Если ангел мой ранимый… Ни открытий, ни событий — Вереницы пустяков. Мимо рожи, мимо лица, Выше тройка, в ней девица Из ядрёных облаков. Было лестно удивиться, Прислониться, наклониться, Из ручья воды напиться, Потом тихо помолиться — Только взглядом и без слов. Вечер выдался и канул. Встану около окна. Мне уже грустить не рано, Даже если не пора… Постучит тревога в раму, Тронет тёмным два стекла. Они тонкие и бьются, Не сжимаются, не рвутся, Не умеют отвернуться И не знают час, когда… Ночь при звёздах и в наряде Вечных шёпотов, они То проклятье, а то платье — От плечей до пола и… Вся Вселенная – мгновенье, Или нет, скорей теченье Горной, гордой до презренья Всех равнинных глубины. Что ей эти пароходы?.. Берега, что не видны?.. Она – страсть, и страсти кроме Ей такие же нужны. Утро смыло как водой, Чуть прохладной с ветерком. Было, не было – о том, Даже если не пора, Загрустил я крепко днём. Может быть, пустяк и минет, Прислонившись чуть, пройдёт, Если ангел мой ранимый Раньше крылья не сожжёт. Дождь и немножечко личного На изорванных нитях дождя Возникал-исчезал силуэт: То, обнявшись, две птицы, скорбя, То забывший про солнце рассвет. Дождь не прочен, увы, и не друг Всем, кто ищет опору в плече — Или смоет следы, или вдруг Уплывёт грязный он по реке. Но теперь три часа как идёт Колыбельный, молитвенно-тихий. Жаль, свечу там огонь не зажжёт, Где, обнявшись, две птицы. И забывший про солнце рассвет Не узнает луча золотого. Три часа уже на́ небе нет, Кроме серого, неба другого. Дождь пришёл из жары, духоты, Он оазисом вырос в пустыне. Только у блага есть тоже часы, Наверное, чтобы о нём не забыли. Третий день как идёт, всё идёт Колыбельный, молитвенно-тихий. Жаль, свечу там огонь не зажжёт, Где, обнявшись, две птицы… Давно давнишнее, как мир Наплывом парчовой вуали Дождь моросил наискосок. Как будто пальчики стучали Над головой в раскрытый зонт. Я брёл туда, куда не стоит. Я вспоминал, что не забыл: Обыкновенное, простое; Давно давнишнее, как мир. Был день тревогой не отмечен. Молчал предчувствием, не звал идти В уже спускающийся вечер Из-за дождя часа на три. Он обозначил себя раньше, А день, наоборот, ушёл в побег. Темнело скоро. Как на марше, Брала усталость, таял свет. Случилось всё в полутумане, В неясной близости, когда Друг друга мы нашли глазами, А всё увидели сердца. Но жизнь капризнее каприза, Так развернёт порой судьбу, Что согрешишь, молясь, не трижды: За что? О Боже! Не могу… Сбежало наше счастье глупо — Ни переулком, ни молвой, Как в дверь, когда идут без стука Или презрительно её ногой. Гордыня вновь всё победила, В засаде тихо дождалась. Тебе я крикнул: «Не любила!» А ты в ответ: «Давай не будем. Не сейчас». Я брёл туда, куда не стоит. Я вспоминал, что не забыл: Обыкновенное, простое; Давно давнишнее, как мир. «Которая осень…»
Которая осень? Не больше, чем лет. А скоро ли? – спросит. Не знаю ответ. И это отрадно, Как листвяная медь; Как отражение правды: Не бежать, но успеть. Ровно, отпущенным На труде при звезде, Даже если приспущены Все мои флаги уже. Что будет? Рассудит Время. Медлить не станет Этот песочек в сосуде, Перевёрнутый в память. И значит, не надо Обдумывать планы. Искать виноватых, Ссылаться на нравы. Описывать низость Души и поступка. Всё, что ночью приснилось, Не узнаешь под утро. Мудро иль глупо? Как листвяная медь, На ветках уже неуютно, И некуда, кроме Как на землю, лететь… «Мне скучно в местности, в округе…» Мне скучно в местности, в округе. Мне нужен весь до капли мир — От поцелуя ветреной подруги До всех, кто предал, кто не простил. Кумир, единственно достойный При жизни меди, есть, отлит. Стоит при имени «Свобода». Не горд, не прост и не в прогиб. Он может нищим быть – не стыдно. Богатым – значит, не украл. Он видит всё как есть, как видно. Он говорит лишь то, что он сказал. Судьба, конечно же, пометит, Отметит, папку заведёт; Рукопожатием при встрече встретит И той рукой же спусковой нажмёт. Так повелось давно на грешной И самой праведной земле Не правый суд вершить поспешно, Чтобы цветы, цветы! потом уже. Жестоко. Глупо. Непрактично. Да просто, Боже мой, за что? Когда Он просто думал симпатичней И жил, как говорил, всего. Но нет! Пётр трижды отречётся. Но нет Голгофы без креста. Искать Иуду тоже не придётся. Земля, земля, земля… |
