— Спасибо вам, — он спрятал мешочек в карман брюк; пистолет туда не влезал — придётся прикопать в бараке до побега… — Спасибо за всё. Теперь… Миннона, я должен сказать что-то важное и прошу передать это другим пленницам, кому сочтёте нужным. Только храните в секрете от местных!

— Я слушаю. — Орсо понял, что она прижалась лицом к забору.

— Завтра ночью мы бежим из лагеря. Когда освободимся, придём в деревню и заберём вас. Может быть, не стоит предупреждать всех, чтобы раньше времени не узнали солдаты, но если среди вас есть те, кому вы доверяете…

— Есть. Я поняла. Помоги вам Творец, мы будем готовы! — Она отпрянула от забора, и в дырку меж досками вдруг просунулась её узкая ладонь. — Дайте мне вашу руку!

— Я… да, конечно… — смущённый Орсо робко коснулся её пальцев.

— Нет, не так! Дайте! — девушка схватила его ладонь и сильно сжала. — Вот так. Теперь мне спокойно. Я верю, что всё удастся.

Орсо порадовался, что в темноте и через забор не видно, как он залился краской от от шеи до макушки…

— И ещё одно… — На этот раз, диво дивное, Миннона, кажется, сама была в смущении! — Во всей этой кутерьме я… я забыла спросить ваше имя.

— Меня зовут Орсо. И я болван — забыл сразу представиться даме…

— На войне как на войне, — утешила Минонна. — Мне пора, как бы не вышли солдаты. Храни вас Творец, берегите себя и скажите всем нашим: мы всё время думаем о вас. Вы наша защита.

Девичья рука исчезла в дыре, и едва заметный шорох одежды сказал Орсо, что Миннона отошла. Голова у него шла кругом; он сел прямо на землю, прислонясь спиной к занозистому забору и думать забыв о том, что его может увидеть часовой. Ну и ночка! Тяжесть пистолета в одной руке, ощущение тонких женских пальцев — в другой… а голова нужна ясная, думать-то кто будет? Творец?

И всё же в таком состоянии возвращаться нельзя, надо отдышаться, иначе Родольфо замучает расспросами, а что ему расскажешь?..

Уже после полуночи, когда в очередной раз сменились караулы и определённо похолодало, Орсо пробрался назад в барак, но уснуть не удалось. Стоило задремать — и вспоминалась то белая рука Минноны (он ещё тогда, на лестнице, понял, какая она сильная), то звук её дыхания совсем близко, то тревожные глаза там, в темноте чёрного хода… Определённо, спать придётся днём!

Историю своего знакомства с Минноной Орсо рассказывать приятелю не стал и даже имени девушки не упомянул. Объяснил только, что она передала ему оружие, а он рассказал о готовящемся побеге. Родольфо засомневался:

— Стоило ли? Женщины ведь… разболтают…

— Если хотят жить — не разболтают! Потом, эта девушка обещала говорить только с теми, кому можно доверять.

— Будем надеяться, — по своему обыкновению Родольфо сомневался во всём…

Утром действительно полил дождь, и обитатели бараков столкнулись с новым испытанием: крыши отставных сараев давно прохудились, и потоки воды сверху заливали соломенную подстилку. Пришлось собирать с пола солому и прятать в те углы бараков, где не очень лило. Орсо оставил замысел отоспаться днём и к полудню, определённому весьма приблизительно, уже ждал командиров своей новой армии там же, где вчера, на пригорке недалеко от дровяного сарая. Они пришли — по одному, по двое, подходили как бы невзначай — переброситься парой слов, посетовать на погоду и свою будущую грустную судьбу. Сражаться не отказался никто; даже слабые здоровьем рвались в бой и были готовы скорее умереть по дороге или в битве по ту сторону хребта, чем быть предоставленными сами себе. Выслушав доклады и пересчитав в уме своё войско, Орсо приказал сформировать восемнадцать рот и объединить их в два батальона; один он подчинил вчерашнему своему знакомому — рабочему по имени Марко Филиппи, а другой — сержанту пограничников по фамилии Нелло. Были распределены роли в предстоящем штурме лагеря; по замыслу Орсо в одном из бараков после отбоя нужно устроить пожар. Охрана выведет оттуда людей, вооружит их подручным инструментом и вёдрами и прикажет тушить. В остальных бараках поднимется паника, кто-то из солдат непременно заглянет туда навести порядок, таким образом, часть людей будет снаружи и готова напасть на часовых, а часть должна будет схватить тех, кто войдёт к ним — солдаты ходят по двое, по трое, не больше. Местом поджога Орсо выбрал свой, второй барак, поэтому в нём так важно было сохранить достаточно сухой соломы.

Помочь с поджогом вызвался Фабио, один из деревенских возчиков, — он умел разводить огонь без лупы и солнца. Для этого важного дела из мусора, валявшегося у дровяного сарая, были со всеми предосторожностями выкрадены несколько длинных сухих щепок, и всё утро Фабио осторожно полировал их краешком монокля, одолженного у адвоката из третьего барака. Палочки должны быть гладкими! Фабио оторвал кант от рукава своей рубах, распустил его на нитки и и соорудил что-то вроде лучковой пилы; пока солдаты не наблюдали за тем, что происходил в бараке, он испытал своё приспособление и убедился, что из-под вращающейся палочки через десять минут упорной работы появился дымок. Пока этого достаточно — получать открытый огонь сейчас нельзя!

День прошёл в нервном ожидании; дождь прекратился часа за два до заката, но успел так промочить землю, что даже вытоптанный лагерный двор раскис и превратился в грязь. Ужин для заключённых состоял на сей раз из кусков вчерашнего хлеба и ломтиков сухой, как подошва, говядины; жидкую похлёбку, которой потчевали по вечерам, сегодня почему-то не варили.

Солнце показалось из чернильных туч уже перед самым закатом, и Орсо счёл это счастливым знаком. Сейчас или никогда! Сдерживая бешеное волнение, он ушёл к себе в барак, вынул из тайника пистолет, проверил, что заряжен весь барабан, и спрятал оружие за пазуху — сейчас много ходить уже не потребуется и нет опасности его случайно выронить. Охрана спустила флаг, начался вечерний развод караулов, и Орсо дал сигнал Фабио: возчик пристроился на сухом месте в углу барака и начал понемногу крутить своё примитивное огниво, а десяток других заключённых встали вокруг, чтобы закрыть огонь от взглядов охраны. Пламя не должны увидеть раньше времени!

Родольфо и ещё несколько самых сильных и ловких (а главное, здоровых) бойцов спрятались по обе стороны двери, чтобы солдаты не потащили их тушить пожар. Матрос Аполлинаро принёс пучок идеально сухой соломы; остальная подстилка, способная гореть, уже была разложена в таких местах, чтобы пожар сложнее было потушить. Как это правильно сделать, объяснили рабочие-докеры — их обучали работе пожарных, потому что в цехах, где им доводилось работать, было полно горючих материалов. Орсо не раз предупредил всех, что многое может пойти не по плану по самым разным причинам, и тогда спасение только в одном: атака, атака, несмотря ни на что! Пусть стреляют, пусть даже кто-то погибнет, но отступать — смерть для всех: за попытку побега пленных расстреляют.

Караульные разошлись по своим постам, сменившиеся с вахты охранники, смеясь и переговариваясь, повалили на ужин. Орсо понимал, что слишком долгое ожидание вымотает бойцов, и лишнего тянуть не следует. Темнее, видимо, уже не будет — тучи опять закрыли небо. Пора!

— Фабио, поджигайте, как только будете готовы!

— Есть, командир, сделаем! — отозвался Фабио, всё быстрее и быстрее вращая палочку. Дело это, на первый взгляд нетрудное, отнимало много сил именно потому, что нельзя было останавливаться ни на мгновение. Днём Орсо нарочно проследил, сколько времени потребовалось, чтобы заставить соломенную труху задымиться, и помнил, что всё это происходит не быстро. Со своего места у входа в барак он слышал тяжёлое дыхание Фабио — нет, этот не остановится, хотя бы пришлось трудиться до утра!

— Готово! Горит! — раздался вдруг приглушённый вскрик.

— Теснее, встаньте теснее! — скомандовал кто-то из новоназначенных офицеров (Орсо ещё не всех помнил по именам и по голосу). — Поджигайте пучки… вот так, одновременно! Не поднимайте высоко, держите у земли… Отлично! Есть ещё? Давай сюда! Семь, восемь, девять… Достаточно! Бросайте!