А ведь он-то был прекрасно осведомлен о коварстве озёрной прохлады. Просто красовался передо мной — в твердой уверенности, что тайфа едва ли снизошёл до того, чтобы хвалиться перед своей посланницей шириной плеч и скульптурным совершенством мускулатуры, а если и снизошёл — то едва ли способен поспорить в этом с сыном пустыни.

Я спрятала усмешку и всё-таки ушла, оставив Камаля в блаженном неведении.

Никаких дел в оазисе Мааб у меня не было. За время нашего отсутствия в доме успели навести порядок и оставить обед для дорогих гостей — вернее, судя по посуде, для одного дорогого гостя.

Поскольку "дорогой гость" все ещё плескался в озере, я воспользовалась моментом и нахально его объела. А потом огляделась — и со счастливым вздохом ушла на "женскую" половину с твердым намерением наконец-то выспаться в тени и прохладе, не опасаясь ни змей, ни озлобленных купцов, ни подозрительных проводников и непокорных рабов.

К моему глубочайшему удивлению, у меня это получилось.

После полудня следующего дня кузнец прислал мальчишку с приглашением. Юный гонец смотрел диковато и косо, но честно передал, что меч готов и мастер передаст его лично в руки заказчице, как только получит плату. Я сунула мальчишке мелкую монетку и обернулась: Камаль после разговора у озера ушел в себя и неподвижно сидел у дастархана, кажется, не прервавшись даже на сон.

Новости всё-таки заставили достойного сына пустыни встряхнуться и отвлечься от своей затяжной медитации. Он проводил взглядом мальчишку и откинул концы тагельмуста на плечи.

— Значит, ты всё-таки решила? — сверкнул улыбкой Камаль и, кажется, впервые за весь день проявил интерес к шербету — уже согревшемуся, но все ещё сладкому.

Я предпочла дождаться, когда он допьет.

— Решила, — призналась я.

Если уж мне придется пускать себе кровь, пусть это будет красиво. Пусть это будет значимо. Пусть это запомнится всем честным жителям Уммаи-Ма и никого не оставит равнодушным.

В конце концов, зрелища — это тоже не последний путь к сердцам. А сердца Свободных Рашеду нужны. Куда нужнее, чем купленная верность.

Он ведь знал, что делал, когда позволил отправиться за помощью именно мне.

— Тебе не понравится, — честно предупредила я. — Но, по крайней мере, кузнец обещал, что клинок будет острее языка брошенной женщины.

Камаль изменился в лице. Кажется, до сих пор ему всё-таки нравилось.

— Не торопись, ас-сайида Мади, — медленно сказал он, не сводя с меня взгляда. — До Уммаи-Ма долгая дорога. Ты успеешь передумать.

Я пожала плечами. Спорить и переубеждать не хотелось: когда дело доходило до марьяжных планов, Камаль, казалось, переставал слышать всех, кроме себя.

Неудивительно, в общем-то. До изгнания из племени он наверняка считался завидным женихом — сын царицы, как-никак, щедро одаренный, сильный воин, который мог бы подарить исключительных детей.

Его ли вина, что меня не слишком трогало, насколько талантливыми магами будут мои дети?..

— Клинок все равно надо забрать, — заметила я и поднялась. — Нужно же подготовить подарок старейшине.

Камаль кивнул и замолчал, как и всегда, когда полагал спор не стоящим слов. Но, когда я переоделась и вышла из-за занавеси, отделяющей женскую половину дома, кочевник уже ждал на пороге, собранный и непривычно задумчивый.

За всю дорогу до кузницы он не проронил ни слова. Даже при виде прекрасного клинка, выкованного по руке сильному мужчине, только одобрительно кивнул и отвернулся. Я расплатилась с мастером и неловко пристроила меч на поясе.

Платье тут же перекосило, и дневное солнце с любопытством уставилось на выглянувшую из-под ткани ключицу. Камаль тоже покосился — и с тяжёлым вздохом набросил на нее конец платка.

— Выдвигаемся сегодня? — поинтересовалась я, сощурившись на небо. — Ещё полдня впереди, мы могли бы одолеть с четверть пути.

Камаль неопределенно покачал головой. Заговорить он соизволил только в доме, когда полог отделил нас от любопытных глаз.

— Вот, — с тяжёлым вздохом произнес он и протянул мне маленький почтовый свиток со сломанной печатью. — Голубь прилетел сегодня на рассвете, пока ты спала. Посыльный передал письмо мне.

— И ты… — я скользнула пальцами по обломку восковой печати, в которой все ещё угадывалась гербовая печать тайфы.

Камаль мрачно кивнул и развел руками. Оправдываться он явно считал ниже своего достоинства.

Я поджала губы и всё-таки развернула послание.

Оно было коротким — всего одна строчка, выведенная летящим каллиграфическим почерком. Но у меня внутри все перевернулось.

"Возвращайся, вольная госпожа. Ты обещала".

Камаль смотрел строго и серьезно. Я прикрыла глаза, а потом и вовсе отвернулась, пряча лицо от его взгляда.

Не то чтобы я тешила себя надеждой, что успела узнать своего тайфу как облупленного, но если я хоть в чем-то его понимала, то там, в далеком дворце среди многолюдной столицы, Рашед совершил-таки невозможное. А писал ровно то, что имел в виду: мне можно было вернуться безо всяких союзников и получить свою вольную грамоту, несмотря на отмену самопальной дипломатической миссии. Не брести еще два долгих дня по раскаленной пустыне, не надеяться на благосклонность старейшины Свободного племени, не опасаться нападок со стороны Бахита… просто вернуться во дворец. К Рашеду и Малиху, к Руа и Абии, в прохладу и тень, где мне не нужно будет беспокоиться ни о воде, ни о пропитании, и даже заботу о молохе с радостью возьмут на себя мастера-муравейщики.

Я даже зажмурилась на мгновение — таким радужным представилось мне будущее.

Только вот именно от него я и сбежала из дворца. И вернуться сейчас означало расписаться в своей готовности провести остаток жизни в золотой клетке — на правах декоративной птички, вольной разве что сладко петь со своей жердочки.

Кроме того, проблему с нарушенной клятвой я никак не могла переложить на чужие плечи, как бы мне ни хотелось. Иначе всегда оставался риск, что Камаль решит ее кардинально — как уже решил проблему с собственным отчимом, не оправдавшим ожиданий.

А еще — вот забавный момент — если Рашед уже подписал мою вольную, то Бахит теперь и в самом деле принадлежал мне. И за все его действия отвечала тоже я.

А в его благоразумие мне уже что-то не верилось.

— Собирайся, Камаль-бей, — со вздохом велела я, и он заметно потемнел лицом. — Чем скорее мы прибудем в Уммаи-Ма, тем лучше.

Несколько мгновений он с недоумением смотрел на письмо, а потом все-таки переспросил:

— В Уммаи-Ма?

Я спрятала письмо за пазуху.

— Именно.

— А как же твое обещание вернуться? — сощурился Камаль.

Я неопределенно пожала плечами.

— Еще я обещала моему тайфе союзников, — напомнила я. До чего бы хитрый лис ни додумался, отряд верных магов — весомый плюс в любой политической махинации и отличный аргумент в спорах. — Кроме того, тебе самому выгодно, чтобы я отправилась в Уммаи-Ма, разве нет?.. — я осеклась.

Ведь и в самом деле выгодно, с какой стороны ни посмотри. Под присмотром арсанийских магов можно попытаться снять проклятие — во всяком случае, у этой авантюры куда больше шансов на успех в Уммаи-Ма, нежели в столичной гильдии магов, чья преданность принадлежала коварному Нисалю-аге. Кроме того, сам факт, что Камаль проводил к стоянке Свободного племени посла с предложением союза с оседлыми, вполне мог переломить общественное мнение и восстановить принца в правах.

Он мог сжечь письмо, чтобы я точно добралась до Уммаи-Ма и сыграла ему на руку. Но все-таки отдал мне, хотя прекрасно знал о его содержании.

— Выгодно, — подтвердил Камаль, словно не заметив паузы. — Как пожелаешь, ас-сайида Мади. Я отведу тебя в Уммаи-Ма, — пообещал он и тут же поднялся. — Но прежде нужно предупредить наших гостеприимных хозяев, что мы покидаем их дом. Я вернусь, когда тени станут длиннее, и приведу твоего молоха.