«Как хочется влюбиться…» Как хочется влюбиться! Как хочется пожить Не обречённой птицей, Обученной служить. Казалось, в чём же дело? Расправить крылья разве труд? Увы, та птичка улетела, А этой страшен даже пруд. Хотя вода – стекло и тоньше И глубина, идти – не плыть. Но это крылышки, Я их с презрением отброшу, А белые у ангелов мне не добыть. Нет, Бог свидетель, я не ради слова, Чтоб повкусней изюминка греха. Хочу любить и быть любимым, Разве это плохо?.. Кто скажет «да» – он прав, Но ровно, впрочем, как и я. «Улыбайся. Улыбайся…» Улыбайся. Улыбайся Надрывно. Через не могу, Но так бывает в жизни: Она уже готова ко всему, И он как перечитывает письма. Куда ушло? Кто виноват? Зачем теперь? Зачем не раньше? Ответить мог, наверное, бы сад Вишнёвый, но там давно не он, а дачи. Удача, может быть, лицо Разрухи этой изменила? Хотя где сердце? А где пальто? Как и престижная квартира?.. Наш век, конечно, лицемер. Мы тоже, стало быть, не лучше. Но если это возводить в пример, Охватывает страх, смятенье, ужас… Всему причиной, верно, холодок, Осенний, поутру, с морозцем, И та печаль не пройденных дорог, Особенно когда ни облачка, но только солнце. Так, без упрёка, чтобы вслух. Едва наметив бровью драму, Она на кухню, и он к столу, И оба – словно в волчью яму. Погибнуть точно не дадут. Всесильный быт найдёт лекарства, Не только дети – внуки ждут… И остаётся что? Конечно, улыбаться. Улыбаться. На пороге 60-летия, вместо приветствия Я был упрям, но не в дугу. Высок и строен, любил мечту, Скромнее жизнь и даже зло, Не потому Что мало – меньше меньшего везло. Другая ржа точила мой хребет, И тем ржавей, чем больше лет — Хирел, качался и старел, Как все, как вся страна, беднел. Но даже это я ещё терпел. Натужно, тяжко – всё равно сопел. Порой под рюмку, чтобы не орать — Уснуть, забыться, отстонать. Да спиться просто, но крест гнилой: Не нужен здесь и там чужой. И я трезвел. Трезвел! Как камушек в огонь, Как гвоздь – в раскрытую ладонь. А вбить? Вбивали без меня, Тем более был крест, был грешный я. Ещё не пройден путь, И поднимает ртуть Моё тепло под мышкой сквозь стекло. Не взвешен, не подсчитан, стало быть, ещё Весь не измерен от и до. А стоило иль нет тянуть? Ответит тихий мой последний путь — Найдутся если проводить, Да не затем чтобы поесть, попить… Другие, мне не знакомые, Судьбой не огранённые, Скорее отдалённые, как весточка небес. И хорошо, что высоко… Я разгляжу и дерево и лес. А если?.. Если – значит честь Была оказана, какая есть, Верней, была, точнее, не было. Всё прокоптил до неба я. На пороге шестидесятилетия в мажоре
Я разруху, как старуху, Через улицу под руку, Да ещё и поклонюсь. Грусть пусть сразу не отпустит, Но об осень клином гуси, А я плечом приободрюсь. Всё не так убого, плохо. Скользко прямо, криво боком, Хоть чуть-чуть да отлегло. Дальше больше день исправит, Он умеет, он заставит В лодку сесть и взять весло. А работа – лекарь славный, Давно лечит дух исправно, Телу тоже киснуть не даёт. В лодке я. Гребу усердно Курсом строго против ветра, Мне с попутным как-то не везёт. Все идут, а я присяду. Все в обход, а я в засаду, Где пристрелян вражий пулемёт. А пригнуться, как прогнуться, Всё равно что улыбнуться: Наконец, выносят гроб. Я двуличье отрицаю, Я его не понимаю. Никогда слюной не брызгаю. Виновата, верно, рожа — Не лукава, не похожа На мискоблюдолизлую. А разруху, как старуху, Через улицу под руку, Да ещё и поклонюсь. Грусть пусть сразу не отпустит, Но об осень клином гуси… Грех и мне плечо жалеть: Приободрюсь. На пороге шестидесятилетия в миноре Небо печали. Небо тревог… Здравствуйте, память, Я занемог. Нынче на небе хмуро с утра, Ни полоски для хлеба, Ни намёка тепла. Серой, недвижной дымкой укрыто И далёко и близко — Всё равно что молитва. Прихожане читают – это мысли мои. Горько свечи мерцают На щеке – со щеки… Здесь руке бы подняться, но тяжела — Перекреститься на кратце Не дозволяет душа. Хочет узором, всем прожитым Вышить позором, Когда не простил; Когда оставался прохожим и только Ко всем, кто нуждался, Кому было больно. Невольно, заведомо; в отместку, со зла То звездою, то медленно Из души улетала душа. Теперь вот хмурое утро, Как по живому на зеркало тряпка. И свечей уже крупно — На щеке, со щеки и обратно… Да, это всё, чего достиг Я, переступая Всех, кто просил, Как Бога! меня, уповая. Нет, ни при чём хмурое утро — Это на зеркало тряпка. Я у окна, но без неба как будто Всё равно что эпоха Сплошного упадка. |
