— Это… это были… вы?! — не веря себе, пробормотал он.

А потом, чувствуя, что ещё одно потрясение окончательно обессилело его, вновь уткнулся виском в плечо учителя.

И лишь затем сообразил, что по-прежнему лежит на руках Эрана, словно перенервничавшая девица. Но сил не осталось, даже чтобы попытаться встать на ноги и вернуть себе хоть каплю безвозвратно потерянного достоинства.

— Я уже говорил: жизнь и смерть — всего лишь две стороны одного целого. Но все вопросы потом, — с этими словами целитель провёл рукой над почти потерявшем сознание мальчишкой. — Подвинься.

Эран усмехнулся, убрав часть своего зелёного пламени. И почти тотчас Наэри окутало золото.

Он глубоко вздохнул, с облегчением чувствуя, как отступает прочь засевший даже в костях холод. И лишь теперь позволил себе закрыть глаза. Слабость всё ещё была огромной. Но и она постепенно уходила, вытекала из тела, словно выдавливаемая прочь идущим от ладони Кеарана жаром.

— Теперь я понял, почему те тени напали на племянников, — борясь с навалившейся вдруг сонливостью, медленно проговорил Наэри. — Они просто хотели согреться. Это такая чудовищная жажда…

Вспомнил то короткое, но невыносимо жуткое ощущение ледяного одиночества, страха, мучительного желания отнять хоть крупицу тепла у кого-то другого.

И, невольно передёрнувшись, встрепенулся, заставляя себя проснуться. Заморгал, изо всех сил пытаясь не уплывать в то ласковое тепло, что сейчас окутывало его, прогоняя последние капли смертного холода.

— Жаль, что тебе пришлось понять это так, — качнул головой эльф. — Но я рад, что всё закончилось. Я уже говорил, что горжусь тобой, мальчик?

Наэри сначала механически кивнул. А потом вспомнил, когда — и по какому поводу — Эран говорил это. И сердце рухнуло куда-то в болезненно сжавшийся желудок. На лицо словно плеснули кипятком — так жарко стало щекам и ушам.

Сглотнув, он поспешно отвернулся. Но на глаза тут же попался по прежнему сидящий на полу и, кажется, совсем утративший разум некромант. И мучительный стыд сменился тошнотой.

Не в силах смотреть ни на кого, Наэри с силой зажмурился.

И в красках представил, что подумает отец, когда увидит его с мокрыми штанами. Что подумает Гайр, Лерон, другие целители… Желание исчезнуть навалилось с новой силой. Трусливое, слабовольное желание: отменить случившийся позор, как Кеаран отменил его смерть, выпросить у своих спасителей ещё одно чудо — чтобы, хотя бы, скрыть свидетельства своего унижения.

Наэри почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Уже не страха — отвращения к себе. И, мысленно стиснув в кулаке трусливую надежду, что он хотя бы успеет переодеться, прежде чем предстать перед глазами родных, молча поклялся: что бы ни случилось. Что бы ни сказали те, кто увидят его в таком виде. Он не позволит себе унизиться ещё больше оправданиями.

Избежать унижения тогда он, полностью подчинённый воле некроманта, не мог. Но, как он выдержит позор теперь, зависит лишь от него.

Он постарается сохранить хотя бы те остатки достоинства, которые остались.

— Я помню, мастер, — с трудом протолкнув сквозь глотку застрявший в горле комок, как мог спокойно произнёс он. И почти заставил себя открыть глаза. — Спасибо.

Эран снова едва заметно улыбнулся и прошептал парню на ухо:

— В невозможности управлять своим телом нет повода для стыда. А других ты не найдёшь, как не старайся. Впрочем, это не отменяет того, что тебе предстоит многому и очень усердно учиться.

Наэри устало прикрыл глаза. Почему-то теперь, когда холод и выматывающая слабость постепенно проходили, на смену им приходила просто нечеловеческая усталость. Он тяжело вздохнул, признавая правоту Эрана.

— Знаю… — улыбка, он и сам чувствовал, получилась виноватая. — Я… наворотил ошибок. Нельзя было забывать, что Башня под атакой. И…

Он заколебался. Память о том, какую глупость он не совершил лишь чудом, обожгла таким острым страхом, что на миг даже наваливающаяся сонливость опасливо отступила в сторону.

Он невольно передёрнулся.

— Дурак… Я пытался призвать лук. Что бы я с ним делал, парализованный… Как хорошо, что не удалось.

— Сейчас это единственное, что ты умеешь, — качнул головой маг. — Но об этом мы поговорим позже.

Наэри только вздохнул. Лишь теперь до него окончательно дошло, насколько невероятное чудо совершили для него Эран и целитель Кеаран, который, кажется, одновременно оказался воплощением Смерти.

Окинул взглядом сразу обоих — и учителя, и его брата — и благодарно улыбнулся.

— Спасибо, что пришли на помощь…

А потом, не в силах больше бороться с окутывающим его мягким теплом и всеобъемлющей слабостью, закрыл глаза и провалился в уютную, безболезненную темноту.

И этот сон словно послужил сигналом выпрямившемуся целителю.

— Может просто пойти придушить этого придурка? — ворчливо буркнул Кеаран. — Он ему всю душу чуть в клочья не изорвал. Боюсь представить, что он с остальными творил…

— После твоего-то проклятья? — Эльф усмехнулся. — Поди придуши.

— Руки марать… Кстати…

Целитель подошёл к бывшему мастеру трупных кукол.

— Кто показал тебе серую вуаль?

Тот шарахнулся так, словно перед ним вновь была смерть во плоти.

— Н-н-не с-скажу… — запинаясь, пробормотал он. И в голосе звучал не только страх, но и лютая, безумная ненависть. Умел бы убивать взглядом — уже убил бы.

А некромант задумался над чем-то и вдруг заискивающе улыбнулся.

— И заставить не сможете, мой учитель позаботился о том, чтобы защитить моё сознание! Освободите меня от проклятия — и тогда я согласен ответить на ваши вопросы.

Целитель усмехнулся.

— Знаешь, как такие, как твой учитель, защищают? Смертным проклятьем. Как думаешь, чьё сильнее?

На лице некроманта отразился ужас. Похоже, сомнений в том, кто сильнее, он не испытывал.

Как и в том, что тот, кто снабдил его знаниями из запретных областей некромантии, действительно наложил на него проклятье. И, судя по всему, он прекрасно понял, что с ним будет, если оно сработает теперь, когда он проклят ещё и Хозяином Серых Палат.

— Понятливый — это хорошо, — целитель снова усмехнулся. — Подумай пока: от проклятья твоего «учителя» я тебя, пожалуй, избавлю, коли надумаешь. А всё остальное… Получишь, что заслужил. Времени подумать тебе до следующего заката. И молись богам, что б тебя другим способом не прибили к тому времени. Благо есть за что, да и кому тоже.

Тот лишь злобно смотрел на Кеарана, но вновь дерзить не осмеливался. Да на словах о «ком-то», кому есть, за что прибить, в глазах мелькнуло какое-то опасливое понимание пополам со злорадством. Судя по всему, если в чём-то он и раскаивался, то ли в том, что был недостаточно осторожен и силён, чтобы подчинить себе «Хозяина Серых Палат».

Целитель покачал головой и отвернулся. Исправлять таких — не его работа.

— Излом чувствуешь? — державший ученика на руках эльф времени без дела, похоже, не терял, «присматриваясь» к убежищу некроманта.

— Слабый, — отозвался целитель. — Думаешь, переход?

— А ты здесь трупы от этих осколков, — кивок на серое марево рядом, — видишь?

— Логично… Но тогда нам понадобится «официальная власть».

— Сейчас организую, — усмехнулся эльф. — Заодно устрою парня поудобнее.

— Пусть дадут ему горячий шоколад как проснётся.

— Передам, — кивнул эльф, шагая в туманную дымку портала. Потом, словно о чём-то вспомнив, остановился. — Слушай, у меня руки заняты, а парень и так натерпелся…

Целитель хмыкнул и, щёлкнув пальцами, ликвидировал все следы «позора» братового ученика. Эльф кивнул, а миг спустя шагнул в дверь лазарета.

***

Когда Кеаран исчез — просто вскинул голову, словно прислушиваясь к чему-то, и миг спустя растворился в воздухе — Гайр как раз в четвёртый раз проверял защиту Башни с помощью артефакта контроля, а Наилир отдавал распоряжения остаткам заметно поредевшего гарнизона. Той его части, которой повезло находиться на верхних этажах Башни или отсыпаться после ночного караула. Лишь их, вкушающих заслуженный отдых, призванное неведомым некромантом чёрное пламя не посчитало в качестве боевой силы. Они остались спокойно спать, в то время как остальные, погружённые насильно в колдовское забытье, были оторваны от своих тел. Но чего враг не учёл, так это силы воли людей, несущих службу в приграничной Крепости и в любой момент готовых встретить натиск врага. Лишённые тел, воины Третьей Башни даже не осознали своего состояния и привычно выступили против нападающих — столь же бесплотных, как и они сами.