— Провалитесь вы в бездну, — буркнул капитан. — Как я без вас вернусь, с ума вы, что ли, сошли?.. Олухи. Болваны. Кретины! Оставить вас на милость этого сопляка?! Да никогда! Да чтобы он… да я… да вы… — Он помолчал, не в силах выразить словами обуревавшие его чувства. Потом сунул саблю в ножны. — Конто! Подготовить приказ на размещение отряда, ротным — расставить караулы! И разыщите мне квартиру в городе, я не собака, чтобы бегать к ним в штаб на совещания с этого пустыря.

Поставив локти на стол, Орсо бездумно рассматривал карту. Потёртая на сгибах, местами прорванная слишком острыми карандашами, украшенная с одного угла каким-то подозрительными пятнами, бедняжка, вся истрепалась… Сейчас он ощущал себя в точности как эта карта. А ведь всего месяц прошёл с начала всего этого безумия, с той ночи, когда две тысячи оборванцев бежали из лагеря Бенедита-Сомбра-Собреда-де-Чего-то-там. С тех пор как он принял окончательное решение повернуть мир в более правильное положение…

Война в Джеризу обещала быть совсем не такой, как в Кобалье. Вот она, Кобалья, на карте — почти равнобедренный треугольник, острым концом обращённый к югу. В этом остром конце — Каррело, а почти строго на север — Кобальская гавань. Джеризу очертаниями на карте напоминала башмачок: «носок» смотрит на юго-запад, в сторону Айсизи, «каблучок» повёрнут к столице Андзолы, а почти посередине, там, где у башмачка бывает пряжка, протянулась с юга на север Поэна, мечта поэтов всего континента, река-кормилица, серебряное диво, древний Путь благовоний… Однажды, в то зимнее путешествие, Поэна уже спасла их с Зандаром, надёжно отделив от погони: они успели на последний паром до Джеризу, а преследователи — нет. Теперь перейти Поэну значит объявить войну своим собственным заговорщикам, засевшим где-то в столице. А какие силы их там поддерживают — кто знает! Впрочем… есть один человек, который о политических делах в стране знает всё и почти наверняка… вот только разыскать бы его…

Но что делать в Джеризу? Кобалья была отрезана от остальной страны, договариваться о взаимодействии пришлось лишь с одним андзольским гарнизоном, и то договориться толком не удалось. А здесь айсизцам всё же оказывают сопротивление, и, хотя многие гарнизоны были не готовы к стремительно начавшейся войне, но дерутся отчаянно, наступление противника замедлилось… Понять бы ещё, кто из командующих здешними силами связан с заговором! А быть может, и никто — сами заговорщики, как видно из саттинских событий, в сражениях стараются не участвовать, сделали подлость — и устранились, разгребают пусть… как там говорил «брат» Мауро? Чернь? Вот к этой черни и надо идти, больше не к кому. А честные, храбрые офицеры вроде капитана Ласкари в это время будут пытаться его арестовать и предать военно-полевому суду. Отличная перспектива, все в восторге.

Эх, сын Творца, разве у тебя нет под рукой какого-нибудь чудесного выхода? Или хотя бы редкой удачи, которая для тебя не так уж редка… Орсо поднялся из-за стола, прошёлся по штабной палатке. Конечно, есть. Это поможет, вывернет ситуацию наизнанку, полетят виноватые головы, засияет свет новой эпохи, всё такое… Вот только его, Орсо Травенари, мальчишку из предместий столицы, намного раньше этого прекрасного времени попросту убьют. Не потому, что «такова жизнь», не по законам войны, а потому что как выразительное знамя борьбы он будет нужен, а как живой человек со своими интересами — нет. И кто именно станет его убивать — свои, чужие, пришельцы, — совершенно неважно, итог один. Ему будет всё равно. Разве что свои не постесняются поставить памятник с патетической эпитафией и благодарностями. А вот убивать свои будут, пожалуй, даже более жестоко, чем враги. Нет более сильной ненависти, чем ненависть того, кто тебе обязан.

Орсо порадовался, что ему дали подумать хоть немного в одиночестве. В последнее время остаться одному хоть на полчаса удавалось редко — тяжела доля командующего, не обросшего толпой дармоедов-адъютантов… Да и друзей не выставишь за порог, если Родольфо пришёл поделиться планами, Миннона — поболтать, Марко — посоветоваться, Будай — убедиться, что господин не решил удрать один к бесам от всего этого. Нет, дорогие, я не удеру. Взялся — тяни, убьют — умри, но война Ады должна быть выиграна. Даже если ни его, ни Ады ко времени победы не останется на этом свете.

Надо было идти делать дело: позвать вестового, назначить штабное совещание, изложить план, выслушать бурные возражения и бешеные восторги, дать всем пошуметь и согласиться, потому что другого плана ни у кого нет. Но так хочется ещё хоть пять минут, ну хоть минутку побыть самим собой. Не командующим, не сыном Творца, не символом, не знаменем — собой. В последний раз он был собой наедине с Илли, а перед этим — только с Адой. Он сел на складной табурет, закрыл лицо ладонями, отгораживаясь от всего внешнего. Расстрел — это, наверно, больно, но довольно быстро. Задохнуться — намного хуже, как попробовал тогда, после убийства «брата» Родджио — навсегда запомнил… До сих пор иногда возвращается ощущение удушья и что-то болит внутри, за грудиной, без всяких причин…

Ладно, хватит себя жалеть! Разнылся, полководец… Орсо пружинисто вскочил на ноги, рванул полог шатра — часовой у входа аж подпрыгнул от неожиданности.

— Полидоро!

Вестовой выбежал откуда-то со стороны кухни, на ходу вытирая губы рукавом. Прикормился у поварихи, кот корчёмный…

— На два часа назначаю штабное совещание, присутствуют все командиры батальонов, полков и отдельных эскадронов. Писарей не нужно, а карту замени, эта вся продралась.

— Есть! — Полидоро умчался. Орсо натянул куртку, надел перевязь со шпагой, проверил, на месте ли любимый пистолетик. Вид надо иметь бодрый и деловой — штаб мгновенно заражается настроением командующего!

Предсказать реакцию офицеров было нетрудно — знал он их всех уже как облупленных…

— Вот так их! — искренне довольный Родольфо. Он, как всегда, видит только меньшую часть проблемы. — Сразу снимает все вопросы, а кто не с нами — тот изменник и предатель!

— Это очень опасно, — рассудительная Миннона.

— Так нельзя! — суровый Марко. — Приносить вас в жертву? Хуже не придумаешь! Нужен другой путь.

— А мы не позволим никаких жертв! — решительный Нелло. — Если всё сделать быстро, противник не успеет ничем ответить!

— Может сработать, но… что если принц Джакомо получит поддержку иностранных держав? — осторожный Микелино. — Тогда мы просто не успеем…

— Риск есть, — Орсо поднялся из-за стола, чтобы видеть всех офицеров. — Но без этого шага риск ещё больше! Мы не знаем сейчас, чем занят принц, может ли он действовать свободно… А ждать больше нельзя — осадив столицу, Рамон нам блокирует все инициативы. Нам нужна поддержка всей нашей армии, без исключения. А кто на словах будет согласен, а на деле начнёт хитрить — тот враг.

Марко коснулся его руки, привлекая внимание:

— Не спешите, командир. Если есть другие способы, нужно использовать их, на это у нас время есть.

— Другие способы ещё менее надёжны, — вздохнул Орсо. — Если бы можно было рассчитывать на поддержку всего населения, тогда мы просто сделали бы революцию. Но сейчас, когда страна разделена на части наступающим противником, нам такую силу не собрать. И всё равно ведь нужна фигура, олицетворяющая революцию. Как Гонсалес в Айсизи, когда у них всё началось. Без Гонсалеса как знамени все эти неорганизованные бунты кончились бы ничем, вы ведь не хуже меня знаете…

— Командир, но… я не знаю… Я не могу. Вас убьют. — Марко покачал головой. — Разве так можно? Во что выродится наша борьба, если мы будем отдавать судьбе своих товарищей?

— Я не смогу вас переубедить, друг мой, — тихо сказал Орсо, наклоняясь к нему. Остальные шумно обсуждали, как будет работать новый замечательный план командующего, и всё равно бы ничего не заметили. — Но мы потом с вами поговорим, и я расскажу, что нужно будет сделать, чтобы не доиграться до катастрофы. Вы согласны?