Начинать с малого все-таки проще, чем очертя голову бросаться в хитросплетения дворцовой жизни. А если смотреть на происходящее как на длинный, запутанный урок, то, быть может, у меня выйдет отстраниться — и решить поставленную задачу, будто одну из тех, что так любил составлять для своих учеников папа.

Отстраненность, в конце концов, ничуть не худший доспех, чем спокойствие.

Тот, чей дом сделан из стекла, не бросает в людей камни.

арабская пословица

О настроениях в племени можно было судить уже по тому, что Каррар, удалившийся сообщить старейшине о моем прибытии, назад так и не вернулся. Я перебрала все нейтральные темы в беседе с царицей Мансурой, и поддерживать разговор становилось все сложнее: рано или поздно все сводилось к тому, что ее драгоценный первенец — истинное сокровище, единственный, кто достоин высоких почестей и самого всеобъемлющего счастья. Которым я, разумеется, не являлась.

По крайней мере, на этот счет мы пришли к согласию. Оставалось подвести к тем же выводам самого Камаля — а как это сделать, не представляла ни его родная мать, ни, тем более, я.

Ближе к вечеру в шатер робко заглянула Данаб. Нарушать приказ свекрови она явно боялась, но страх оставить гостей без подобающего угощения все-таки пересилил, и во имя огромного подноса со снедью наше уединение было нарушено — к обоюдному облегчению.

— Куда запропастился Каррар? — хмуро поинтересовалась царица Мансура и подставила невестке опустевший стакан.

Данаб сноровисто наполнила его свежим шербетом.

— Почтенный Давлет-бей выслушал его и велел вернуться в дозор, чтобы охранять стойбище, — сказала она, с таким виноватым видом опустив глаза, словно лично подговорила старейшину отослать мужа прочь.

— Что?! — Мансура едва пригубила шербет и со стуком отставила стакан, едва не расплескав. — Так мой Камаль все это время ждет нас на жаре, а этот… — она глубоко вздохнула: никакие свободные нравы и скрытые противостояния не могли заставить арсанийку неуважительно высказаться в адрес старшего. — Давлет-бей даже не пожелал увидеть посланницу столичного тайфы, доверенного лица султана?!

Едва ли у султана вообще были доверенные лица (Рашед наверняка назвал бы и это ошибкой новичка), но возражать я не стала, потому что меня тоже переполняло негодование. Правда, не из-за брошенного на жаре Камаля — уж кто-кто, а бывалый кочевник и без магии мог о себе позаботиться! — а из-за того, что старейшина избрал ту же тактику, что и я: принялся тянуть время, не давая загнать себя в угол и заставить принять однозначное решение. А я тут из-за старого хитреца второй час упражнялась в изящной словесности, невероятными усилиями балансируя на той грани, когда гордая мать принца довольна, но в то же время не опасается, что ее драгоценного сына попытается заполучить какая-то городская девица без магии!

Данаб пролепетала что-то про угощение и тень для проводника посланницы, но царица уже не слушала. Ее тоже измучили бесконечные разговоры, и теперь она жаждала действия.

— Следуй за мной, — высокомерно велела Мансура мне и поднялась на ноги.

Я с тоской подумала, что так и не успела ни освежиться, ни отдохнуть с дороги, но спорить не рискнула. Разгневанная царица вылетела из шатра и устремилась к центру стойбища, ни разу не оглянувшись. Я поплелась следом, с печалью размышляя о том, что времени для оценки ситуации и спокойного принятия решения у меня, кажется, не будет.

Возможно, его и не бывает никогда. К сожалению, на этот счет я Рашеда не расспрашивала, равно как и о правильном построении беседы с высокопоставленными лицами, от которых нужно чего-то добиться, — а потому ко встрече со старейшиной оказалась совершенно не готова.

Давлета-бея именовали не иначе как «почтенный», и я ожидала увидеть седовласого старца с выводком внуков, с разинутыми ртами внимающих вековой мудрости пополам с волшебными сказками. Однако моему воображению следовало в первую очередь сделать поправку на арсанийские порядки, а уж потом отправляться в полет.

Магическому дару свойственно ослабевать с возрастом. Годы крадут и ловкость пальцев, и тонкий слух, и острое зрение — все, что необходимо для самых сложных и мощных заклинаний. Разумеется, старейшина арсанийцев должен был быть не только опытнейшим, но и сильнейшим магом в племени, а потому в самом большом шатре в сердце стойбища обнаружился крепкий мужчина с царской осанкой и тяжелым взглядом раскосых черных глаз. Лицо и голову покрывал самый яркий и самый длинный тагельмуст из всех, что мне доводилось видеть. Если где-то под ним и была седина, сейчас она определенно стала ярко-синей, как и незагорелая кожа под плотной тканью.

По обе стороны от старейшины сидели двое мужчин немногим старше Камаля, совершенно одинаковые на вид — и вдобавок в очень похожих джеллабах, словно кто-то шутки ради решил еще сильнее подчеркнуть и без того невероятное сходство. При виде близнецов Мансура, рвавшаяся вперед с яростью оскорбленной львицы, разом растеряла весь запал: похоже, это и были те самые братья-маги, которых царица хотела заполучить в мужья, и их присутствие в этом шатре не могло не настораживать.

— А вот и вы, — совершенно спокойно произнес Давлет-бей и сощурился с нескрываемым удовлетворением. — Я как раз послал Бахита привести вас обеих.

Никакого Бахита, естественно, мы по дороге не встречали, из чего я могла сделать один-единственный вывод: арсанийский старейшина был не меньшим лисом, чем Рашед, — разве что не в буквальном смысле.

Мне оставалось разве что надеяться, что я сумею удачно вписаться в эту взыскательную компанию.

— Бахит не слишком расторопен, — отозвалась царица Мансура, едва успев взять себя в руки, и высокомерно поморщилась. — Надеюсь, Аиза еще сумеет воспитать из него хорошего слугу.

Лица мужчин не выражали ничего: все трое принадлежали к благородному сословию, и принцип арсанийской сдержанности был для них отнюдь не пустым звуком. А вот я едва не поперхнулась смешком, когда царица умудрилась одной фразой показать, что бывшего супруга видит исключительно в рабском ошейнике, а меня — отнюдь не частью своей семьи, потому что иначе своих личных рабов у меня бы и не было: собственность жены перешла бы во владение к законному супругу, и за воспитание мужской прислуги отвечал бы уже он.

Помимо всего прочего, это означало, что Камаль не возвращается в племя женатым мужчиной. Но Давлет-бей не спешил вздыхать с облегчением, и я предпочла перехватить инициативу в разговоре.

— Думаю, воспитание слуг подождет, — ослепительно улыбнулась я и одарила старейшину глубоким поклоном. — Я привезла доброе слово своего господина и повелителя, благородного Рашеда-тайфы, и прошу принять этот свиток в знак уважения.

На схему двойного плетения Давлет-бей взглянул одобрительно, но без лишнего интереса: похоже, Бахит не стал таить сворованный меч, и подарок вышел не таким диковинным, как я надеялась, — а на помощь Камаля в зачаровании нового клинка рассчитывать уже не приходилось. Но это еще не значило, что я была готова отступить от намеченной цели.

— Мой господин, да продлятся его годы под этими небесами и всеми грядущими, отправил меня отыскать самых сильных и одаренных магов, что пожелали бы служить ему за щедрое вознаграждение, славу и новые знания, — вкрадчиво сообщила я и тут же добавила, несколько покривив душой: — Рашед-тайфа мудр и дальновиден, и, помимо наемников, ищет торговые пути и выгодные сделки. Кто, как не отважные арсанийцы Синей пустыни, лучше всего подойдет ему? Я уверена, что твое племя так велико и сильно, что и не заметит временного отсутствия нескольких магов!

Если начало моего выступления Давлет-бей слушал с нескрываемым скептицизмом, то последнее предложение всё-таки заставило его заинтересованно сощуриться.

— Значит, твоему господину все равно, насколько сильны будут маги в наемном отряде?