Немного личного В голове полно сумбура, Много разной ерунды. И берёзы смотрят хмуро, И рябины – в кулаки. Чем не нравлюсь опять белым? Красным чем не подхожу? Что живу землёй и небом?.. По серёдке не хожу?.. Не завидую? На зависть Даже близко не живу? Правда, есть больная радость: До сих пор стихи пишу. Преклоняюсь? Да, я строчкам Доверяю, может, зря?.. Иногда стреляют точно, Лечат тоже иногда. Ни копейки, ни успеха, Даже, может быть, горят? Не проверил пока это, В основном в столе грустят. Хотя лет? Уже дорога, Что всё круче под уклон. Живу долго, нажил много: Здесь потери, там урон. Если и они откажут, Стало быть, всё прокоптил: Не простят, не накажут; Не расскажут, зачем жил… А вот уже и звёзды утро Растворило в синеве, Как обычно, и как будто Уронил с ладони все. В голове полно сумбура, Ерунда на ерунде. Лет под горку, а жить мудро — День, как день, а ночь – жене… Так и не призвал натуру, Ломит косточку в плече. Компас продан, карта утром Вновь заменит скатерть мне. Жизнь мудрей противоречий, даже осенью, под вечер Шли бы вы лучше трудиться, Строили лучше б дома… С буквами проку возиться? Что из них выйдет? Слова… Ни металл, ни ракета, Так, эфемерность одна. Разве бумажное небо Выше и лучше? Как и земля?.. Я соглашаюсь, я не перечу, Но и листочек заветный не жгу. Он уже безымянная речка И рядышком дом на крутом берегу. Да и ветер такой нынче в поле, Что без огня всё в осеннем дыму. То с посадок листвою погонит, То тучами выжжет до пепла траву. Разгулялась полубосая, Полунагая рвань и тряпьё; Постарела, моя золотая, А детей поддержать – никого. То ли разъехались? То ли забыли? Или сама сгоряча прогнала? Одни только ели на ночь впустили, Как было ни колко, уложила нужда. Может, к утру поостынет, Хоть на осколочке, да серебром Щедро одарит и выйдет: Как под венец или даже на трон. Я соглашаюсь, я не перечу, Но и листочек заветный не жгу. Тем более звёздочку вечер Уже засветил, как от спички свечу… Беда-забава
Вернётся музыка в стихи, Стихи подарят ноты музыканту. Рояль шепнёт душе – иди, Открой же мир, как карту. Все континенты, ровно шесть, Прими объятием поэта И удались туда присесть, Где уголок с окошком в небо. Труд правит ремеслом, Лелеет избранность таланты, Но как при этом и при том Все единично гениальны. Реально если оценить Себя и всех, кто рядом, Не просто можно возводить, Но величать: так надо. Тем более что их На каждый век строжайше строго В одеждах, как и мы, простых, Но кроем целого народа. Когда постигнем только? Вот, Не правда ли, беда-забава?.. То не готов за ним ещё народ; То покидает он его печально рано… «На разломах рук твоих…» На разломах рук твоих Сколько лет беды лежит, Как считать начнёшь — Запечалишься. Родники – глаза твои Полны тёмного, как огни От свечей, когда каешься — Не раскаешься. Написать бы труд Твоих верных рук, Да листочек мал — Не уместится. Я вчера хворал, Бредил, маялся, Будто жизнь украл — Не покаялся Перед той, кому В небо лестница. Да и как слова отскребут Там, где всё душа, где полно минут, Что часами, словно гирями. В мире мы все не сказочном — На кресте, в поту; даже в праздничном — Так тряхнёт порой, Мама милая. Я вчера хворал, Бредил, маялся, Будто жизнь украл — Не покаялся Перед той, кому В небо лестница. Эх, написать бы труд Её верных рук, Да листочек мал — Не уместится. Оплакать? Нет, слезу прикрыть рукой По той же улице, по той… Вот только сколько лет спустя? Я шёл давным-давно седой, С дымком сожжённых кораблей. Меня Ещё покачивало, будто в шторм, И шум в ушах напоминал простор, Которым не живу давно, о нём Уже и холмик есть, И обозначен он крестом. Зачем забрёл на эту улицу? Ответ найти – как потерять, Да не с рубашки пуговицу, А это, что приходит помолчать. Без места, даты; без лица, Но на сердце камушек, глаза туманит. Я провожаю этим птиц с крыльца, А на другом, через океан, Кто-то их встречает. Теперь иду, почти не помню. Песочком много занесло, И всё, что раньше было кровью, Разбавили потери, как водой вино. Забрёл, однако, привело На ту же улицу и в ту же пору. В России осень в бабье лето – как лицо, Напоминающее патиной Мадонну. Без места, даты; без лица Я шёл по улице давным-давно седой — Толкнула осень, позвала душа: Оплакать? Нет, слезу прикрыть рукой. |
