Я лежала без движения и сходила с ума от беспомощности. Но это, как выяснилось, было только начало.

Мимо шатра прошли дозорные. Тени задрожали и сместились, убегая от света факелов.

Гигантский лис словно соткался из танца огня и теней. Полог шатра даже не шелохнулся — а зверь бесшумно скользнул над тканым ковром к постели и безошибочно ткнулся носом в одеяло возле моего бедра.

Я видела Рашеда в обороте всего один раз, в темноте и мельком. Но узнала сразу же.

— Конечно, это просто обязан быть ты, — обречённо пробормотала я и протянула руку, чтобы запустить пальцы в густую жёсткую шерсть на шее, потому что не прикоснуться было невозможно. — Думать не хочу, как тебя угораздило…

Лис тоже не хотел думать. Или не мог.

Не обращая никакого внимания ни на мою руку, ни на прочувствованную речь на грани истерики, лис цапнул зубами одеяло и отбросил его в сторону, обнажив бедро. На повязке темнело бесформенное пятно засохшей крови, и зверь безошибочно ткнулся носом совсем близко к ране.

Меня подбросило от боли и острого разряда страха, скрутившего все внутренности в холодный узел. Я зажала себе рот, чтобы не закричать.

А лис присел от неожиданности — и ткнулся носом уже мне в лицо, защекотав щеку вибриссами. Я всхлипнула — и обеими руками вцепилась в густой лисий воротник, прижимаясь теснее.

— Тебя ищут, — прошептала я срывающимся голосом, лихорадочно перебирая пальцами жёсткую шерсть. — Я в порядке, но ты должен спрятаться… ты вообще не должен был покидать столицу!..

И перекидываться, кстати, тоже. До полнолуния оставалась ещё пара недель.

— Постой-ка…

Стоять он тоже не собирался. Убедившись, что я больше не пытаюсь удрать на одной ноге или заорать на все стойбище, лис вывернулся из тесных объятий и снова нацелился на израненное бедро — только на этот раз аккуратно поддел клыками заскорузлую повязку и тут же выпустил, выжидательно повернувшись ко мне.

Мне всё-таки понадобилась помощь, чтобы сесть и распутать узелки. Отрывать повязку от раны было страшно — да и сил бы мне все равно не хватило. Но лис, кажется, этого и не ждал — сразу же вынырнул из-под моей спины и деловито провел горячим языком по коже бедра, забираясь под ткань, насколько это было возможно.

Я смотрела на мощную голову, склонившуюся над моей ногой, и бездумно терла горло. Там давно не было и следа от ошейника, но кожу саднило, словно организм все никак не мог поверить, что раны зажили так быстро.

А лис сосредоточенно лез под повязку, пока не своротил ее окончательно. Но и тогда не остановился, вылизывая рану от зачарованного клинка.

Она болела все меньше и меньше, и я наконец-то расслабилась, откинувшись на локти и давясь нервными смешками.

Да, на его месте я бы тоже изворачивалась как могла, чтобы истинная пара в первый же день знакомства не узнала, что ее кровавые мозоли от ошейника лечили лисьей слюной! Совершенно не тот факт, которым можно сразить девушку наповал…

Лис наконец отвлекся от раны и принялся деловито обнюхивать меня. Я инстиктивно сжала бедра, памятуя о прошлом разе, но сегодня его гораздо больше интересовал кулон на моей груди. На него лис ощерился так выразительно, что я испуганно пискнула и сжала подарок Камаля в кулаке.

Разумеется, не удержалась сидя и с неприличным возгласом рухнула на подушки.

Полог шатра тотчас колыхнулся, но кто заглянул внутрь, я увидеть не успела — зато прекрасно расслышала, как доблестный страж с воплями несётся прочь от ужасного зверя, призывая на помощь не то сородичей, не то самого ар-раджима.

Последнего я помянула в совершенно другом смысле и тут же затормошила лиса, который все никак не унимался, демонстрируя недовольство.

— Рашед! Беги отсюда! — не выдержала я. — Сюда же сейчас все стойбище сбежится!

Лис выразительно тявкнул — и всё-таки ткнулся холодным носом мне между ног.

Люди больше похожи на свою эпоху, нежели на своих отцов.

арабская пословица

На языке у меня вертелся тысяча и один вопрос и вдесятеро больше ругательств. Вместе они создавали такую толчею, что вслух я так ничего и не произнесла.

Рашед приподнялся на локте и неспешно провел большим пальцем по своей губе, чуть оттянув ее в сторону. Мелькнувшие на мгновение зубы показались мне слишком острыми для человека, и я замерла, в какой-то восторженной растерянности рассматривая его лицо.

Оказывается, в памяти успели затереться мелкие черточки — вроде ямочки на щеке и манеры по-лисьи хитро щурить зеленовато-карие глаза. Подзабылась томная ленца в каждом движении и какое-то необъяснимо уверенное спокойствие в жестах и взглядах — последнее, чего можно было бы ожидать от оборотня, тайно выращенного в самом сердце столицы, где сотни слуг могли ненароком раскрыть его истинную сущность. Но вот же он, будто своим собственным существованием отрицающий необходимость из-за чего-то переживать и создавать суматоху на ровном месте…

До сих пор же никто его не раскрыл. А если начать паниковать и поднимать переполох без повода, то немудрено и наворотить дел. С ними потом еще придется как-то разбираться — а так лень!..

— Аиза!

Голос был не его. Я вздрогнула и перевела взгляд — а Рашед неспешно повернул голову на звук секундой позже, да еще с таким тяжелым вздохом, словно вооруженный кочевник ввалился в личные покои тайфы и хочет непонятных вещей. Опять.

Глаза у Камаля были совершенно дикие. До меня с ощутимым опозданием дошло, что Рашед успел преизрядно постараться, создавая неповторимую сцену. Скомканное одеяло в россыпи жестких рыжих шерстинок валялось на ковре, заскорузлая повязка — сверху, будто диковинное украшение на ювелирной подушечке. Мое дорожное платье, и без того уже не достойное этого высокого звания, было задрано до самых бедер.

Между которых, к слову, расслабленно возлежал абсолютно голый мужчина.

— Камаль, стой! — заполошно вскрикнула я.

Но Камаль уже сложил два и два и потянул мечи из ножен. Рашед только и успел, что одарить меня многообещающим взглядом искоса («Просто Камаль, значит? Ну-ну») и обманчиво плавным и грациозным движением выскользнуть из моей постели. Без него рядом я вдруг ощутила, что солнце зашло уже давно, и ночь принесла на пустынное нагорье сухие холодные ветра. Ловя ускользающее тепло, я инстинктивно сжала бедра, и мечи Камаля остановились в паре ладоней от моей кожи.

Сам он тоже на мгновение застыл, неверяще уставившись на мои ноги. Я поспешно одернула подол и только потом осознала, что же его так поразило.

Рана, конечно, не исчезла в одно мгновение. Но все же выглядела совершенно не так, как свойственно двухдневной ране от острого меча из превосходной стали.

— Нет, тебе не показалось, почтенный старейшина, — успел вставить Рашед издевательски спокойным голосом.

Камаль словно опомнился — и снова бросился на оборотня. Безоружный и обнаженный, Рашед мог только уворачиваться — и уповать на то, что никто не рискнет лезть в шатер старейшины, когда там отдыхает его раненная избранница.

А Камаль предсказуемо стремился вытеснить оборотня прочь. Но снаружи Рашеду точно пришел бы конец: здесь, по крайней мере, арсаниец был вынужден ограничиваться мечами — магия могла подпалить ковры и подушки, а я не могла выбраться из шатра без посторонней помощи.

В общем-то, схватку можно было закончить в одно движение — просто прикрывшись мной. Я бы, пожалуй, совершенно не удивилась бы, поступи Рашед именно так. Зачем носиться, как оголтелый, по всему шатру, если можно отсидеться в относительной безопасности и, заговорив противнику зубы, смыться при случае?

Но я либо чего-то не учла, либо тайфу одолевало излишне благородное воспитание, и он все кружил по шатру, не позволяя ни выгнать себя наружу, ни подвести слишком близко ко мне. Выходило у него обманчиво легко, но надолго ли хватит его выносливости и везения?

— Камаль! — требовательно окликнула я, но он даже не оглянулся.