пострел, не видел, што ли, меня?.. Кажись, какая-то рожа из окна выглядывала, скажут», — терялась она в догадках.

Наконец до слуха её донеслись торопливые шаги по двору.

— Идёт! — решила она.

И действительно, через несколько минут из-за сарая появилась на пустыре высокая, стройная фигура Якова. Он быстро вышагивал навстречу девушке.

XIII

На пустыре

15
{"b":"739884","o":1}