арабская пословица

Мне понадобилась не одна минута, чтобы осознать, что Рашед и Руа в обороте были совершенно другого оттенка, а эта шкура принадлежала скорее пустынному фенеку* — разве что огромному, как и все оборотни. Все это время я простояла столбом, прикипев взглядом к походной постели, и сам дозорный уже казался скорее польщенным, чем позабавленным.

Я скрестила руки на груди и сощурилась.

— Если добрый господин намерен удовольствоваться беседой.

Господин на поверку оказался весьма недобр и, сдавленно фыркнув в тагельмуст, молча отошел к своему верблюду. Полог шатра с тихим шелестом опустился прямо перед моим носом, скрывая чужой военный трофей. Я сжала кулаки, медленно досчитала до трех и все-таки вошла внутрь.

Ни к чему кочевнику или жителям оазиса знать, что так остро я отреагировала не на шелк и дорогую обстановку, а на одинокую шкуру на постели. Если в городских стенах оборотней просто не терпели, то в пустыне — сразу палили на поражение, потому как Свободные еще могли промышлять не только разбоем, но и скотоводством, и наемной работой, а вот у оборотней выбора не было. Трудновато разводить коз, если раз в месяц все племя разом выходит на охоту, не слишком-то разбирая, где свой, а где чужой. Я могла попасть под раздачу просто потому, что воспитывалась в городе, где надо мной не висела угроза голода из-за украденной козы, и, хоть я и понимала, почему оборотней терпеть не могут, все же не могла мысленно приравнять их к паразитам и поддерживать безоговорочное истребление. Не говоря уже о том, что произошло бы, если б кто-то в оазисе узнал, что я выполняю поручение одного из перевертышей. Или что он вообще есть в столице…

А ведь Рашед об этом наверняка уже подумал, просчитал все варианты, прикинул возможности… и все равно отпустил меня. Интересно, почему — так сильно хотел добиться моего доверия или имел неплохую подстраховку?

Я вспомнила непробиваемую физиономию тайфы и поняла, что верны, кажется, обе версии.

А шкура на ощупь оказалась жёсткой и теплой. Наверное, это было именно то, что нужно холодными ночами в пустыне, но я все равно гадливо отдернула пальцы и поспешила потратить часть воды из бурдюка на то, чтобы привести себя в порядок после дороги.

Смеркалось здесь моментально: когда я вошла в шатер, солнце ещё назойливо висело над горизонтом, и жара давила, будто пресс для отжима сока, — а теперь над пустыней воцарилась звёздная ночь, моментально выдувавшая остатки тепла к морю. Ксар озарился огнями: костерки во внутренних двориках отбрасывали пляшущие тени на саманные стены, плошки с жиром светились в узких окнах домов, а на окраине полыхал огромный костер в человеческий рост высотой — словно жители оазиса желали подольше сохранить дневной зной.

У большого огня сидели мужчины: женщинам надлежало держаться подальше от путников и чужаков. В их отсутствие благоверные творили священнодействие со сладким до невозможности чаем с густой белесой пеной и горьким настоем на кактусовом соке, и, разумеется, их дозорный никак не мог пропустить все веселье.

Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что развлекаться он намерен за мой счёт. Я предпочла устроиться возле хозяина ксара, благо он ничуть не возражал.

Его звали Вагиз, и его семья жила в оазисе Ваадан вот уже пять поколений, застав и временные шатры у глубинного источника, который выдавали лишь две изогнутые ветром пальмы, и расцвет города у колодцев, когда воды стало больше, и его разорение кочевниками, и новое возрождение. Его историю слушали с почтительным интересом, не рискуя перебивать, хотя уж здешние-то жители, должно быть, знали ее не хуже самого Вагиза; мужчины не снимали тагельмустов, но что-то в их лицах подсказывало, что они с нетерпением ждали, когда же глава договорит — и передаст слово чужачке.

Увы, я их жестоко разочаровала. У меня и у самой хватало вопросов.

— Я видела здесь огромную шкуру, — сказала я, когда глава ксара умолк, — и теряюсь в догадках, какому зверю она принадлежала.

"Благо уже знаю, какому зверю она принадлежит теперь", — мрачно подумала я, но благоразумно оставила это наблюдение при себе.

А жителям оазиса, что характерно, не понадобилось даже уточнять, где это "здесь" я успела полюбоваться на огромную шкуру. Только Камаль, занявший стратегически выгодное место возле меня и главы ксара, демонстративно приподнял одну бровь и отвернулся. Молча.

Кажется, простой разговор этого недоброго господина по-прежнему не устраивал.

Вагиз покосился на наемника с заметным удивлением, но все же ответил вместо него, понизив голос:

— Это был пустынный лис-перевертыш, ас-сайида Мади. Он приходил в оазис одну ночь из месяца, убивал наших коз и, не довольствуясь ими, пытался пробраться в мой дом, где спали жены и дочери. Никто не мог справиться с чудовищем, пока с караваном Свободного племени не пришел храбрый Камаль. Он сразил монстра и согласился хранить покой ксара ещё месяц, чтобы убедиться, что следом за зверем не придут другие.

Камаль едва заметно задрал подбородок, словно и не обратив внимания на намёк: храбрый-то храбрый, только вот полнолуние было вчера, шкура в его шатре по-прежнему одна — а уходить дорогой гость что-то не торопится. Похоже, Вагиз тоже рассчитывал, что я найму Камаля для защиты, но я не спешила радовать обоих опрометчивыми предложениями.

А оборотня стало откровенно жалко. Я видела всего одну причину, по которой он не побоялся прийти даже в охраняемый ксар, где уже как-то воровал коз и где его из месяца в месяц ждали с убийственными свитками и острыми мечами.

Интересно, одна из жен или дочерей? Кто из семьи Вагиза оказался истинной парой для покойного фенека?..

Впрочем, кажется, случайную путницу должно волновать вовсе не это.

— Прекрасная добыча, достойная храброго охотника, — недрогнувшим голосом похвалила я. — Не согласится ли уважаемый Камаль продать мне шкуру в память о доблести настоящих воинов пустыни?

Рашед, по крайней мере, сумеет организовать несчастному пристойные похороны — и будет куда осторожней со Свободными. Что-то подсказывало, что его опыт общения с кочевниками едва ли включал ночевку в шатре охотника на оборотней.

— Как я могу, прекрасная ас-сайида Мади? — вдруг отозвался Камаль, от которого я, признаться, уже не ожидала услышать ни слова. — Прими ее в подарок и вспоминай эту ночь. Шкура еще не раз пригодится в странствиях.

От этой возмутительной двусмысленности на мгновение замерли все — и Вагиз, явно пожалевший, что вынудил чужака уступить шатер женщине, и я, потому как принять подарок от кочевника означало признать, что я должна ему ответный, и он только что намекнул, какой именно.

Причем нужно ему было вовсе не то, о чем подумал глава ксара.

— Благодарю, щедрый Камаль, — мрачно буркнула я. — Она будет согревать меня этой ночью.

После чего я эту ночь уж точно не забуду.

Прим. авт.:

Фенек — пустынная лисица с очаровательными большими ушами.

Камаль пропустил мимо ушей и этот намек, одарив меня почтительным поклоном, и все-таки отвернулся, чтобы отпить кактусовую настойку, а потом и вовсе встал и отошёл к своему верблюду. Я осталась сидеть у костра, честно расплачиваясь за ночлег последними новостями и сплетнями из столицы.

Но отчего-то совсем не удивилась, когда, уже распрощавшись с гостеприимными хозяевами, обнаружила Камаля у шатра.

Кочевник восседал прямо на песке и дымил маленьким походным кальяном — с таким невозмутимым видом, словно планировал прождать меня до утра, не шелохнувшись, если понадобится. Я принюхалась к дыму и поспешно встала с наветренной стороны. Камаль проводил движение глазами и вынул трубку из-под тагельмуста — правда, только ради того, чтобы выдохнуть сквозь ткань сладко пахнущую струю.

— Ты не доберешься до гор, ас-сайида Мади, — констатировал он, так тщательно перемешивая уважительные интонации с насмешливыми, что меня начало неотступно преследовать ощущение, что я где-то это уже слышала. — Кое-чего любезный господин Вагиз тебе не расскажет, потому что перед грядущей бурей ему не нужны лишние рты в оазисе. Засуха и без того жестока, а вода в колодцах не бесконечна.